Айзенменгер сделал вид, что не сомневается в успехе Софи.
– Я уверен, профессор Рассел не станет вас заваливать.
После этой, казалось бы, совершенно невинной фразы с Софи начало твориться что-то невообразимое. Ее охватили страх и трепет. Девушка застыла на месте, словно Айзенменгер произнес нечто неприличное.
– Софи, что с вами?
Она решительно замотала головой:
– Ничего.
Выпрямившись во весь рост, она собрала препараты, которые принесла для проверки.
– Я прослежу, чтобы все необходимые пометки были сделаны.
Прежде чем Айзенменгер успел что-нибудь ответить, девушка вышла. Он озадаченно посмотрел ей вслед, но тут прозвенел телефонный звонок, и голос Гудпастчера мигом прогнал все мысли о Софи.
– Гудпастчер? Где вы? В музее черт-те что творится…
– Я ужасно сожалею, доктор. У меня несчастье. У жены был удар.
Айзенменгер замолчал, подыскивая слова, а куратор между тем продолжил:
– Она потеряла сознание. Доктора говорят, что у нее было кровоизлияние в мозг. Я сейчас в отделении интенсивной терапии.
Голос Гудпастчера был совершенно потерянным. Айзенменгер хотел выразить куратору свои соболезнования, но тот уже перешел к насущным делам:
– Прошу прощения, что не явился ко времени открытия. Я знаю, что должен был…
– Не болтайте ерунду, старина. Понятно, что вам было не до того.
– Понимаете, Джейн выглядела так ужасно… Я просто не мог оставить ее даже на полчаса.
– Ну разумеется, вам не следовало этого сделать!
– Я решил позвонить вам и объясниться…
Гудпастчер сделал паузу, и Айзенменгер почувствовал, что настала его очередь сказать хоть что-нибудь.
– Как ваша жена чувствует себя сейчас?
– Положение более или менее стабильное. Выглядит очень плохо, но врачи сказали, что повода для серьезного беспокойства нет.
Айзенменгер прекрасно знал, что такие слова всегда говорятся с благими намерениями, однако доверять им не очень-то стоит.
В разговоре вновь повисла тяжелая пауза.
– Я понимаю, Гудпастчер, в каком вы сейчас состоянии, но необходимо, чтобы вы пришли сюда как можно скорее. У нас тут тоже все не слава богу.
– Что значит «не слава богу»?
– Убийство. Прямо в музее.
Трудно определить реакцию человека на другом конце провода.
– Убийство?
– Да. Полно полицейских, и они хотят срочно поговорить с вами.
– О!.. – По тону Гудпастчера можно было предположить, что он пребывает в смятении.
– Гудпастчер, вы меня слышите?
– Я буду немедленно.
– Но только обязательно удостоверьтесь, что жене ничего не нужно.
Последовало молчание.
– Гудпастчер?
– Я сейчас же направляюсь к вам.
Продолжать разговор не имело смысла. Айзенменгер положил трубку, размышляя о том, почему вполне нормальная реакция Гудпастчера произвела на него какое-то странное впечатление.
Джонсон и раньше замечал, как плавно и, главное, расчетливо умеет Уортон переключаться с одного настроения на другое. Казалось, она кожей чувствовала, какое из внешних проявлений того или иного чувства наиболее уместно в сложившейся ситуации, примеряла на себя очередную маску, словно платье или косметику, а затем снимала так же проворно, как, по-видимому, раздевалась по воле очередного благосклонного начальника. «Интересно, испытывает ли она вообще какие-нибудь чувства, свойственные нормальным людям?» – подумал Джонсон.
Когда он сообщил Уортон о Джейми, та как раз решила дать волю накопившемуся раздражению. Повод предоставил один из молодых констеблей, наступивший на кровавое пятно, и теперь Уортон буквально поливала его из огнемета. Она гневно повернулась к Джонсону, которому волей-неволей пришлось прервать ее словоизлияния, но стоило полицейскому сообщить о внезапно появившейся возможности установить личность убитой, как гнев ее моментально испарился. А когда Джонсон указал ей на Джейми Фурнье, который в тревоге и смятении ожидал окончания их разговора, на лице Уортон уже сияла улыбка, а голос был спокоен и даже приветлив.
– Давайте выйдем в сад, – сказала Уортон.
– Я позову старшего инспектора? – предложил Джонсон и с удовольствием поймал брошенный на него взгляд, в котором притворное участие, предназначенное Джейми, вмиг сменилось бессильной яростью.
Через несколько минут Джонсон и Касл нашли Джейми с инспектором на одной из скамеек, расставленных по периметру сада, – там, где ветви буков и платанов нависали над высокой травой, почти полностью скрывая прокопченный фасад медицинской школы. Касл сел так, что Джейми оказался между ним и Уортон; Джонсон же застыл перед ними в позе исполнительного подчиненного.
