– Он положил свой экземпляр на стол и распластал на нем ладони. – Когда вы вскрываете тело, то прежде всего поражаетесь тому, как красиво и совершенно оно устроено. Легкие заполняют грудную клетку с обеих сторон, охватывая сердце и образуя снизу вогнутую поверхность, к которой прилегает купол диафрагмы. То же самое и в брюшной полости, но ее в основном занимают тонкий и толстый кишечник. Большая часть толстого кишечника располагается на периферии и в задней части полости, где его удерживает мембрана брюшины. В центральной части находится тонкий кишечник. В отличие от толстого, он не закреплен неподвижно, а подвешен на брыжейке, которая соединяет его с задней стенкой брюшной полости, но оставляет ему некоторую свободу перемещения.
– Нужны ли все эти анатомические детали? – спросил Джонсон. Он взглянул на Елену, но не нашел у нее поддержки.
Айзенменгер, не обращая на него внимания, продолжил:
– Чтобы проделать то, что проделали с Никки Экснер, то есть вытащить из тела весь тонкий кишечник и развесить его, как сосиски на веревочке, кому-то пришлось изрядно потрудиться. А для того чтобы это получилось так аккуратно, надо заранее набить на этом руку.
– Этот факт вряд ли может нам помочь, – заметил Джонсон. – Все наши подозреваемые имеют достаточный опыт по этой части.
– Включая вас, – добавила Елена, обращаясь к Айзенменгеру.
Доктор улыбнулся:
– Да, конечно. Нет сомнения, что тут потрудился мастер. Желудок, который представляет собой тонкостенный мешок, наполненный непереваренной пищей и нависающий над кишечником, был не тронут. Печень, также закрывающая часть кишечника, осталась цела.
– И на что это указывает? – спросила Елена. По ее тону трудно было определить, то ли она действительно пытается вникнуть в слова доктора, то ли все эти научные и, с ее точки зрения, бесполезные детали ей уже надоели.
– Я бы сказал, что это указывает на юг, – ответил Айзенменгер и, прежде чем Елена успела взорваться, добавил: – Вы знаете, что с самого начала удивило меня? Матка».
– Ее ведь вырезали? – рассеянно спросил Джонсон, просматривая заключение.
– Да, это и показалось мне самым странным. Природа упрятала этот орган в глубине таза, довольно далеко от тонкого кишечника. Когда вы заняты удалением тонкого кишечника, вы просто не можете случайно прихватить матку. А между тем она была единственным органом, кроме кишечника, который убийца удалил.
Елена вдруг оживилась – ее недомогание как рукой сняло.
– Ее удалили специально? Вы на это намекаете?
– Да, мне так кажется.
– Но зачем? – переспросила она, и тут же догадка осветила ее лицо. – Она была беременна?
– Да нет, не была, – вмешался Джонсон. – В вашем заключении говорится, что полость матки была пуста.
– Там говорится также, что в стенке матки были обнаружены фиброзные образования.
– И что это значит?
– Я думаю, что у нее уже в двадцатилетнем возрасте образовалась там опухоль, но весьма необычная.
– Я опять ничего не понимаю! – призналась Елена.
Айзенменгер вопросительно посмотрел на Джонсона, но тот тоже пожал плечами.
– Я считаю, что матка, найденная на месте преступления, принадлежала не Никки Экснер. Ее подменили. Весь этот спектакль с выпусканием кишок и четвертованием был поставлен лишь для того, чтобы скрыть, что у девушки вырезали матку и заменили ее другой.
Наступила тишина. Джонсон и Елена никак не могли переварить услышанное. Айзенменгер поднялся и подошел к окну. Во дворе накрапывал дождик, который даже не в силах был очистить от пыли кустарник, а просто превращал ее в грязь. В кустах в дальнем углу сада что-то шевельнулось. Вероятно, какая-нибудь птица.
Джонсон что-то произнес, но доктор не расслышал его слов.
– Что вы говорите?
– Как вы докажете, что это не ее матка?
– Возьму образец любой ткани тела Никки Экснер и сравню его с образцом из матки. Результат можно получить через несколько дней.
– А где ее матка? Если бы могли ее найти… – начала Елена, но Айзенменгер перебил ее:
– Наверняка ее больше не существует. Достаточно было сунуть ее в мешок с прочими клиническими отходами. Их уничтожают каждую неделю.
Лицо Елены омрачилось.
– По крайней мере, мы теперь знаем, зачем все это было проделано с телом девушки, – обронил Джонсон.
– Я думаю, мы знаем больше. Мы знаем мотив и можем предположить, кто это сделал.
– Ну-ка, ну-ка, объясните поподробнее! – заинтересованно произнесла Елена, подавшись вперед. Айзенменгер подивился тому, как быстро менялось ее настроение – от угрюмой замкнутости до живой заинтересованности.
– Непосредственной целью убийства и вообще всего этого спектакля была необходимость удалить матку и отвлечь от нее внимание. Следовательно, она была беременна, и кто-то очень хотел это скрыть. Если ограничить круг подозреваемых теми, кто мог легко проникнуть в музей после закрытия, то остаются Гамильтон-Бейли, Рассел, Билрот, Либман и я. Надо выяснить, кого из них настолько пугала беременность Никки, что он решил убить ее. Не думаю, чтобы это могло особенно беспокоить Тима Билрота. Вы согласны? Вполне вероятно, что у него масса незаконнорожденных детей – одним больше, одним меньше, только и всего.
Впервые с тех пор, как Айзенменгер познакомился с Еленой, он увидел на ее лице настоящую радость.
– Да, конечно!
– Мамашу Либмана кондрашка хватит, если ее ребеночек внезапно объявит, что стал отцом, но не думаю, что он стал бы мочить кого-нибудь из-за этого, – заметил Джонсон.
– И не забывайте, в какой шок его самого повергла вся эта картина.
Джонсон кивнул. Он действительно забыл, в каком состоянии пребывал тогда Либман.
– Значит, остаются Рассел и Гамильтон-Бейли, – подытожила Елена, но Айзенменгер тут же добавил с улыбкой:
– И я. Нельзя исключать никого.
– Но Рассел не женат, – сказал Джонсон. – Был ли у него достаточный мотив? Тот факт, что он заделал Никки Экснер ребенка, вряд ли вызвал бы в школе большой переполох.
– Не скажите, – отозвался Айзенменгер. – Медицинская школа не потерпела бы, если б выяснилось, что второкурсница забеременела от одного из профессоров – не важно, женатого или нет. К такому преподавателю были бы приняты строгие дисциплинарные меры – вплоть до увольнения. Поблажки не дали бы ни Расселу, ни Гамильтону-Бейли, ни кому другому. Все это, – добавил Айзенменгер, ревниво оберегая свое равенство с остальными преподавателями медицинской школы, – справедливо и в отношении более мелких фигур вроде меня.
– Минуточку, – оживился Джонсон. – Давайте все же расставим все точки над «i», прежде чем набрасываться на кого-либо с наручниками. Во-первых, если найденная матка действительно принадлежит не Никки Экснер, то откуда она взялась? Вряд ли ее легко можно достать даже в медицинской школе или больнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116