Мне стало понятно, что нашими дешевыми психологическими приемами мы ничего от него не добьемся. Он блестяще играл роль труса и ничтожества и почти убедил, что ничуть не опасен. Нужно было попытаться расколоть его другими способами, если вообще будет возможно что-нибудь вытянуть из этого увертливого, жестокого человека. Он считал, что несколькими минутами ранее убил человека, и, ничуть не испугавшись и не растерявшись, даже попав в такую щекотливую ситуацию, валял самого обычного дурака.
– Ну-с, голубчик, рассказывайте, кто и для чего вас нанял, – ласково предложил пленнику Поспелов. – Облегчите, так сказать, душу.
– Дочка чахоткой заболела, службы лишился… – начал опять разводить свою бодягу «убивец».
Я перестал его слушать и отстранено наблюдал за его одновременными, многоплановыми действиями. Пока он исполнял на «бис» свой театральный этюд казанского сироты, главной его задачей было восстановить функции вывернутой правой руки и переместиться к окну. К этому присовокуплялись, на первый взгляд, непроизвольные движения пальцев в направлении левого рукава пальто. Там у него могло быть спрятано оружие, скорее всего, нож.
Я спрятал руку с наганом за спину и левой рукой, тихонько, чтобы не щелкнул, взвел курок…
– Доктора говорят, если не пошлю ее к морю, помрет. Дочь-то единственная, любимая, денег ни гроша, службы лишился, а тут человек подошел, предлагает…
Я подождал, пока любящий отец окажется напротив простенка, на котором ничего не висело, и молча, не вмешиваясь в разговор, навел на него наган. Он запнулся на полуслове и замолчал. Все присутствующие обернулись в мою сторону. Илья Ильич смотрел прозрачными, равнодушными глазами, Таня с неподдельным ужасом, а пленник недоумевающе-удивленно. Я тщательно прицелился в него и выстрелил. Кисло запахло пороховым дымом. Таня вскрикнула и закрыла лицо руками. Киллер медленно сполз по стене на пол.
– Вы его застрелили? – поинтересовался Поспелов, с интересом разглядывая неудачливого наемника.
– Нет, – небрежно ответил я, – пока не застрелил, но скоро застрелю.
– А по-моему, вы все-таки его застрелили, – продолжил говорить тихим голосом Илья Ильич, когда увидел, что на его лицо, из-под волос, потекла струйка крови. – Жаль, он мог многое рассказать.
– Невелика потеря, – холодно сказал я, хотя у самого сердце предательски дрогнуло. Я целился сантиметров на пять выше головы, и так промазал, – у него в рукаве спрятан нож, и неизвестно, как он умеет им пользоваться.
– Мне тоже что-то такое показалось, – согласился со мной Поспелов и, забыв о своей аристократической брезгливости к обыскам, поднял безжизненную руку оппонента и засучил рукав пальто.
Мы увидели пристегнутую к руке рукоятку ножа. Илья Ильич вытянул из скрытых за манжетой рубашки ножен длинный, узкий клинок и бросил его сзади себя на письменный стол. Заодно он прощупал на запястье у «душегуба» пульс.
– Вы хорошо стреляете, – похвалил он меня.
Я промолчал, не желая каяться в своем фактическом промахе. В конце концов, оружие было не пристреляно, и мудрено было не промазать.
– Его бы нужно связать, – предложил я. – По-моему он настолько крепкий орешек, что просто на фу-фу его не возьмешь.
В это время наш пленник начал приходить в себя. Он застонал, и тело его инстинктивно приняло более удобную, устойчивую позу.
– У вас не найдется в хозяйстве какого-нибудь шнура или веревки? – спросил я хозяина.
– Это нужно спрашивать у Аннушки.
– Сейчас принесу, – сказала Анна Ивановна.
Я обернулся. Домоправительница спокойно стояла в проеме дверей, сложив руки под грудью и, улыбнувшись мне, строго добавила:
– Кончайте с ним скорее, через десять минут я подаю обед.
Такое олимпийское спокойствие женщины после стрельбы в доме и окровавленного человека на полу меня удивило, но Илья Ильич, догадавшись, о чем я думаю, разъяснил ситуацию:
– Привыкла. Она и не такое здесь видела.
– У меня только бельевая веревка, – сказала домоправительница, опять входя в комнату, и протянула мне моток. – Постарайтесь ее не запачкать.
Я поблагодарил женщину и, перевернув пленника на живот, связал его запястья, потом, подумав, ноги и, Наконец, перестраховываясь, благо шнур был длинный, притянул руки к ногам в милицейскую «ласточку». «Непротивленка злу насилием» несколько раз порывавшаяся протестовать против моего негуманного обращения с пленником, но когда увидела его длинный, бандитский нож, передумала бороться за права убийцы и, как ни странно, успокоилась.
