В восемь часов утра следующего дня Джонсон был уже возле конторы Вулфа, Паркинсона и Уайта, удивляясь, чего ради понадобилось назначать встречу в такую рань. Было холодно; слабый утренний свет лишь подчеркивал унылость окрестностей. Джонсон постучал и сквозь стекло входной двери заглянул в пустое темное помещение, чувствуя себя при этом довольно глупо. Может быть, ее еще нет?
Однако Елена Флеминг, хотя и не сразу, появилась и впустила Джонсона внутрь.
– Спасибо, что пришли.
Она провела его в свой кабинет и предложила кофе. Пока закипал чайник, он спросил:
– Почему именно в восемь?
Елена разлила кофе по кружкам и добавила молока.
– По утрам работается лучше, – ответила она более или менее правдоподобно.
Он взял кружку – больше для того, чтобы согреть руки.
– Вы уверены в Айзенменгере? – спросила Елена. – Он согласился не очень-то охотно.
– Джон был хорошим специалистом. Лучшего вы вряд ли найдете – по крайней мере, такого, который работал бы бесплатно. И потом, это нужно и ему самому.
– Был. Надеюсь, что и остался хорошим.
– Да-да, конечно, – уверил он ее. – Вопрос в том, насколько хорошим окажусь я. Тем более что мы взялись за это дело не ради денег.
Елена с беспокойством поглядела на него:
– Надеюсь, вы не собираетесь идти на попятный? Вы говорили, что согласны заняться этим безо всякой оплаты.
Он поставил кружку.
– А еще я говорил, что это, возможно, даже к лучшему. Если мы накопаем что-нибудь против Беверли Уортон, то я хочу, чтобы мои руки были абсолютно чисты.
– Да, это понятно.
– Но я должен сразу предупредить вас: мы вряд ли сумеем доказать, что улики фабриковала именно она.
Елена, рывшаяся в ящике стола, подняла голову:
– Вы так думаете? Но это надо сделать обязательно!
– Такой результат стал бы слишком большой удачей. Беверли очень хитра. Если на ее совести что и есть, то проворачивала она свои дела наверняка без свидетелей, не посвящая в них никого. Один раз со мной она уже обожглась на этом.
– И больше свою ошибку не повторит.
– Вот именно. – Он сделал новую попытку глотнуть кофе – на этот раз более удачную, поскольку тот немного остыл. – Нет, я думаю, самое большее, что мы сможем, – это доказать невиновность Тима Билрота и, возможно, найти настоящего убийцу.
– Но разве этого достаточно? – спросила Елена разочарованно. – В таком случае она, скорее всего, снова выйдет сухой из воды.
Джонсону и прежде удавалось уловить нотку разочарования в словах Елены. Она хотела не просто снять обвинение с Билрота и Джереми, она жаждала отмщения.
– Может, и выйдет. Но ей все равно придется несладко. Ей будут задавать неприятные вопросы, пострадает ее репутация. В случае со мной предпочли, чтобы я ушел без шума, не пытаясь публично оправдаться; Беверли окажется перед тем же выбором. А уж чего полицейские боссы действительно терпеть не могут – так это скандалов в своем ведомстве.
– Они готовы мириться с некомпетентностью и коррупцией, лишь бы это не стало достоянием гласности?
Джонсон допил кофе и поставил кружку на папку с надписью: «Миллер против Миллера».
– Разве не так происходит везде и всегда?
Елена расстроилась – это было видно хотя бы по тому, как она уставилась на свои руки, сжатые в кулаки на крышке стола.
– Я хочу, чтобы она ответила за свои проделки. Чтобы все узнали, что в действительности представляет собой Беверли Уортон.
– Я тоже хотел бы этого. Но я, наверное, слишком стар, чтобы рассчитывать на полное торжество справедливости. Меня устроит и меньшее – все лучше, чем ничего.
Кофе в кружке Елены остывал, но она даже не притронулась к нему.
– С чего мне, по-вашему, следует начать?
– Это как раз вы должны мне сказать. Вы ведь детектив.
На другой папке было написано: «Мартиус против Мартиуса». Похоже, бракоразводные дела.
– Первым делом я хочу поговорить с Либманом. Мне все-таки кажется, что он в тот день вел себя неестественно. Затем надо побольше разузнать о самой Никки Экснер. Почти всегда доискаться правды удается, лишь собрав полную информацию о жертве, особенно в таких случаях, как наш.
– И чем же наш случай отличается от прочих?
– Незнакомого человека не станут вешать и четвертовать. Для этого его надо ненавидеть. – Джонсон запнулся. – Разве что…
– Что? – спросила она, посмотрев на него.
– Разве что убийце нужно было что-то спрятать.
– Господи боже, что можно спрятать таким образом?! Джонсон улыбнулся:
– Некоторые убийцы действуют как заправские фокусники. Отвлекают внимание. Не следует забывать, что возможны иные версии, кроме самой очевидной; необходимо держать в уме все факты, связанные с преступлением. Если собрать как можно больше информации о жертве, то круг подозреваемых обязательно расширится – в нем-то и надо искать убийцу.
– Так просто?
Он кивнул, однако затем прибавил:
– Да, но после этого начинается самое трудное – добыть улики, доказывающие его вину. И если это трудно для полиции, – сказал он, поднимаясь, – то для людей вроде нас эта задача вообще становится практически невыполнимой.
С этими словами Джонсон направился к двери.
– Благодарю за кофе. Я буду сообщать вам, как продвигаются дела, ежедневно, да? Или вы предпочитаете, чтобы я позвонил, когда появятся первые результаты?
Елена, казалось, не знала, что лучше.
– На какой день назначено вскрытие? На пятницу? Давайте поговорим после этого, – предложил он.
Она нахмурилась, пытаясь придать себе уверенный вид.
– Хорошо.
– Ты вчера вернулся поздно.
– Я же предупредил тебя.
– Но я не думала, что так поздно.
По правде говоря, он и сам не думал, но так оно обычно и бывает.
– Нам надо было обсудить кое-что, и время пролетело незаметно.
Они ужинали. Чтобы умиротворить Мари, Айзенменгер приготовил ужин сам, хотя очередь была не его. Со вчерашнего вечера они практически не разговаривали – Мари рано ушла на работу. Он лежал в постели и притворялся спящим, пока она принимала душ и одевалась, и, даже не видя ее и не слыша ее слов, он чувствовал, что она сердится.
Наступила пауза, но весь их разговор и так состоял из пауз, между которыми они напряженными голосами произносили отрывочные фразы. Она почти ничего не ела, лишь для приличия ковыряя еду вилкой. Айзенменгер гадал, о чем думает Мари, безжалостно терзая брокколи. Угрюмая складка вокруг ее рта не предвещала ничего хорошего. За ужин жена его не поблагодарила. Все говорило о том, что в Мари зреет возмущение.
– Она тоже была там?
«Она»? Уже до этого дошло? Похоже, в воображении Мари за их ужином незримо присутствовала еще одна женщина, подруга ее неверного мужа, а ей самой была отведена роль обманутой жены. Прямо мыльная опера, исполняемая в шутовских костюмах.
Айзенменгер решил, что не стоит отвечать на этот вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116