– спросила она с насмешливым участием, побуждая его вступить в игру.
– Нормально.
– Напомни мне, Тим, – улыбнулась она, – что с тобой было, когда мы впервые встретились.
– С меня сняли обвинение, – произнес он с бравадой, которая тут же испарилась, едва Уортон добавила:
– В киднепинге.
Голова его опять упала на грудь.
– А как насчет изнасилования, Тим? И наркотиков? Тут тебе не удалось отвертеться, не так ли?
Ответа не последовало.
Она пояснила Джонсону, по-прежнему не сводя глаз с Билрота:
– У Тима большой послужной список. А лет пять назад перешел от непристойного нападения к изнасилованию.
Джонсон удивленно поднял брови:
– Рано начал.
– О, очень рано, – откликнулась она и, наклонившись к самому уху Билрота, продолжила: – Знаете, чем он занимался, Боб? Каким образом удовлетворял свою подленькую похотливую натуру?
– И как же?
– Тим связался с наркотиками. Когда-то, в добрые старые времена, приторговывал ими. Затем обнаружил, что с девушками легче иметь дело, когда они чуточку не в себе. И он стал подмешивать им в питье успокаивающий наркотик – совсем немного, просто чтобы они становились податливее.
– Да, не слишком красиво.
– Это ведь правда, Тим?
Но Тим по-прежнему не проявлял никакого желания вступать в разговор.
– Когда ты вышел, Тим? – спросил Джонсон.
Билрот вдруг вздернул подбородок и с невесть откуда взявшимся вызовом сказал:
– Год назад. Я изменил имя и свою жизнь.
Уортон улыбнулась:
– Ну да, конечно, разумеется.
– Это правда! Я ведь устроился на работу, разве не так?
– Ну да, наврав с три короба, – фыркнула она. – Взял чужое имя и забыл сообщить о том, что отсидел четыре года за изнасилование.
– А как иначе я мог получить работу? – огрызнулся он. – Что еще мне оставалось делать?
Вздохнув, Уортон выпрямилась.
– И теперь ты пай-мальчик, да? Дурные привычки забыты, ведешь честную и достойную жизнь…
Тим опустил голову.
– Да, это так, – подтвердил он, обращаясь к пятну на ковре.
– И никаких дел с наркотиками?
Он потряс головой.
– И даже никаких изнасилований?
Тут он поднял голову, и Джонсон заметил, как в его лице что-то промелькнуло, сменившись прежним вызывающим выражением.
– Нет.
Уортон встала и, обойдя Джонсона, остановилась позади него. Джонсон воспринял этот маневр инспектора как знак изменить тактику.
– Почему ты сегодня опоздал? – твердым голосом спросил он.
Билрот пожал плечами. Вид у парня был плутоватый, но скорее всего, заключил Джонсон, так было уже в тот момент, когда он увидел белый свет, впервые высунув голову из утробы матери.
– Где ты был вчера вечером?
Тим опять посмотрел на ковер и, не найдя там ничего, что подсказало бы ему правильный ответ, ответил сам:
– Дома.
– Всю ночь?
– Да.
– Но подтвердить это, разумеется, некому?
Билрот пожал плечами.
– В котором часу ты ушел отсюда?
– В полпятого, – ответил он не задумываясь.
– А дома был…
– В полшестого.
– И больше не выходил?
Билрот энергично затряс головой. Его прическе это нисколько не повредило – грязные волосы не шелохнулись, словно намазанные клеем.
– Так почему ты опоздал?
Он открыл было рот, но передумал отвечать и просто пожал плечами.
– Уже одиннадцать, Тим. Где ты был все утро?
– Я плохо себя чувствовал, – ответил он чуть слышно, – всю ночь.
– Неужели? – презрительно бросила Уортон. – А затем вдруг почувствовал себя лучше и совесть не позволила тебе больше оставаться дома, да?
Он кивнул, не поднимая головы. Наступило продолжительное молчание. Затем Уортон подошла к Билроту вплотную и скомандовала:
– Ну-ка встань и выверни карманы.
При этом лицо парня стало таким испуганным, что Уортон невольно улыбнулась.
– Зачем? – пробормотал он, переводя взгляд с ее лица на Джонсона и обратно.
– Если не хочешь делать это здесь, можем отправиться в участок, – предупредила она усталым голосом.
У Тима не осталось выбора. Медленно и очень неохотно он подчинился, и среди листков обыкновенной и папиросной бумаги, табака, кулька мятных леденцов и нескольких мелких монет на стол легло пять пакетиков героина.
Уортон, никак не прокомментировав это, спросила, глядя ему в глаза:
– Зачем эта работа?
– Что вы хотите сказать? – Вид у него теперь был совершенно запуганный, как будто Уортон угрожала ему ножом.
– Почему ты устроился в Музей анатомии и патологии?
– А почему бы и нет? – состроил он гримасу.
Она подождала секунду.
