Что за Лев Николаевич, я понял не сразу, но потом догадался:
– К какому Льву Николаевичу? Толстому, что ли?
– Да, к графу Льву Николаевичу Толстому, – поправил меня крестьянин. – Надежде всей земли Русской!
– Ясно, значит эта дорога на Тулу? – уточнил я, имея в виду расположение Ясной Поляны.
– Все дороги на Руси ведут в Ясную Поляну, – подтвердил странный мальчик. Говорил он каким-то, как я уже заметил, ломким, затухающим голосом и вдруг начал оседать на дорогу. Это выглядело совсем уже странно, и я сначала подумал, что он просто пьян.
Но слишком он был юн, да и пока я его не догнал, шел не качаясь.
«Наверное, толстовец», – подумал я, вспомнив, какой популярностью пользовался великий граф у своих современников во всем мире.
Я соскочил со своего фаэтона, подошел к нему и помог подняться на ноги. «Толстовец», когда я разглядел его вблизи, оказался худеньким юношей с окоченевшим, заострившимся лицом. Глаза его были полузакрыты, и когда удалось поставить его на ноги, он посмотрел на меня едва ли не со смертельной мукой.
«Только этого мне не доставало», – подумал я и подтащил его к повозке.
– Я ничего, я пойду, мне нужно идти, – бормотал парнишка, обвисая у меня на руках.
Пришлось забросить его на сидение, как мешок с картошкой. Оставлять его на дороге было нельзя, он бы неминуемо замерз. Молодого человека била крупная дрожь, и он находился в полуобморочном состоянии. Самым правильным было бы дать ему выпить стакан водки, но, увы, мои похитители о водке, как и о теплом платье не позаботились.
Я пристроил парнишку на сидении так, чтобы он не вывалился по дороге, уселся на свое место и подстегнул кобылок. Они, пока мы стояли на месте, начали покрываться инеем и без понуканий пошли коротким галопом.
– Ты говорить-то можешь? – поинтересовался я у своего нежданного попутчика.
– Могу… – проблеял он дрожащим голосом.
– Откуда ты взялся?
– Из Херсонской губернии.
– Откуда? – удивленно переспросил я. – И что, так всю дорогу и идешь пешком?!
– Нет, только от Москвы…
– Деньги-то у тебя есть? – после долгого молчания задал я животрепещущий для меня вопрос.
– Есть немного, маменька заставила взять в дорогу.
– Молодец твоя маменька, – похвалил я предусмотрительную родительницу.
– Лев Николаевич считает деньги грехом, – не согласился парнишка.
– Ну, если только что Лев Николаевич… – машинально сказал я, заметив, что мы подъезжаем к развилке дороги. Нужно было выбирать, куда ехать дальше.
– Так ты точно не знаешь, где находится Тула?
– Не знаю, мне в Москве посоветовали о дороге спрашивать у встречных, – стуча зубами от холода, ответил юнец.
Выбор у меня был небольшой, один из двух вариантов, и я направил лошадей по левой дорожке, она мне показалось немного шире и лучше раскатана, чем правая. Морозец, между тем, все крепчал, и непротивленец совсем скис, да и меня уже пробирало до костей. Наконец впереди показалось какое-то селение, запахло печным дымом, и лошади прибавили шага.
– Денег у тебя сколько? – опять вернулся я к грешной теме. – Заплатить за постоялый двор хватит?
– Сто рублей, только они в армяк зашиты, – полусонно пробормотал малец. – Я хотел так дойти, Христа ради…
– «Так» только на тот свет можно добраться, да и то не всегда, – нравоучительно сказал я.
Мы уже въезжали в какое-то село. Несмотря на довольно раннее время, избы были темны. Ничего похожего на постоялый двор я не заметил. Ломиться к спящим людям было неудобно, а спросить было не у кого. Проехав дворов двадцать, я наобум остановился у какой-то избы и, оставив толстовца ждать, забарабанил кулаком в ворота. Во дворе затявкала собака, ее лай тотчас подхватили другие псы в соседних подворьях. Минут через пять в темном окне мелькнул свет лучины, скрипнула дверь, и старческий голос спросил:
– Кого Бог несет?
– Проезжие, – ответил я, стараясь сделать голос приятным, – ищем, где переночевать.
– А хоть у нас ночуй, коли за постой заплатишь, – сказал невидимый хозяин, прерывая приглашение смачным зевком. – Сами-то кто будете?
– Так, едем по своим делам, – неопределенно ответил я.
Старик исчез, потом вернулся одетым и открыл ворота. Мы въехали на подворье и, оставив лошадей на попеченье вышедшего вслед за стариком молодого мужика, пошли в слабо освещенную избу. Легковесного толстовца, чтобы он не упал, я придерживал за кушак. В сенях в нос ударила теплая дурманящая деревенская, избяная вонь. Пахло кислым хлебом, скотом и бедностью. Толстовец тут же бессильно опустился на лавку, заваленную каким-то тряпьем, а я остался стоять, поджидая замешкавшегося в сенях хозяина.
