Машина тем временем пронеслась вдоль по улице и резко свернула за угол.
– Послушайте, – сказал он, – я понимаю, что, пока мы ведем это расследование, лучше оставаться в пределах чисто деловых отношений, но почему бы не перевести их в личные, когда мы с ним покончим?
Елена улыбнулась, и, несомненно, от души.
– В личные… – повторила она, словно не вполне верила своим ушам. Несколько секунд она пребывала в задумчивости, затем впервые за все время их знакомства посмотрела на доктора с некоторой теплотой. Она стала обходить автомобиль сзади, Айзенменгер двинулся ей навстречу. В метре друг от друга они остановились.
– И как это понимать, доктор Айзенменгер?
– Ну… – протянул он, сам не имея ни малейшего представления, как это следует понимать. – Видите ли…
Но увидеть что-либо было трудно из-за охватившего его замешательства. В это время он услышал шум еще одного автомобиля, который вывернул из-за угла и приближался к ним с противоположной стороны.
Не дождавшись продолжения от доктора, Елена взяла инициативу на себя:
– Итак, вы приглашаете меня в ресторан. Может, вы хотите, чтобы сейчас я пригласила вас к себе что-нибудь выпить?
Тон у нее был немного странный, лицо оставалось непроницаемым.
Судя по звуку за спиной Айзенменгера, автомобиль, приближавшийся к ним, увеличивал скорость. Повернувшись в его сторону, Айзенменгер увидел, что и эта машина красного цвета.
– Если вы приглашаете… – ответил он машинально, думая об автомобиле.
Это все тот же, который только что проезжал?
– Вы решили, что это приглашение?
Доктор рассеянно улыбнулся, осознав, что разговор принимает оттенок флирта, но его мыслями целиком и полностью завладела эта чертова машина.
Неужели это Мари?
– По крайней мере, я надеялся на это.
Улица была длинной, автомобиль несся по ней, как будто участвовал в гонках, и промелькнул мимо доктора и Елены словно молния.
– Надежда и реальность. От одного до другого целая пропасть…
Автомобиль опять приближался к ним на полной скорости. Почему рев двигателя казался Айзенменгеру таким угрожающим?
– Но я плохо знаю вас, точнее, совсем не знаю. А может, вы…
Внезапно Айзенменгер кинулся к Елене и, схватив за руку, рванул на себя – прочь с дороги. Она не успела даже испугаться. В тот же миг раздался визг тормозов и красный автомобиль, снизив скорость, боком зацепил машину Айзенменгера, смяв и процарапав ее переднюю дверь. Пустынную улицу заполнил адский грохот рвущегося металла.
Елена, все еще находясь в объятиях Айзенменгера, оглянулась с совершенно ошеломленным видом. Автомобиль проехал как раз в том месте, где она стояла долю секунды назад.
Двигатель красного автомобиля продолжал работать, его шестерни заскрежетали, он проехал назад метра два и остановился. В открытом окне появилось лицо Мари. Ее глаза были полны слез, но само лицо выражало непримиримую злобу и ненависть.
– Я так и знала! – прохрипела она. – Я так и знала!!!
Оба – и доктор, и Елена – молча смотрели на нее, Айзенменгер изумленно, Елена в полном недоумении. Неожиданно Мари заорала:
– ПОДОНОК! ГНУСНЫЙ ПОДОНОК!
– Мари, – начал он, чувствуя, что должен что-то сказать. – Мари…
– ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ, ПОДОНОК! – Она заплакала. Но и плакала она как-то целеустремленно, сосредоточившись на этом плаче и не желая видеть и слышать ничего вокруг. – Я знала, что ты обманываешь меня! Я это знала, я знала! Как ты мог? Как ты посмел?!
Окна окрестных домов начали вспыхивать одно за другим, из некоторых высунулись любопытные. Маленькое уличное представление – не столь захватывающее, как какая-нибудь серьезная авария на перекрестке, но все-таки…
– Мари, я не знаю, что ты там себе навоображала, – начал было Айзенменгер, сознавая, что его слова звучат по меньшей мере нелепо, – но ты все поняла неправильно.