– Ну да, понятно. Это интересное место. Столько увлекательных экспонатов. Так познавательно!
Тим лишь молча смотрел на нее.
– Столько хороших ножей! И шприцев…
– Я же сказал, я больше не употребляю наркотики! – бросил он.
Неожиданно Джонсон схватил его за запястье. Билрот попытался вывернуться, но безуспешно. Джонсон закатал рукав его фуфайки, и на руке Тима открылись следы уколов.
– Значит, не употребляешь? – улыбнулась Уортон.
Джонсон разжал руку, и Билрот молча опустил рукав.
– Итак, мы убедились, что насчет наркотиков ты врешь. Как насчет остального?
Парень ничего не ответил.
Сев перед ним, Уортон вплотную приблизила к нему лицо.
– Как насчет убийства? Решил попробовать себя в новом амплуа?
– Что вы имеете в виду?! – в панике воскликнул он.
– Убийство, Тим, убийство. Что тут непонятного? Даже насильник в состоянии понять, что такое убийство.
Джонсон насчитал три секунды, в течение которых взгляд Билрота метался от одного полицейского к другому.
– Я никого не убивал! – прокричал он. – Что вы еще придумали?
«Он не врет», – подумал Джонсон. Однако если Уортон думала так же, то хорошо скрывала свои мысли.
– Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?
Взгляд парня по-прежнему перебегал с одного лица на другое, будто его глаза дергали в разные стороны за ниточки.
– Что случилось? – спросил он.
Уортон, словно учительница, диктующая домашнее задание, произнесла:
– Была убита студентка, Тим. В музее. А перед тем как ее убить… угадай, что с ней сделали?
Хотя вид у Билрота был испуганный и вел он себя как загнанный в угол маленький зверек, Джонсон понимал: парень догадывается о том, что произошло. Он открыл рот и спросил голосом, в котором даже глухой уловил бы боязнь услышать подтверждение своим догадкам:
– Что?
Улыбка Уортон теперь походила на улыбку убийцы, готового нанести удар.
– Ее изнасиловали, Тим, – прошептала она.
– Это он убил, Джонсон.
Джонсон ничего не ответил. Она, конечно, имела право считать Билрота убийцей – масса косвенных улик была против него. Но Джонсон не любил скоропалительных выводов.
– Так что? – спросила она так, будто его согласие имело решающее значение.
– Похоже на то, что он мог это сделать, – признал он.
– Готова поспорить, это его рук дело!
«Кого, интересно, она пытается убедить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Нормально.
– Напомни мне, Тим, – улыбнулась она, – что с тобой было, когда мы впервые встретились.
– С меня сняли обвинение, – произнес он с бравадой, которая тут же испарилась, едва Уортон добавила:
– В киднепинге.
Голова его опять упала на грудь.
– А как насчет изнасилования, Тим? И наркотиков? Тут тебе не удалось отвертеться, не так ли?
Ответа не последовало.
Она пояснила Джонсону, по-прежнему не сводя глаз с Билрота:
– У Тима большой послужной список. А лет пять назад перешел от непристойного нападения к изнасилованию.
Джонсон удивленно поднял брови:
– Рано начал.
– О, очень рано, – откликнулась она и, наклонившись к самому уху Билрота, продолжила: – Знаете, чем он занимался, Боб? Каким образом удовлетворял свою подленькую похотливую натуру?
– И как же?
– Тим связался с наркотиками. Когда-то, в добрые старые времена, приторговывал ими. Затем обнаружил, что с девушками легче иметь дело, когда они чуточку не в себе. И он стал подмешивать им в питье успокаивающий наркотик – совсем немного, просто чтобы они становились податливее.
– Да, не слишком красиво.
– Это ведь правда, Тим?
Но Тим по-прежнему не проявлял никакого желания вступать в разговор.
– Когда ты вышел, Тим? – спросил Джонсон.
Билрот вдруг вздернул подбородок и с невесть откуда взявшимся вызовом сказал:
– Год назад. Я изменил имя и свою жизнь.
Уортон улыбнулась:
– Ну да, конечно, разумеется.
– Это правда! Я ведь устроился на работу, разве не так?
– Ну да, наврав с три короба, – фыркнула она. – Взял чужое имя и забыл сообщить о том, что отсидел четыре года за изнасилование.
– А как иначе я мог получить работу? – огрызнулся он. – Что еще мне оставалось делать?
Вздохнув, Уортон выпрямилась.
– И теперь ты пай-мальчик, да? Дурные привычки забыты, ведешь честную и достойную жизнь…
Тим опустил голову.
– Да, это так, – подтвердил он, обращаясь к пятну на ковре.
– И никаких дел с наркотиками?
Он потряс головой.
– И даже никаких изнасилований?
Тут он поднял голову, и Джонсон заметил, как в его лице что-то промелькнуло, сменившись прежним вызывающим выражением.
– Нет.
