Все вроде бы оказалось на месте, только отчаянно болело.
Понимая, в каком времени я нахожусь, рассчитывать на нормальные болеутоляющие средства не приходилось. В таких случаях, как мой, обычно использовался опиум, но я, никогда толком не сталкивался с наркотиками и, понятное дело, боялся последствий, связанных с привыканием. Оставалось одно – самолечение. Я уже многократно пробовал воздействовать на свой организм собственным биополем, но не в таком тяжелом клиническом случае. Однако, выхода у меня не было и, приложив действующую ладонь к голове, я сосредоточился на своих ранах. Вначале мне вроде бы стало легче, и я опять впал в забытье. Очередной раз очнулся, когда было уже совсем светло. В комнате хлопотала домоправительница: поправляла постель, подтыкала сползшее одеяло.
– Доброе утро, Анна Ивановна, – довольно бодро произнес я и даже попытался ей улыбнуться.
– Доброе, доброе, – приветливо ответила она, ласково улыбаясь. – Вот вы и на поправку пошли!
– А где Татьяна? – спросил я, впервые вспомнив о ее существовании и о том, что почему-то ее до сих пор не видел. – Да здесь, в доме, где же ей быть, – как мне показалось, немного уклончиво ответила домоправительница, – живехонька, здоровехонька.
Меня ее ответ удовлетворил, тем более, что в памяти крутилось что-то важное, о чем я непременно должен был спросить, но я не мог вспомнить, что. Что-то я упустил из того, что следовало узнать. Однако, ничего путного в голову не приходило, кроме того, что она опять раскалывается от боли.
– Скоро доктор придет, – между тем говорила добрая женщина. – Знатный доктор, уж такой ученый, страсть!
– Доктор – это старичок в пенсне?
– Старичок, да любому молодому пример подаст. Такой ученый!
Ученые, как и неученые, доктора меня не интересовали. Я по письмам Чехова вполне представлял себе уровень медицинских знаний начала двадцатого века, чтобы ожидать реальной помощи от эскулапа с деревянным стетоскопом. Судя по тому, что творилось у меня с головой, мне нужен был не универсальный земский лекарь, а нейрохирург.
– Пойду, дам знать Илье Ильичу, что вы проснулись, – сказала Анна Ивановна, окончив уборку комнаты.
Мне хотелось скорее остаться одному, и я не стал ее удерживать. Как только женщина ушла, я опять подтянул здоровую руку к голове и продолжил самолечение. Теперь дело пошло успешнее и, хотя спустя минуту я уже обессилел, но больше сознание не потерял. В голове стало немного светлее, и я, наконец, вспомнил, что со мною произошло, и почему я лежу в таком разобранном виде.
Предположить, что меня тогда же и ранили, было несложно. Теперь было даже ясно, куда: в голову и плечо. Я начал воссоздавать в памяти детали того злосчастного вечера и догадался, о чем хотел и не смог спросить Анну Ивановну – что стало с Гутмахером и Ольгой.
Следующая попытка лечения прошла еще успешнее, чем предыдущая, но отняла столько сил, что я уснул. Сколько времени продолжался бредовый, полный ярких образов сон, не знаю, разбудил меня приход давешнего старичка-доктора.
– Ну-с, как мы себя чувствуем? – терапевтически бодрым голосом спросил он.
– Спасибо, доктор, хорошо, – смог вполне членораздельно ответить я. – Меня сильно зацепило?
Доктор посмотрел совершенно остолбенелыми глазами. И долго жевал губы, прежде чем ответил:
– Изрядно… А вы уже можете говорить?
– Могу, – признался я. – Мне нужно в туалет.
– Господь с вами, батенька, какой туалет, судно, только судно! Вам нельзя двигаться. Вот сейчас сделаем вам перевязочку и посмотрим, нет ли воспаления.
– Я сяду, так вам будет удобнее, – бравируя состоянием здоровья, сказал я и с большим напрягом, превозмогая опять ставшую резкой боль, сел на постели. После чего попросил: – Подложите, пожалуйста, мне за спину подушку.
Доктор суетливо бросился меня устраивать, не переставая бормотать:
– Невероятно! Невероятно! Никогда бы не подумал! В таком состоянии!…
Когда я устроился, боль опять отступила, а доктор начал быстро и ловко разбинтовывать мне голову. Как всегда, бинты присохли к ране, но старичок снял их очень профессионально.
– Невероятно! – опять завел он свой рефрен. – Это просто невероятно! Я такого еще не встречал!
– Мне можно встать в туалет? – повторил я, ибо нужда в этом была уже просто крайняя.
– Я думаю, что нельзя, хотя впрочем, если вы… если вам… то почему бы и нет? Я вам помогу…
Когда я, честно говоря, с превеликим трудом, весь в холодном поту доковылял из туалета до кровати, доктор был в полном восторге от своего исключительно успешного лечения.