Мы, оставив дверь в кабинет настежь открытой разошлись по своим покоям мыть руки и готовиться к трапезе. Обед, поданный раскрасневшейся от комплиментов Анной Ивановной, превзошел все мои ожидания: суп из белой спаржи, нежнейшая буженина, запеченная в тесте телятина, фаршированный овощами рыбец, пирог с шампиньонами, и на сладкое сливочное мороженное и торт «Наполеон». К каждому блюду присовокуплялись свои напитки. К концу обеда мне стало понятнее льстивое отношение хозяина к домоправительнице. У Анны Ивановны был явный кулинарный талант.
За столом все вели себя естественно, и никто ни разу вслух не вспомнил о бедном узнике, валяющемся на полу в соседней комнате. Разговоры касались исключительно поварского таланта «милой Аннушки». Хозяин трунил над моим голодным восхищением изысканными блюдами, Татьяна Кирилловна пыталась вспомнить, чем особенным кормила их дома маменькина кухарка. Короче говоря, о пленнике все как бы забыли.
Он, между тем, давно пришел в себя и мог наслаждаться стуком ножей и вилок, доносившимися из столовой.
После основного обеда мы с Ильей Ильичем, как и вчера, перешли пить «кофей» в кабинет и тут, будто случайно, вспомнили о бедном страдальце.
– А с этим что будем делать? – спросил я хозяина, – взглядом указав на лежащего на полу бедолагу. – Я думаю, в живых его оставлять не стоит…
– Не смею с вами спорить. Он в полной вашей власти.
– Знаете, любезнейший Илья Ильич, мне не хочется просто так его убить. – признался я. – У этого человека слишком много грехов. Нужно дать ему возможность покаяться. У меня есть на примете один замечательный подвал, его можно там замуровать. Пусть посидит в тишине и покое, вспомнит свою жизнь, невинно убиенных, а потом, когда преставится без церковного покаяния, даст Бог, станет привидением и будет нас с вами пугать по ночам.
Мы оба посмеялись моей «тонкой» шутке.
– У меня и здесь есть подходящее для такой цели помещение, – предложил упростить задачу Илья Ильич. – Специальная маленькая каморка под домом. А потом… когда приспеет время, мы спустим его в канализационный канал…
– А если я все расскажу? – без приглашения вмешался в разговор киллер.
– Тогда я, так и быть, вас просто застрелю, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Ну-с, голубчик, рассказывайте, кто и для чего вас нанял, – ласково предложил пленнику Поспелов. – Облегчите, так сказать, душу.
– Дочка чахоткой заболела, службы лишился… – начал опять разводить свою бодягу «убивец».
Я перестал его слушать и отстранено наблюдал за его одновременными, многоплановыми действиями. Пока он исполнял на «бис» свой театральный этюд казанского сироты, главной его задачей было восстановить функции вывернутой правой руки и переместиться к окну. К этому присовокуплялись, на первый взгляд, непроизвольные движения пальцев в направлении левого рукава пальто. Там у него могло быть спрятано оружие, скорее всего, нож.
Я спрятал руку с наганом за спину и левой рукой, тихонько, чтобы не щелкнул, взвел курок…
– Доктора говорят, если не пошлю ее к морю, помрет. Дочь-то единственная, любимая, денег ни гроша, службы лишился, а тут человек подошел, предлагает…
Я подождал, пока любящий отец окажется напротив простенка, на котором ничего не висело, и молча, не вмешиваясь в разговор, навел на него наган. Он запнулся на полуслове и замолчал. Все присутствующие обернулись в мою сторону. Илья Ильич смотрел прозрачными, равнодушными глазами, Таня с неподдельным ужасом, а пленник недоумевающе-удивленно. Я тщательно прицелился в него и выстрелил. Кисло запахло пороховым дымом. Таня вскрикнула и закрыла лицо руками. Киллер медленно сполз по стене на пол.
– Вы его застрелили? – поинтересовался Поспелов, с интересом разглядывая неудачливого наемника.
– Нет, – небрежно ответил я, – пока не застрелил, но скоро застрелю.
– А по-моему, вы все-таки его застрелили, – продолжил говорить тихим голосом Илья Ильич, когда увидел, что на его лицо, из-под волос, потекла струйка крови. – Жаль, он мог многое рассказать.
– Невелика потеря, – холодно сказал я, хотя у самого сердце предательски дрогнуло. Я целился сантиметров на пять выше головы, и так промазал, – у него в рукаве спрятан нож, и неизвестно, как он умеет им пользоваться.