Уортон встала и, обойдя Джонсона, остановилась позади него. Джонсон воспринял этот маневр инспектора как знак изменить тактику.
– Почему ты сегодня опоздал? – твердым голосом спросил он.
Билрот пожал плечами. Вид у парня был плутоватый, но скорее всего, заключил Джонсон, так было уже в тот момент, когда он увидел белый свет, впервые высунув голову из утробы матери.
– Где ты был вчера вечером?
Тим опять посмотрел на ковер и, не найдя там ничего, что подсказало бы ему правильный ответ, ответил сам:
– Дома.
– Всю ночь?
– Да.
– Но подтвердить это, разумеется, некому?
Билрот пожал плечами.
– В котором часу ты ушел отсюда?
– В полпятого, – ответил он не задумываясь.
– А дома был…
– В полшестого.
– И больше не выходил?
Билрот энергично затряс головой. Его прическе это нисколько не повредило – грязные волосы не шелохнулись, словно намазанные клеем.
– Так почему ты опоздал?
Он открыл было рот, но передумал отвечать и просто пожал плечами.
– Уже одиннадцать, Тим. Где ты был все утро?
– Я плохо себя чувствовал, – ответил он чуть слышно, – всю ночь.
– Неужели? – презрительно бросила Уортон. – А затем вдруг почувствовал себя лучше и совесть не позволила тебе больше оставаться дома, да?
Он кивнул, не поднимая головы. Наступило продолжительное молчание. Затем Уортон подошла к Билроту вплотную и скомандовала:
– Ну-ка встань и выверни карманы.
При этом лицо парня стало таким испуганным, что Уортон невольно улыбнулась.
– Зачем? – пробормотал он, переводя взгляд с ее лица на Джонсона и обратно.
– Если не хочешь делать это здесь, можем отправиться в участок, – предупредила она усталым голосом.
У Тима не осталось выбора. Медленно и очень неохотно он подчинился, и среди листков обыкновенной и папиросной бумаги, табака, кулька мятных леденцов и нескольких мелких монет на стол легло пять пакетиков героина.
Уортон, никак не прокомментировав это, спросила, глядя ему в глаза:
– Зачем эта работа?
– Что вы хотите сказать? – Вид у него теперь был совершенно запуганный, как будто Уортон угрожала ему ножом.
– Почему ты устроился в Музей анатомии и патологии?
– А почему бы и нет? – состроил он гримасу.
Она подождала секунду.
– Ну да, понятно. Это интересное место. Столько увлекательных экспонатов. Так познавательно!
Тим лишь молча смотрел на нее.
– Столько хороших ножей! И шприцев…
– Я же сказал, я больше не употребляю наркотики! – бросил он.
Неожиданно Джонсон схватил его за запястье. Билрот попытался вывернуться, но безуспешно. Джонсон закатал рукав его фуфайки, и на руке Тима открылись следы уколов.
– Значит, не употребляешь? – улыбнулась Уортон.
Джонсон разжал руку, и Билрот молча опустил рукав.
– Итак, мы убедились, что насчет наркотиков ты врешь. Как насчет остального?
Парень ничего не ответил.
Сев перед ним, Уортон вплотную приблизила к нему лицо.
– Как насчет убийства? Решил попробовать себя в новом амплуа?
– Что вы имеете в виду?! – в панике воскликнул он.
– Убийство, Тим, убийство. Что тут непонятного? Даже насильник в состоянии понять, что такое убийство.
Джонсон насчитал три секунды, в течение которых взгляд Билрота метался от одного полицейского к другому.
– Я никого не убивал! – прокричал он. – Что вы еще придумали?
«Он не врет», – подумал Джонсон. Однако если Уортон думала так же, то хорошо скрывала свои мысли.
– Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?
Взгляд парня по-прежнему перебегал с одного лица на другое, будто его глаза дергали в разные стороны за ниточки.
– Что случилось? – спросил он.
Уортон, словно учительница, диктующая домашнее задание, произнесла:
– Была убита студентка, Тим. В музее. А перед тем как ее убить… угадай, что с ней сделали?
Хотя вид у Билрота был испуганный и вел он себя как загнанный в угол маленький зверек, Джонсон понимал: парень догадывается о том, что произошло. Он открыл рот и спросил голосом, в котором даже глухой уловил бы боязнь услышать подтверждение своим догадкам:
– Что?
Улыбка Уортон теперь походила на улыбку убийцы, готового нанести удар.
– Ее изнасиловали, Тим, – прошептала она.
– Это он убил, Джонсон.
Джонсон ничего не ответил. Она, конечно, имела право считать Билрота убийцей – масса косвенных улик была против него. Но Джонсон не любил скоропалительных выводов.
– Так что? – спросила она так, будто его согласие имело решающее значение.
– Похоже на то, что он мог это сделать, – признал он.
– Готова поспорить, это его рук дело!
«Кого, интересно, она пытается убедить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116