– Рано нынче мороз ударил, – сказал старик, появляясь в дверях вместе с клубами пара. – Я такого и не припомню, поди, замерзли?
– Есть маленько, – ответил я. – Парнишка вот совсем закоченел.
– Пусть на печь лезет, там отогреется.
– Раздевайся, – сказал я парнишке, – и лезь на печь, грейся.
Толстовец негнущимися пальцами долго возился с застежками армяка, наконец, расстегнул его, сбросил прямо на пол и неловко забрался на широкую лежанку печи.
– Сами-то из каких будете? – между тем поинтересовался у меня старик. – Наши, православные? А может, какие другие?
Я вспомнил, что, войдя в горницу, не перекрестился, но откуда старик мог это узнать, было непонятно, его тогда в избе еще не было.
– Из лекарей, – проигнорировав вопрос о вероисповедании, ответил я.
– Что же, это дело хорошее, – похвалил старик. – Людям подмога.
Говорить больше было не о чем, и я присел на лавку под образами. Изба, слабо освещенная двумя трещащими смоляными лучинами и огоньком лампадки, была темна.
– До города далеко ли? – спросил я после пятиминутного молчания, которое старик заполнил кряхтением и каким-то невнятным, себе под нос, бормотанием. – Недалече. До Михнева почитай поближе, а до Серпухова подоле.
Я представил себе карту Подмосковья и определил наше местоположение между Каширским и Варшавским шоссе, где-нибудь на уровне нынешнего города Чехова, бывшей Лопастни. В это время в избу ввалился молодой мужик, занимавшийся моими лошадьми.
– А хороши у тебя кобылки, добрый человек, – сказал он, повернув ко мне невидимое в полутьме лицо. – Где покупал, поди, с завода?
– Не знаю, они не мои, одолжил на время у знакомых.
– Вот я и думаю… – почему-то произнес молодой мужик. – А кобылки-то знатные, не уступишь? Я б за ценой не постоял.
Судя по состоянию избы, хозяевам была не по карману не то, что заводская лошадь, но и водовозная кляча. Однако я не стал развивать эту тему и интересоваться, какую цену мне могут предложить, а просто отказался:
– Лошади не мои, не продажные.
– А зря не хочешь продать, я б хорошую цену дал, так бы и взял с кипажем, – не удовлетворившись моими доводами, продолжил уговаривать мужик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– К какому Льву Николаевичу? Толстому, что ли?
– Да, к графу Льву Николаевичу Толстому, – поправил меня крестьянин. – Надежде всей земли Русской!
– Ясно, значит эта дорога на Тулу? – уточнил я, имея в виду расположение Ясной Поляны.
– Все дороги на Руси ведут в Ясную Поляну, – подтвердил странный мальчик. Говорил он каким-то, как я уже заметил, ломким, затухающим голосом и вдруг начал оседать на дорогу. Это выглядело совсем уже странно, и я сначала подумал, что он просто пьян.
Но слишком он был юн, да и пока я его не догнал, шел не качаясь.
«Наверное, толстовец», – подумал я, вспомнив, какой популярностью пользовался великий граф у своих современников во всем мире.
Я соскочил со своего фаэтона, подошел к нему и помог подняться на ноги. «Толстовец», когда я разглядел его вблизи, оказался худеньким юношей с окоченевшим, заострившимся лицом. Глаза его были полузакрыты, и когда удалось поставить его на ноги, он посмотрел на меня едва ли не со смертельной мукой.
«Только этого мне не доставало», – подумал я и подтащил его к повозке.
– Я ничего, я пойду, мне нужно идти, – бормотал парнишка, обвисая у меня на руках.
Пришлось забросить его на сидение, как мешок с картошкой. Оставлять его на дороге было нельзя, он бы неминуемо замерз. Молодого человека била крупная дрожь, и он находился в полуобморочном состоянии. Самым правильным было бы дать ему выпить стакан водки, но, увы, мои похитители о водке, как и о теплом платье не позаботились.
Я пристроил парнишку на сидении так, чтобы он не вывалился по дороге, уселся на свое место и подстегнул кобылок. Они, пока мы стояли на месте, начали покрываться инеем и без понуканий пошли коротким галопом.
– Ты говорить-то можешь? – поинтересовался я у своего нежданного попутчика.
– Могу… – проблеял он дрожащим голосом.
– Откуда ты взялся?
– Из Херсонской губернии.
– Откуда? – удивленно переспросил я. – И что, так всю дорогу и идешь пешком?!
– Нет, только от Москвы…
– Деньги-то у тебя есть? – после долгого молчания задал я животрепещущий для меня вопрос.
– Есть немного, маменька заставила взять в дорогу.
– Молодец твоя маменька, – похвалил я предусмотрительную родительницу.