– Это невероятно! – опять сообщил он мне. – Я не верю собственным глазам.
Мне было не до его высказываний, я прикрыл глаза и немедленно заснул. Когда я опять проснулся, то в комнате находилось целое общество во главе с хозяином.
– Аарон Моисеевич, как вы? – первым делом спросил я улыбающегося Гутмахера.
– Отлично, ждем, когда вы выздоровеете, – ответил он. – Я всем говорил, что переварить пулю для вас не проблема. Как у вас с головой?
– Вроде, ничего, – ответил я, прислушиваясь к своим ощущениям. – Побаливает, но умеренно. Что с Лидией Петровной? Чем вообще все кончилось?
– Об этом прискорбном событии ни слова! – решительно заявил доктор. – Вам категорически нельзя волноваться!
– Но если я ничего не узнаю, то это будет волновать меня еще больше.
– Все в порядке, – вмешался в разговор Илья Ильич. – Есть сложности, но небольшие. К тому времени, когда вы выздоровеете, все уже положительно разрешится.
– А где Таня, почему ее нет?
Мне показалось, что возникла неловкая пауза, которую прервал опять же Илья Ильич:
– С Татьяной Кирилловной все в порядке. Она в доме. Мы не хотели доставлять вам лишние волнения… Если вы не против, то мы дадим вам возможность отдохнуть. Когда доктор рассказал, что вам стало лучше, мы не могли отказать себе в удовольствии навестить вас и своими глазами убедиться, что вы идете на поправку.
От такой старомодной, изысканной велеречивости мне сделалось смешно, но я даже не улыбнулся, только кивнул головой.
– Ну, выздоравливайте Алеша, – на прощание сказал Гутмахер, и гости гуськом покинули комнату.
Мне показалось, что мои друзья и соратники что-то темнят, но я не смог понять, в чем. Скорее всего, дело касалось Тани, которой, как верной боевой подруге уже давно следовало появится у моего одра. Оставалось одно, срочно приводить себя в порядок и разбираться самому. Чем я и занялся, несмотря на слабость и звон в ушах. Дело шло у меня значительно медленнее, чем когда я лечил других людей, опять-таки из-за плохого самочувствия. Как только я перенапрягался, тут же переставал себя контролировать и впадал в полузабытье.
В конце концов, самолечение так меня вымотало, что я заснул и без просыпу продрых до утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Понимая, в каком времени я нахожусь, рассчитывать на нормальные болеутоляющие средства не приходилось. В таких случаях, как мой, обычно использовался опиум, но я, никогда толком не сталкивался с наркотиками и, понятное дело, боялся последствий, связанных с привыканием. Оставалось одно – самолечение. Я уже многократно пробовал воздействовать на свой организм собственным биополем, но не в таком тяжелом клиническом случае. Однако, выхода у меня не было и, приложив действующую ладонь к голове, я сосредоточился на своих ранах. Вначале мне вроде бы стало легче, и я опять впал в забытье. Очередной раз очнулся, когда было уже совсем светло. В комнате хлопотала домоправительница: поправляла постель, подтыкала сползшее одеяло.
– Доброе утро, Анна Ивановна, – довольно бодро произнес я и даже попытался ей улыбнуться.
– Доброе, доброе, – приветливо ответила она, ласково улыбаясь. – Вот вы и на поправку пошли!
– А где Татьяна? – спросил я, впервые вспомнив о ее существовании и о том, что почему-то ее до сих пор не видел. – Да здесь, в доме, где же ей быть, – как мне показалось, немного уклончиво ответила домоправительница, – живехонька, здоровехонька.
Меня ее ответ удовлетворил, тем более, что в памяти крутилось что-то важное, о чем я непременно должен был спросить, но я не мог вспомнить, что. Что-то я упустил из того, что следовало узнать. Однако, ничего путного в голову не приходило, кроме того, что она опять раскалывается от боли.
– Скоро доктор придет, – между тем говорила добрая женщина. – Знатный доктор, уж такой ученый, страсть!
– Доктор – это старичок в пенсне?
– Старичок, да любому молодому пример подаст. Такой ученый!
Ученые, как и неученые, доктора меня не интересовали. Я по письмам Чехова вполне представлял себе уровень медицинских знаний начала двадцатого века, чтобы ожидать реальной помощи от эскулапа с деревянным стетоскопом. Судя по тому, что творилось у меня с головой, мне нужен был не универсальный земский лекарь, а нейрохирург.
– Пойду, дам знать Илье Ильичу, что вы проснулись, – сказала Анна Ивановна, окончив уборку комнаты.