И к чему, спрашивается, он все это говорит? Почему он не может просто послать ее подальше – ведь она сама ушла от него, искромсав половину его гардероба? Какое ей вообще до него дело?
– Я люблю тебя, Джон! – умоляющим тоном прокричала Мари. – Почему ты больше не любишь меня?
Он тяжело вздохнул:
– Ты не любишь меня, Мари, тебе просто нравится обладать мной, гордиться мной и демонстрировать меня всем своим друзьям и соседям!
Но женщина, не слушая его, принялась что-то бормотать. Зрители, наблюдавшие за спектаклем из окон, начали понемногу исчезать – криков больше не было, кровь не лилась по улице рекой. Елена наконец пришла в себя и в упор посмотрела на Айзенменгера. В это время Мари издала какой-то странный звук – не то крик, не то рычание – и опять обратилась к Айзенменгеру:
– Ты пожалеешь об этом, Джон. Ох, как ты об этом пожалеешь!..
С этими словами она снова ухватилась за руль и, надавив на педаль газа, сорвалась с места. Левое крыло автомобиля теперь имело примерно такой же плачевный вид, как водительская дверца машины Айзенменгера.
Наступило тягостное молчание. Затем Елена спросила:
– Ваша подружка?
Сжалившись над Айзенменгером, Елена пригласила его к себе. Ее квартира на четвертом этаже оказалась просторной; вся мебель да и само убранство квартиры были необычны и не то что говорили – кричали о стремлении хозяйки не подчиняться общепринятым вкусам. Айзенменгер и Елена пили кофе в большой гостиной «континентального» типа, где на полу поверх крупных паркетных плит были разбросаны ковры, имелась мягкая мебель с наружным деревянным каркасом и вычурные светильники а-ля модерн. Сидя напротив Елены за кофейным столиком со стеклянной столешницей, Айзенменгер рассказывал ей о Мари. Когда он закончил повествование, его собеседница откинулась в кресле, положив голову на спинку, и он впервые получил возможность разглядеть ее фигуру – чертовски привлекательную, как он решил.
И при этом не оставалось сомнений, что у Елены никого нет. Это было странно.
– Да-а, – протянула она, помолчав, – дом она бросила, но вас, похоже, нет. – В ее тоне доктор уловил насмешку.
– Но вы ведь верите, что все так и есть? Однако Елена не спешила его успокоить.
– Какая разница, верю я или нет? Какое мне вообще дело до вашей личной жизни?
– Наверное, никакого, – согласился он, размышляя над тем, что заставило ее это сказать. Дразнила она его, что ли, намекая, что они не состоят в интимной связи? Мари явно так не считала.
– Мари не может примириться с тем, что между нами все кончено, – сказал он. – А между тем сама же и ушла. Смешно.
– Может быть, она думала, что вы будете умолять ее вернуться.
Ему это не приходило в голову, но вообще-то такое поведение вполне могло быть в духе Мари.
– Возможно, вы правы. Мари – истеричка, так что от нее всего можно ожидать.
– Истеричка? – переспросила Елена.
– Ну да, как тип личности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Послушайте, – сказал он, – я понимаю, что, пока мы ведем это расследование, лучше оставаться в пределах чисто деловых отношений, но почему бы не перевести их в личные, когда мы с ним покончим?
Елена улыбнулась, и, несомненно, от души.
– В личные… – повторила она, словно не вполне верила своим ушам. Несколько секунд она пребывала в задумчивости, затем впервые за все время их знакомства посмотрела на доктора с некоторой теплотой. Она стала обходить автомобиль сзади, Айзенменгер двинулся ей навстречу. В метре друг от друга они остановились.
– И как это понимать, доктор Айзенменгер?
– Ну… – протянул он, сам не имея ни малейшего представления, как это следует понимать. – Видите ли…
Но увидеть что-либо было трудно из-за охватившего его замешательства. В это время он услышал шум еще одного автомобиля, который вывернул из-за угла и приближался к ним с противоположной стороны.
Не дождавшись продолжения от доктора, Елена взяла инициативу на себя:
– Итак, вы приглашаете меня в ресторан. Может, вы хотите, чтобы сейчас я пригласила вас к себе что-нибудь выпить?