– Это Джейми Фурнье, сэр. Он беспокоится по поводу своей пропавшей подружки. Она учится на втором курсе, но сегодня не пришла на занятия, и дома ее тоже нет.
Когда ты видел ее в последний раз?
И Джонсон, и Уортон обратили внимание, что молодой человек, прежде чем дать ответ на этот, казалось бы, простой вопрос, слегка замялся. Вот только заметил ли его смятение Касл?
– Вчера вечером.
– Где?
Опять заминка – теперь уже ясно, не случайная.
– В «Харви».
– A что было потом?
На этот раз Джейми приложил все усилия, чтобы выглядеть спокойным, но говорил с явным напряжением и, прежде чем продолжить, вынужден был откашляться:
– Ей надо было возвращаться домой.
Вопросы задавала Уортон, но тут вмешался Касл:
– А ты что сделал?
– Пошел к себе.
Что ж, очень может быть, так оно и было.
– В котором часу вы расстались?
Юноша пожал плечами и сделал вид, что пытается вспомнить.
– Я думаю, где-то около половины одиннадцатого.
– А когда вы встретились в пабе? – спросил Касл.
Джейми приходилось поворачиваться то к одному, то к другому собеседнику.
– Я встретился с ней не в пабе.
Это было правдой.
– А где же?
Он выпалил, даже не успев до конца повернуть голову:
– В музее.
И это тоже было правдой.
– Когда? – не сдавался Касл.
На этот раз ответ Джейми вновь предварила небольшая пауза.
– В шесть.
А вот это уже было неправдой.
– Никки много времени проводила в музее? – решила сменить тему разговора Уортон.
– Она хотела получить приз по анатомии, – кивнул Джейми. Затем, поскольку новых вопросов со стороны полицейских не последовало, он добавил: – И поэтому очень много занималась, повторяла пройденное.
Черт дернул Джейми солгать еще раз!
Касл чуть извиняющимся тоном, словно не мог понять Джейми – дескать, во времена его молодости все было иначе, – переспросил:
– А почему вы расстались после паба? Разве для молодых людей не естественно провести ночь вместе?
– Я же сказал: ей надо было заниматься, чтобы получить приз, и она не хотела тратить время.
Молодой человек понял, что сморозил глупость, и добавил:
– Я имею в виду, после паба.
– Вы давно знакомы с Никки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Я уверен, профессор Рассел не станет вас заваливать.
После этой, казалось бы, совершенно невинной фразы с Софи начало твориться что-то невообразимое. Ее охватили страх и трепет. Девушка застыла на месте, словно Айзенменгер произнес нечто неприличное.
– Софи, что с вами?
Она решительно замотала головой:
– Ничего.
Выпрямившись во весь рост, она собрала препараты, которые принесла для проверки.
– Я прослежу, чтобы все необходимые пометки были сделаны.
Прежде чем Айзенменгер успел что-нибудь ответить, девушка вышла. Он озадаченно посмотрел ей вслед, но тут прозвенел телефонный звонок, и голос Гудпастчера мигом прогнал все мысли о Софи.
– Гудпастчер? Где вы? В музее черт-те что творится…
– Я ужасно сожалею, доктор. У меня несчастье. У жены был удар.
Айзенменгер замолчал, подыскивая слова, а куратор между тем продолжил:
– Она потеряла сознание. Доктора говорят, что у нее было кровоизлияние в мозг. Я сейчас в отделении интенсивной терапии.
Голос Гудпастчера был совершенно потерянным. Айзенменгер хотел выразить куратору свои соболезнования, но тот уже перешел к насущным делам:
– Прошу прощения, что не явился ко времени открытия. Я знаю, что должен был…
– Не болтайте ерунду, старина. Понятно, что вам было не до того.
– Понимаете, Джейн выглядела так ужасно… Я просто не мог оставить ее даже на полчаса.
– Ну разумеется, вам не следовало этого сделать!
– Я решил позвонить вам и объясниться…
Гудпастчер сделал паузу, и Айзенменгер почувствовал, что настала его очередь сказать хоть что-нибудь.
– Как ваша жена чувствует себя сейчас?
– Положение более или менее стабильное. Выглядит очень плохо, но врачи сказали, что повода для серьезного беспокойства нет.
Айзенменгер прекрасно знал, что такие слова всегда говорятся с благими намерениями, однако доверять им не очень-то стоит.
В разговоре вновь повисла тяжелая пауза.
– Я понимаю, Гудпастчер, в каком вы сейчас состоянии, но необходимо, чтобы вы пришли сюда как можно скорее. У нас тут тоже все не слава богу.
– Что значит «не слава богу»?
– Убийство. Прямо в музее.
