– А на самом деле они ничем не лучше вас.
– Точно, – энергично закивал консьерж. – Просто чванливые ублюдки. Я-то видел, чем некоторые из них занимаются. Вождение в нетрезвом виде, содержанки…
– А что профессор Рассел? – неожиданно спросила Беверли.
Тут консьерж внезапно насторожился, и инстинкт самосохранения прямо на глазах у старшего инспектора заслонил собой всю его былую разговорчивость, словно панцирь черепаху.
– Профессор Рассел?
– Да, профессор Рассел, из семнадцатой квартиры. Вы ведь его знаете?
Лицо консьержа приняло труднораспознаваемое выражение.
– Ну, немного…
– Что он за птица?
– Без понятия… – пробормотал Лейден, однако Уортон чуть ли не воочию видела развевавшиеся у него над головой сигнальные флажки, которые говорили о том, что Лейдену есть что порассказать о профессоре.
Несколько мгновений старший инспектор молча смотрела на него, затем произнесла:
– Давайте так. Я знаю, чем он занимается, мне просто нужно, чтобы вы это подтвердили.
Глаза Лейдена буквально вылезли из орбит, засверкав белками, которые никак нельзя было назвать белыми. Рот консьержа приоткрылся, и оттуда стало невыносимо смердеть.
– Ну, так как же? – подстегнула она его.
– Вы имеете в виду эту девицу? – наконец выдавил он из себя.
– Ну конечно. Расскажите мне о ней, – потребовала Беверли, не имея никакого представления, о какой девице идет речь.
Собеседник Уортон явно не знал, что от него хотят услышать, поэтому ограничился минимальной информацией:
– К нему приходит девица.
Само слово «девица» и то, как оно было произнесено, наводило на мысль, что вряд ли это светская знакомая.
– Проститутка? – уточнила Беверли.
– Ну да… – ответил он, слишком поздно осознав, что его провели, и уставился на Беверли, как горгулья из водосточной трубы.
– Только одна?
Он кивнул.
– Всегда одна и та же, и никогда не бывает других?
– Одна и та же, в один и тот же день и в одно и то же время, – выдохнул он.
Это было интересно. И даже очень.
– Вы знаете, кто она такая?
– Увы… – Лейден развел руками с невинным видом, который вряд ли обманул бы даже двухлетнего малыша. Беверли уже давно убедилась: именно с такими типами хуже всего иметь дело. Она наклонилась к консьержу так близко, как только позволяло ей чувство самосохранения, и произнесла:
– Я хочу знать ее имя и адрес, и прямо сейчас. Я нисколько не сомневаюсь, что это ты подыскал ее для Рассела, и если ты не покопаешься в дерьме, которое у тебя вместо мозгов, и не скажешь немедленно, где ее найти, то отправишься в участок, где тебе будет предъявлено обвинение в сводничестве, в противодействии полиции и в оказании сопротивления при задержании. Так как же, мистер Лейден?
Уилсон молча встал у привратника за спиной. Во всем остальном Уилсон был никудышным копом, но принимать угрожающий вид он умел не хуже других.
Лейден, обернувшись, взял со своего стола клочок бумаги и под бульварной газетенкой отыскал ручку. На клочке он нацарапал: «Линда». И адрес.
– А фамилия?
Он сказал, что не знает, и в этом, похоже, не соврал. Ну что ж, полиции нередко приходилось иметь дело с людьми без фамилии. Жила эта Линда поблизости.
Беверли передала листок Уилсону, тот помотал головой. Она обратилась к Лейдену:
– И сколько времени она к нему ходит?
– Несколько лет. Каждую среду.
– По средам? Вы ничего не путаете?
– Она бывает здесь каждую среду уже много лет, – повторил он с усталой досадой. – Только раз Рассел сделал исключение, несколько недель назад.
В Бога она не верила, но тут на всякий случай помолилась.
– А когда именно? Не помните?
– В тот день, когда студентку зарезали, – ответил консьерж раздраженно. – Я помню это, потому что…
Но это Уортон не интересовало. Она едва не плясала от радости, но в полученной информации необходимо было удостовериться на все сто процентов, если не больше.
– Вы ничего не путаете?
– Ничего я не путаю! – огрызнулся Лейден с оскорбленным видом.
– Он никогда не бил ее?
Консьерж не раздумывая замотал головой. Либо скрывал правду, либо действительно не знал. Да, это было подозрительное совпадение. И даже более чем подозрительное. Решив, что она больше ничего из него не выжмет, Беверли произнесла:
– О'кей, мистер Лейден. Благодарю за сотрудничество. И советую никому не рассказывать о нашем разговоре. Вы меня поняли?
Он кивнул. Взгляд его был злобным, но он понял.
Когда они вышли на улицу, Беверли дала указание Уилсону:
– Возьмите одну из наших сотрудниц и съездите за этой Линдой. Привезите ее в участок, но без лишнего шума. Ясно?
Сев в машину, они укатили, едва не столкнувшись с Джонсоном, который, заметив их, поспешно укрылся в зоомагазине и притворился, будто его безумно интересуют волнистые попугайчики. Когда полицейские отъехали, он покинул магазин, преследуемый подозрительным взглядом продавщицы.
Какого черта им здесь понадобилось?
Он пересек улицу и зашел в дом. Мистер Лейден был все еще не в духе. Джонсон улыбнулся ему:
– Вы не против немного поболтать?
Лейден воззрился на очередного гостя весьма неприветливо, но смутить Джонсона было не так-то просто.
– Меня кое-что интересует…
– Неужели?
Чувствуя, что надо сломать барьеры, Джонсон решил изменить тактику.
– Это ведь были копы? – спросил он, вложив в последнее слово как можно больше презрения. Консьерж продолжал враждебно таращиться на него, и Джонсон прибавил: – И что этим ублюдкам было нужно?
Поначалу ему показалось, что он опять избрал неправильную тактику, но тут выражение лица привратника изменилось, и он ответил:
– Мутят воду, как обычно. На что еще они способны?
Джонсон решил, что пора действовать. Достав бумажник, он вытащил из него несколько двадцатифунтовых банкнот.
– Не против заработать на карманные расходы?
Результаты анализа пришли из лаборатории молекулярной биологии к вечеру вместе с чеком на двести семьдесят три фунта. Деньги Айзенменгеру надо было где-то раздобыть, а анализ подтвердил то, что он и без того уже знал, – матка принадлежала не Никки Экснер.
Айзенменгер был в кабинете и упаковывал в коробки свои личные вещи. Оставив на время это занятие, он аккуратно сложил бумаги и сунул их в папку вместе с отчетом, поступившим еще утром из гистологического отделения. Этой бумагой финансовый отдел информировал Айзенменгера, что приготовление препаратов обойдется ему в сто девяносто фунтов. Но главное – отчет подтверждал, что повреждения в районе ануса и влагалища Никки Экснер были произведены, скорее всего, после смерти.
Несколько часов спустя Локвуд сидел вместе с Уилсоном в автомобиле и нервно барабанил пальцами по рулю, потому что в заду у него чесалось неимоверно. Уилсон в наушниках балдел под каких-то металлистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116