– Мне плевать, что вас удивляет, а что нет. Я пришел поговорить о вас и о том, что вы в своих делишках вышли за рамки собственных полномочий…
– Что-что? В каких таких «моих делишках»?
– Когда вы поступали на эту должность, то не потрудились предупредить меня или администрацию школы о том, что будете продолжать работу на ниве судебной медицины.
– Я не работаю…
Рассел высоко поднял брови. При его тучности на это, по-видимому, ушло немало энергии.
– Вот как? Значит, меня ввели в заблуждение. Мне сообщили, что вы собираетесь проводить повторную аутопсию девушки, убитой Билротом.
Айзенменгер удивленно посмотрел на Рассела, гадая, каким образом эта информация дошла до него и как это вообще касается профессора.
– Ну да, собираюсь, – признал он.
– Но вас не нанимали в качестве судебного патологоанатома!
– Какое отношение это имеет к моей работе здесь? Я занимаюсь этим в свое личное время.
Рассел саркастически фыркнул:
– Не в том дело.
– А в чем же?
Нахмурившись, Рассел покинул свой командный пункт у дверей и приблизился к Айзенменгеру. Очевидно, это было знаком доверия.
– Дело в том, доктор Айзенменгер, что, как старший преподаватель нашей школы, вы должны были как следует подумать, разумно и достойно ли воскрешать интерес к этому делу.
Айзенменгер наконец понял, в чем его обвиняют, хотя и не понял почему.
– То есть вы угрожаете, и если я не откажусь от вскрытия, то это плохо для меня кончится?
Рассел тут же замахал своими толстыми ручками:
– Нет, я просто хочу предупредить вас, чтобы вы не злоупотребляли своим служебным положением.
– Каким образом расследование убийства Никки Экснер может быть связано с моим служебным положением?
Тупость Айзенменгера выводила Рассела из себя.
– Шумиха вокруг этого убийства уже подпортила репутацию школы. Возобновление расследования, во-первых, бессмысленно, поскольку убийца установлен и сам уже мертв, а во-вторых, опять вызовет нездоровое любопытство и тем самым нанесет еще больше вреда одному из крупнейших в мире медицинских учебных заведений.
– Вы уверены, что убийца именно Билрот?
– Разумеется. Я уверен в этом так же, как и полиция.
– А я не уверен. – Айзенменгер понимал, что его слова можно расценить как тупое упрямство, но ему хотелось позлить профессора.
– В таком случае разрешите вам заметить, – медленно, почти по слогам произнес Рассел, приблизившись к Айзенменгеру едва ли не вплотную и наставив на него свой толстый палец, – что, если вы будете упорствовать, это может повлиять на вашу карьеру в школе. Вы уже лишились поста заведующего музеем. Это может оказаться не последней вашей потерей.
Что касается музейных дел, Айзенменгеру было любопытно, как Рассел в отсутствие куратора справляется с диагностированием поступающего материала. Это была нелегкая задача, в свое время заставившая Айзенменгера изрядно помучиться, и он не жалел о том, что теперь это стало головной болью Рассела. Однако еще больше его заинтриговали последние слова профессора. Не действовал ли Рассел по наущению декана? И не крылось ли за этим нечто большее, нежели просто боязнь огласки?
Айзенменгер широко улыбнулся, зная, что эта улыбка еще больше разозлит Рассела.
– Благодарю за столь заботливое предупреждение, Бэзил. Я непременно учту его, когда буду проводить вскрытие.
Лицо Рассела передернулось от ярости. Он рявкнул что-то нечленораздельное, пронзил Айзенменгера испепеляющим взглядом и направился прочь. Возле двери он обернулся:
– Если вы пришлете в наше отделение какие-либо образцы, взятые во время этой аутопсии, то позаботьтесь о том, чтобы все они были четко описаны и мы могли представить по ним соответствующий счет.
Айзенменгер ничего не ответил на это, и тогда Рассел добавил:
– И не дай вам бог заниматься этим в рабочее время.
С этими словами он открыл дверь и, выйдя в коридор, с силой захлопнул ее за собой. Айзенменгер со вздохом откинулся на спинку стула. Все было понятно. Если выяснится, что Билрот не убийца, то под подозрением опять окажутся все остальные. В том числе и некоторые очень значительные фигуры.
Джонсон нашел Джейми Фурнье в студенческом баре, что, в общем-то, было неудивительно. Помещение впечатляло своими размерами, и барменша не без гордости сообщила бывшему полицейскому, что у них самая длинная стойка из всех университетских барных стоек Европы. Джонсон полюбовался этим чудом из полированного бука с тремя разливочными автоматами по четыре крана в каждом. Зал был примерно тридцать на сорок метров, так что, помимо столиков, оставалось место для танцпола. В данный момент танцпол, как и сам зал, был почти пуст.
– Вы сотрудник школы? Если нет, то я не имею права вас обслуживать – разве что кто-нибудь за вас поручится.
Джонсон успокоил девушку, сказав, что не испытывает жажды, а ищет Джейми Фурнье. Лицо барменши моментально помрачнело.
– А, Фурнье. Вон он, – кивнула она в дальний угол слева от Джонсона.
Приблизившись к указанному столику, Джонсон понял, чем была вызвана перемена в лице барменши. Хотя часы показывали только половину пятого, Джейми уже успел напиться. Волосы его были всклокочены, а сам он нависал над кружкой пива, заполненной на четверть. Джонсон молча присел рядом. Фурнье вскинул голову и так же молча уставился на нарушителя его уединения.
– Мы знакомы? – наконец спросил он.
– Джонсон. Мы встречались при расследовании убийства Никки Экснер.
После продолжительной паузы Джейми произнес с оттенком брезгливости:
– А, ну да. Полиция.
Но при Джонсоне это слово уже тысячу раз произносили с брезгливостью. Не уточняя своего нынешнего статуса, он сказал:
– Мне надо поговорить с тобой. О гибели Никки.
Фурнье был пьян, но еще не утратил остатки здравого смысла.
– Что тут говорить? Дело-то ведь закрыто.
Джонсон ничего на это не ответил.
– Этот ублюдок – Боумен, Билрот, или как его там, – убил ее.
Парень схватил кружку и опрокинул в себя ее содержимое, пролив часть на брюки. Затем, не говоря ни слова, он встал и нетвердой походкой направился к бару. Джонсону было любопытно, обслужат ли его и вернется ли он к столику.
Судя по жестам, Фурнье долго не мог уговорить барменшу, но в конце концов ему это удалось. Он устремился обратно, расплескивая пиво, и тяжело опустился на прежнее место.
– Ну, так чего вы хотите? – помолчав, спросил он с досадой заплетавшимся языком, после чего откинулся на спинку стула и наклонился вместе с ним назад. Наблюдая за молодым человеком, Джонсон решил, что тот хотя и нетрезв, но скорее притворяется, нежели пьян на самом деле.
– Ты хорошо знал Тима Билрота?
Ответ последовал моментально:
– Мне он не нравился. Билрот был подонком.
У каждого есть свой прибор ретроспективного видения, которым он пользуется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116