– Лев Николаевич считает деньги грехом, – не согласился парнишка.
– Ну, если только что Лев Николаевич… – машинально сказал я, заметив, что мы подъезжаем к развилке дороги. Нужно было выбирать, куда ехать дальше.
– Так ты точно не знаешь, где находится Тула?
– Не знаю, мне в Москве посоветовали о дороге спрашивать у встречных, – стуча зубами от холода, ответил юнец.
Выбор у меня был небольшой, один из двух вариантов, и я направил лошадей по левой дорожке, она мне показалось немного шире и лучше раскатана, чем правая. Морозец, между тем, все крепчал, и непротивленец совсем скис, да и меня уже пробирало до костей. Наконец впереди показалось какое-то селение, запахло печным дымом, и лошади прибавили шага.
– Денег у тебя сколько? – опять вернулся я к грешной теме. – Заплатить за постоялый двор хватит?
– Сто рублей, только они в армяк зашиты, – полусонно пробормотал малец. – Я хотел так дойти, Христа ради…
– «Так» только на тот свет можно добраться, да и то не всегда, – нравоучительно сказал я.
Мы уже въезжали в какое-то село. Несмотря на довольно раннее время, избы были темны. Ничего похожего на постоялый двор я не заметил. Ломиться к спящим людям было неудобно, а спросить было не у кого. Проехав дворов двадцать, я наобум остановился у какой-то избы и, оставив толстовца ждать, забарабанил кулаком в ворота. Во дворе затявкала собака, ее лай тотчас подхватили другие псы в соседних подворьях. Минут через пять в темном окне мелькнул свет лучины, скрипнула дверь, и старческий голос спросил:
– Кого Бог несет?
– Проезжие, – ответил я, стараясь сделать голос приятным, – ищем, где переночевать.
– А хоть у нас ночуй, коли за постой заплатишь, – сказал невидимый хозяин, прерывая приглашение смачным зевком. – Сами-то кто будете?
– Так, едем по своим делам, – неопределенно ответил я.
Старик исчез, потом вернулся одетым и открыл ворота. Мы въехали на подворье и, оставив лошадей на попеченье вышедшего вслед за стариком молодого мужика, пошли в слабо освещенную избу. Легковесного толстовца, чтобы он не упал, я придерживал за кушак. В сенях в нос ударила теплая дурманящая деревенская, избяная вонь. Пахло кислым хлебом, скотом и бедностью. Толстовец тут же бессильно опустился на лавку, заваленную каким-то тряпьем, а я остался стоять, поджидая замешкавшегося в сенях хозяина.
– Рано нынче мороз ударил, – сказал старик, появляясь в дверях вместе с клубами пара. – Я такого и не припомню, поди, замерзли?
– Есть маленько, – ответил я. – Парнишка вот совсем закоченел.
– Пусть на печь лезет, там отогреется.
– Раздевайся, – сказал я парнишке, – и лезь на печь, грейся.
Толстовец негнущимися пальцами долго возился с застежками армяка, наконец, расстегнул его, сбросил прямо на пол и неловко забрался на широкую лежанку печи.
– Сами-то из каких будете? – между тем поинтересовался у меня старик. – Наши, православные? А может, какие другие?
Я вспомнил, что, войдя в горницу, не перекрестился, но откуда старик мог это узнать, было непонятно, его тогда в избе еще не было.
– Из лекарей, – проигнорировав вопрос о вероисповедании, ответил я.
– Что же, это дело хорошее, – похвалил старик. – Людям подмога.
Говорить больше было не о чем, и я присел на лавку под образами. Изба, слабо освещенная двумя трещащими смоляными лучинами и огоньком лампадки, была темна.
– До города далеко ли? – спросил я после пятиминутного молчания, которое старик заполнил кряхтением и каким-то невнятным, себе под нос, бормотанием. – Недалече. До Михнева почитай поближе, а до Серпухова подоле.
Я представил себе карту Подмосковья и определил наше местоположение между Каширским и Варшавским шоссе, где-нибудь на уровне нынешнего города Чехова, бывшей Лопастни. В это время в избу ввалился молодой мужик, занимавшийся моими лошадьми.
– А хороши у тебя кобылки, добрый человек, – сказал он, повернув ко мне невидимое в полутьме лицо. – Где покупал, поди, с завода?
– Не знаю, они не мои, одолжил на время у знакомых.
– Вот я и думаю… – почему-то произнес молодой мужик. – А кобылки-то знатные, не уступишь? Я б за ценой не постоял.
Судя по состоянию избы, хозяевам была не по карману не то, что заводская лошадь, но и водовозная кляча. Однако я не стал развивать эту тему и интересоваться, какую цену мне могут предложить, а просто отказался:
– Лошади не мои, не продажные.
– А зря не хочешь продать, я б хорошую цену дал, так бы и взял с кипажем, – не удовлетворившись моими доводами, продолжил уговаривать мужик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78