Трудно определить реакцию человека на другом конце провода.
– Убийство?
– Да. Полно полицейских, и они хотят срочно поговорить с вами.
– О!.. – По тону Гудпастчера можно было предположить, что он пребывает в смятении.
– Гудпастчер, вы меня слышите?
– Я буду немедленно.
– Но только обязательно удостоверьтесь, что жене ничего не нужно.
Последовало молчание.
– Гудпастчер?
– Я сейчас же направляюсь к вам.
Продолжать разговор не имело смысла. Айзенменгер положил трубку, размышляя о том, почему вполне нормальная реакция Гудпастчера произвела на него какое-то странное впечатление.
Джонсон и раньше замечал, как плавно и, главное, расчетливо умеет Уортон переключаться с одного настроения на другое. Казалось, она кожей чувствовала, какое из внешних проявлений того или иного чувства наиболее уместно в сложившейся ситуации, примеряла на себя очередную маску, словно платье или косметику, а затем снимала так же проворно, как, по-видимому, раздевалась по воле очередного благосклонного начальника. «Интересно, испытывает ли она вообще какие-нибудь чувства, свойственные нормальным людям?» – подумал Джонсон.
Когда он сообщил Уортон о Джейми, та как раз решила дать волю накопившемуся раздражению. Повод предоставил один из молодых констеблей, наступивший на кровавое пятно, и теперь Уортон буквально поливала его из огнемета. Она гневно повернулась к Джонсону, которому волей-неволей пришлось прервать ее словоизлияния, но стоило полицейскому сообщить о внезапно появившейся возможности установить личность убитой, как гнев ее моментально испарился. А когда Джонсон указал ей на Джейми Фурнье, который в тревоге и смятении ожидал окончания их разговора, на лице Уортон уже сияла улыбка, а голос был спокоен и даже приветлив.
– Давайте выйдем в сад, – сказала Уортон.
– Я позову старшего инспектора? – предложил Джонсон и с удовольствием поймал брошенный на него взгляд, в котором притворное участие, предназначенное Джейми, вмиг сменилось бессильной яростью.
Через несколько минут Джонсон и Касл нашли Джейми с инспектором на одной из скамеек, расставленных по периметру сада, – там, где ветви буков и платанов нависали над высокой травой, почти полностью скрывая прокопченный фасад медицинской школы. Касл сел так, что Джейми оказался между ним и Уортон; Джонсон же застыл перед ними в позе исполнительного подчиненного.
– Это Джейми Фурнье, сэр. Он беспокоится по поводу своей пропавшей подружки. Она учится на втором курсе, но сегодня не пришла на занятия, и дома ее тоже нет.
Когда ты видел ее в последний раз?
И Джонсон, и Уортон обратили внимание, что молодой человек, прежде чем дать ответ на этот, казалось бы, простой вопрос, слегка замялся. Вот только заметил ли его смятение Касл?
– Вчера вечером.
– Где?
Опять заминка – теперь уже ясно, не случайная.
– В «Харви».
– A что было потом?
На этот раз Джейми приложил все усилия, чтобы выглядеть спокойным, но говорил с явным напряжением и, прежде чем продолжить, вынужден был откашляться:
– Ей надо было возвращаться домой.
Вопросы задавала Уортон, но тут вмешался Касл:
– А ты что сделал?
– Пошел к себе.
Что ж, очень может быть, так оно и было.
– В котором часу вы расстались?
Юноша пожал плечами и сделал вид, что пытается вспомнить.
– Я думаю, где-то около половины одиннадцатого.
– А когда вы встретились в пабе? – спросил Касл.
Джейми приходилось поворачиваться то к одному, то к другому собеседнику.
– Я встретился с ней не в пабе.
Это было правдой.
– А где же?
Он выпалил, даже не успев до конца повернуть голову:
– В музее.
И это тоже было правдой.
– Когда? – не сдавался Касл.
На этот раз ответ Джейми вновь предварила небольшая пауза.
– В шесть.
А вот это уже было неправдой.
– Никки много времени проводила в музее? – решила сменить тему разговора Уортон.
– Она хотела получить приз по анатомии, – кивнул Джейми. Затем, поскольку новых вопросов со стороны полицейских не последовало, он добавил: – И поэтому очень много занималась, повторяла пройденное.
Черт дернул Джейми солгать еще раз!
Касл чуть извиняющимся тоном, словно не мог понять Джейми – дескать, во времена его молодости все было иначе, – переспросил:
– А почему вы расстались после паба? Разве для молодых людей не естественно провести ночь вместе?
– Я же сказал: ей надо было заниматься, чтобы получить приз, и она не хотела тратить время.
Молодой человек понял, что сморозил глупость, и добавил:
– Я имею в виду, после паба.
– Вы давно знакомы с Никки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116