Мне хотелось скорее остаться одному, и я не стал ее удерживать. Как только женщина ушла, я опять подтянул здоровую руку к голове и продолжил самолечение. Теперь дело пошло успешнее и, хотя спустя минуту я уже обессилел, но больше сознание не потерял. В голове стало немного светлее, и я, наконец, вспомнил, что со мною произошло, и почему я лежу в таком разобранном виде.
Предположить, что меня тогда же и ранили, было несложно. Теперь было даже ясно, куда: в голову и плечо. Я начал воссоздавать в памяти детали того злосчастного вечера и догадался, о чем хотел и не смог спросить Анну Ивановну – что стало с Гутмахером и Ольгой.
Следующая попытка лечения прошла еще успешнее, чем предыдущая, но отняла столько сил, что я уснул. Сколько времени продолжался бредовый, полный ярких образов сон, не знаю, разбудил меня приход давешнего старичка-доктора.
– Ну-с, как мы себя чувствуем? – терапевтически бодрым голосом спросил он.
– Спасибо, доктор, хорошо, – смог вполне членораздельно ответить я. – Меня сильно зацепило?
Доктор посмотрел совершенно остолбенелыми глазами. И долго жевал губы, прежде чем ответил:
– Изрядно… А вы уже можете говорить?
– Могу, – признался я. – Мне нужно в туалет.
– Господь с вами, батенька, какой туалет, судно, только судно! Вам нельзя двигаться. Вот сейчас сделаем вам перевязочку и посмотрим, нет ли воспаления.
– Я сяду, так вам будет удобнее, – бравируя состоянием здоровья, сказал я и с большим напрягом, превозмогая опять ставшую резкой боль, сел на постели. После чего попросил: – Подложите, пожалуйста, мне за спину подушку.
Доктор суетливо бросился меня устраивать, не переставая бормотать:
– Невероятно! Невероятно! Никогда бы не подумал! В таком состоянии!…
Когда я устроился, боль опять отступила, а доктор начал быстро и ловко разбинтовывать мне голову. Как всегда, бинты присохли к ране, но старичок снял их очень профессионально.
– Невероятно! – опять завел он свой рефрен. – Это просто невероятно! Я такого еще не встречал!
– Мне можно встать в туалет? – повторил я, ибо нужда в этом была уже просто крайняя.
– Я думаю, что нельзя, хотя впрочем, если вы… если вам… то почему бы и нет? Я вам помогу…
Когда я, честно говоря, с превеликим трудом, весь в холодном поту доковылял из туалета до кровати, доктор был в полном восторге от своего исключительно успешного лечения.
– Это невероятно! – опять сообщил он мне. – Я не верю собственным глазам.
Мне было не до его высказываний, я прикрыл глаза и немедленно заснул. Когда я опять проснулся, то в комнате находилось целое общество во главе с хозяином.
– Аарон Моисеевич, как вы? – первым делом спросил я улыбающегося Гутмахера.
– Отлично, ждем, когда вы выздоровеете, – ответил он. – Я всем говорил, что переварить пулю для вас не проблема. Как у вас с головой?
– Вроде, ничего, – ответил я, прислушиваясь к своим ощущениям. – Побаливает, но умеренно. Что с Лидией Петровной? Чем вообще все кончилось?
– Об этом прискорбном событии ни слова! – решительно заявил доктор. – Вам категорически нельзя волноваться!
– Но если я ничего не узнаю, то это будет волновать меня еще больше.
– Все в порядке, – вмешался в разговор Илья Ильич. – Есть сложности, но небольшие. К тому времени, когда вы выздоровеете, все уже положительно разрешится.
– А где Таня, почему ее нет?
Мне показалось, что возникла неловкая пауза, которую прервал опять же Илья Ильич:
– С Татьяной Кирилловной все в порядке. Она в доме. Мы не хотели доставлять вам лишние волнения… Если вы не против, то мы дадим вам возможность отдохнуть. Когда доктор рассказал, что вам стало лучше, мы не могли отказать себе в удовольствии навестить вас и своими глазами убедиться, что вы идете на поправку.
От такой старомодной, изысканной велеречивости мне сделалось смешно, но я даже не улыбнулся, только кивнул головой.
– Ну, выздоравливайте Алеша, – на прощание сказал Гутмахер, и гости гуськом покинули комнату.
Мне показалось, что мои друзья и соратники что-то темнят, но я не смог понять, в чем. Скорее всего, дело касалось Тани, которой, как верной боевой подруге уже давно следовало появится у моего одра. Оставалось одно, срочно приводить себя в порядок и разбираться самому. Чем я и занялся, несмотря на слабость и звон в ушах. Дело шло у меня значительно медленнее, чем когда я лечил других людей, опять-таки из-за плохого самочувствия. Как только я перенапрягался, тут же переставал себя контролировать и впадал в полузабытье.
В конце концов, самолечение так меня вымотало, что я заснул и без просыпу продрых до утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78