Постепенно наш неспешный разговор «закольцевался» и пошел по кругу. Мне надоело слушать и говорить одно и то же. Село все не показывалось.
– Скоро доедем? – поинтересовался я. И километр, и два мы давно проехали.
– Так уже, почитай, доехали. Вон и церква наша видна.
Я вгляделся в кромешную темень и различил что-то еще более темное, вероятно, церковь. Мужик остановил лошадь и перекрестился. Я, чтобы не вызывать подозрений, последовал его примеру, что возница тут же отметил:
– А я-то, думаю, ты вот давеча сказал, что православный, а сам не крестишься… А вот и моя изба, – показал он куда-то в сторону кнутовищем.
Мы проехали еще метров двести, и лошадь остановилась возле худых, щелястых ворот. Крестьянин соскочил с облучка, я вслед за ним выбрался из телеги. Была поздняя ночь, в селе не видно было ни одного огонька, и пришлось присматриваться, чтобы различить избу и подворье.
– Ты, ваше благородие, поди, продрог, пойдем в избу.
Однако, прежде чем проводить меня, он распряг лошадь и отвел ее на конюшню. Только после этого взял меня, как слепого, за руку и повел в избу. Из открывшейся двери дохнуло теплом и кисловатым запахом хлеба. Еремей подвел меня к невидимой лавке, помог сесть. В глубине избы началось движение, и женский голос спросил:
– Ты, что ль, Еремей.
– А то, – кратко ответил хозяин.
– А кто с тобой?
– Их благородие, дохтур, у нас переночуют. Постели, ежели что.
Женщина вышла из глубины дома, зажгла от еле теплившейся лампады лучину, и в ее неверном свете начала стелить мне на лавке у окна.
– Ложитесь, – пригласила она и деликатно ушла в глубь избы.
Я не стал чиниться и лег, сняв только ботинки. После непонятного обморока и тряской езды на телеге меня мутило, болел бок, который я, вероятно, ушиб при падении. Еремей ушел на улицу, как я подумал, прибрать упряжь и телегу, а я провалился в сон.
Проснулся я, как только за маленькими, тусклыми окнами начал сереть рассвет. Спину ломило от жесткой лавки, к тому же еще чесалось все тело.
В избе, вероятно, еще спали, и я, чтобы не будить хозяев, решил не вставать. Однако, долго полежать мне не удалось, по мне в разных местах что-то ползало. Я забыл о приличиях и как ужаленный вскочил с лавки. О существовании такого важного элемента обыденной стародавней жизни, как клопы, стоит только пожить в изнеживающих условиях нашего века, начисто забываешь. Однако, как только доведется вновь встретиться с этим народным средством против гипертонии, становится понятным, что у бытовой химии есть и положительные стороны, и травит она не только людей.
Мои резкие телодвижения никого не обеспокоили. В глубине избы по-прежнему было тихо, и я понял, что хозяев в ней уже давно нет. За время, что мне не доводилось посещать крестьянское жилище, оно не очень переменилось. Только, что стала более объемной русская печь, и на стенах появились картинки из народных сытинских календарей. Изба у Еремея оказалась новая, тесанные и струганные деревянные стены не успели закоптиться, и было заметно, что хозяин он «справный».
Я вышел в сени с чисто метеным полом, нашел бадейку с водой и напился. Когда я ставил на место ковшик, входная дверь тихо скрипнула, и в сени вошла молодая женщина с простым, приятным лицом. От неожиданной встречи она немного испугалась, но быстро оправилась и без смущения поздоровалась:
– Здравствуйте, как спалось?
– Спасибо, хорошо, – ответил я. – Извините, что вчера ночью разбудил вас.
– Пустое, – улыбнувшись, сказала хозяйка. – Скоро зима, тогда и отоспимся.
По речи и по тому, как молодая женщина улыбалась, она никак не походила на забитую, темную крестьянку.
– Вы раньше жили в городе? – задал я не очень тактичный вопрос.
– Почему вы так думаете?
– Мне так кажется, вы совсем не похожи на крестьянку.
– Вы правы, я жила в Москве, в… – она на секунду замялась, – в горничных.
Какими в начале двадцатого века были горничные, я представлял нечетко, но, как мне показалось, на горничную хозяйка не походила. Во всяком случае, разговаривать с ней на «ты» и фамильярничать мне было дискомфортно.
– Пойдемте в горницу, я накормлю вас завтраком, – прервала женщина затянувшуюся паузу.
Я посторонился, пропуская ее вперед. В избе стало уже совсем светло. Женщина принялась хлопотать по хозяйству, собирая на стол. Получалось у нее это не очень ловко, хотя выглядела она ладной и легонькой. Пока я ел ломоть свежего хлеба, запивая его молоком, хозяйка уронила ухват, чуть не выбив оконное стекло. Потом пустая обливная керамическая крынка выскользнула у нее из рук. Я инстинктивно кинулся помогать собирать разлетевшиеся по полу черепки, и мы столкнулись головами.
– Какая же я неловкая, – пожаловалась женщина, когда мы оба, потирая ушибленные места, встали друг против друга.
– Бывает, – сказал я, добавив сентенцию: – Чего в жизни не случается. Давайте, знакомиться, коль уже лбами столкнулись.
– Давайте, – улыбнулась она немудрящей шутке. – Меня зовут Наталья Александровна.
Я тоже представился своим новым именем.
– Василий Тимофеевич Харлсон.
То, что молодая женщина назвала свои имя и отчество вместо крестьянского уничижительного прозвания «Наташка», как и ее неловкость, утвердили меня в мысли, что она, скорее всего, не настоящая крестьянка.
– Давно изволите жить в деревне? – витиевато, в старинном стиле поинтересовался я.
Наталья Александровна вскинула брови, удивленно глядя на меня.
– А почему вы решили, что я не деревенская? Может быть, я местная, просто работала в городе горничной.
– Мне кажется, деревенские девушки так, как вы, не разговаривают, – ответил я.
Наталья Александровна подозрительно посмотрела мне в глаза:
– Сударь, вы, случайно, не филер?
– Увы, должен вас разочаровать, я всего-навсего проезжий, попавший в неприятную историю.
– Еремей говорил мне какую-то глупость о воздушном шаре, я, признаться, ему не поверила.
– Почему же глупость, на воздушных шарах летают уже лет сто. Это, сударыня, прогресс.
– Но не так далеко от Москвы! – парировала она.
– Чего же здесь далекого, километров тридцать-сорок, то есть, я хотел сказать, верст.
– Я слышала о метрических мерах, – холодно сообщила «горничная».
– Не на Бестужевских ли курсах? – не удержался я от подначки.
– Все-таки вы шпион, – грустно сказала Наталья Александровна. – Что же, идите, доносите, я готова пострадать за народ!
– За кого? – переспросил я. – Вы это, что, серьёзно? Я, вообще-то, думал, что вы жена хозяина, если ошибся, извините. Вы, вероятно, революционерка? – добавил я, начиная понимать, с кем меня свела судьба.
– Вам не нравятся революционеры?! – с вызовом спросила девушка.
– Ну, что вы, товарищ, я от них просто балдею, – ответил я совершенно серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78