– Мне тоже что-то такое показалось, – согласился со мной Поспелов и, забыв о своей аристократической брезгливости к обыскам, поднял безжизненную руку оппонента и засучил рукав пальто.
Мы увидели пристегнутую к руке рукоятку ножа. Илья Ильич вытянул из скрытых за манжетой рубашки ножен длинный, узкий клинок и бросил его сзади себя на письменный стол. Заодно он прощупал на запястье у «душегуба» пульс.
– Вы хорошо стреляете, – похвалил он меня.
Я промолчал, не желая каяться в своем фактическом промахе. В конце концов, оружие было не пристреляно, и мудрено было не промазать.
– Его бы нужно связать, – предложил я. – По-моему он настолько крепкий орешек, что просто на фу-фу его не возьмешь.
В это время наш пленник начал приходить в себя. Он застонал, и тело его инстинктивно приняло более удобную, устойчивую позу.
– У вас не найдется в хозяйстве какого-нибудь шнура или веревки? – спросил я хозяина.
– Это нужно спрашивать у Аннушки.
– Сейчас принесу, – сказала Анна Ивановна.
Я обернулся. Домоправительница спокойно стояла в проеме дверей, сложив руки под грудью и, улыбнувшись мне, строго добавила:
– Кончайте с ним скорее, через десять минут я подаю обед.
Такое олимпийское спокойствие женщины после стрельбы в доме и окровавленного человека на полу меня удивило, но Илья Ильич, догадавшись, о чем я думаю, разъяснил ситуацию:
– Привыкла. Она и не такое здесь видела.
– У меня только бельевая веревка, – сказала домоправительница, опять входя в комнату, и протянула мне моток. – Постарайтесь ее не запачкать.
Я поблагодарил женщину и, перевернув пленника на живот, связал его запястья, потом, подумав, ноги и, Наконец, перестраховываясь, благо шнур был длинный, притянул руки к ногам в милицейскую «ласточку». «Непротивленка злу насилием» несколько раз порывавшаяся протестовать против моего негуманного обращения с пленником, но когда увидела его длинный, бандитский нож, передумала бороться за права убийцы и, как ни странно, успокоилась.
Мы, оставив дверь в кабинет настежь открытой разошлись по своим покоям мыть руки и готовиться к трапезе. Обед, поданный раскрасневшейся от комплиментов Анной Ивановной, превзошел все мои ожидания: суп из белой спаржи, нежнейшая буженина, запеченная в тесте телятина, фаршированный овощами рыбец, пирог с шампиньонами, и на сладкое сливочное мороженное и торт «Наполеон». К каждому блюду присовокуплялись свои напитки. К концу обеда мне стало понятнее льстивое отношение хозяина к домоправительнице. У Анны Ивановны был явный кулинарный талант.
За столом все вели себя естественно, и никто ни разу вслух не вспомнил о бедном узнике, валяющемся на полу в соседней комнате. Разговоры касались исключительно поварского таланта «милой Аннушки». Хозяин трунил над моим голодным восхищением изысканными блюдами, Татьяна Кирилловна пыталась вспомнить, чем особенным кормила их дома маменькина кухарка. Короче говоря, о пленнике все как бы забыли.
Он, между тем, давно пришел в себя и мог наслаждаться стуком ножей и вилок, доносившимися из столовой.
После основного обеда мы с Ильей Ильичем, как и вчера, перешли пить «кофей» в кабинет и тут, будто случайно, вспомнили о бедном страдальце.
– А с этим что будем делать? – спросил я хозяина, – взглядом указав на лежащего на полу бедолагу. – Я думаю, в живых его оставлять не стоит…
– Не смею с вами спорить. Он в полной вашей власти.
– Знаете, любезнейший Илья Ильич, мне не хочется просто так его убить. – признался я. – У этого человека слишком много грехов. Нужно дать ему возможность покаяться. У меня есть на примете один замечательный подвал, его можно там замуровать. Пусть посидит в тишине и покое, вспомнит свою жизнь, невинно убиенных, а потом, когда преставится без церковного покаяния, даст Бог, станет привидением и будет нас с вами пугать по ночам.
Мы оба посмеялись моей «тонкой» шутке.
– У меня и здесь есть подходящее для такой цели помещение, – предложил упростить задачу Илья Ильич. – Специальная маленькая каморка под домом. А потом… когда приспеет время, мы спустим его в канализационный канал…
– А если я все расскажу? – без приглашения вмешался в разговор киллер.
– Тогда я, так и быть, вас просто застрелю, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78