Тон у нее был немного странный, лицо оставалось непроницаемым.
Судя по звуку за спиной Айзенменгера, автомобиль, приближавшийся к ним, увеличивал скорость. Повернувшись в его сторону, Айзенменгер увидел, что и эта машина красного цвета.
– Если вы приглашаете… – ответил он машинально, думая об автомобиле.
Это все тот же, который только что проезжал?
– Вы решили, что это приглашение?
Доктор рассеянно улыбнулся, осознав, что разговор принимает оттенок флирта, но его мыслями целиком и полностью завладела эта чертова машина.
Неужели это Мари?
– По крайней мере, я надеялся на это.
Улица была длинной, автомобиль несся по ней, как будто участвовал в гонках, и промелькнул мимо доктора и Елены словно молния.
– Надежда и реальность. От одного до другого целая пропасть…
Автомобиль опять приближался к ним на полной скорости. Почему рев двигателя казался Айзенменгеру таким угрожающим?
– Но я плохо знаю вас, точнее, совсем не знаю. А может, вы…
Внезапно Айзенменгер кинулся к Елене и, схватив за руку, рванул на себя – прочь с дороги. Она не успела даже испугаться. В тот же миг раздался визг тормозов и красный автомобиль, снизив скорость, боком зацепил машину Айзенменгера, смяв и процарапав ее переднюю дверь. Пустынную улицу заполнил адский грохот рвущегося металла.
Елена, все еще находясь в объятиях Айзенменгера, оглянулась с совершенно ошеломленным видом. Автомобиль проехал как раз в том месте, где она стояла долю секунды назад.
Двигатель красного автомобиля продолжал работать, его шестерни заскрежетали, он проехал назад метра два и остановился. В открытом окне появилось лицо Мари. Ее глаза были полны слез, но само лицо выражало непримиримую злобу и ненависть.
– Я так и знала! – прохрипела она. – Я так и знала!!!
Оба – и доктор, и Елена – молча смотрели на нее, Айзенменгер изумленно, Елена в полном недоумении. Неожиданно Мари заорала:
– ПОДОНОК! ГНУСНЫЙ ПОДОНОК!
– Мари, – начал он, чувствуя, что должен что-то сказать. – Мари…
– ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ, ПОДОНОК! – Она заплакала. Но и плакала она как-то целеустремленно, сосредоточившись на этом плаче и не желая видеть и слышать ничего вокруг. – Я знала, что ты обманываешь меня! Я это знала, я знала! Как ты мог? Как ты посмел?!
Окна окрестных домов начали вспыхивать одно за другим, из некоторых высунулись любопытные. Маленькое уличное представление – не столь захватывающее, как какая-нибудь серьезная авария на перекрестке, но все-таки…
– Мари, я не знаю, что ты там себе навоображала, – начал было Айзенменгер, сознавая, что его слова звучат по меньшей мере нелепо, – но ты все поняла неправильно.
И к чему, спрашивается, он все это говорит? Почему он не может просто послать ее подальше – ведь она сама ушла от него, искромсав половину его гардероба? Какое ей вообще до него дело?
– Я люблю тебя, Джон! – умоляющим тоном прокричала Мари. – Почему ты больше не любишь меня?
Он тяжело вздохнул:
– Ты не любишь меня, Мари, тебе просто нравится обладать мной, гордиться мной и демонстрировать меня всем своим друзьям и соседям!
Но женщина, не слушая его, принялась что-то бормотать. Зрители, наблюдавшие за спектаклем из окон, начали понемногу исчезать – криков больше не было, кровь не лилась по улице рекой. Елена наконец пришла в себя и в упор посмотрела на Айзенменгера. В это время Мари издала какой-то странный звук – не то крик, не то рычание – и опять обратилась к Айзенменгеру:
– Ты пожалеешь об этом, Джон. Ох, как ты об этом пожалеешь!..
С этими словами она снова ухватилась за руль и, надавив на педаль газа, сорвалась с места. Левое крыло автомобиля теперь имело примерно такой же плачевный вид, как водительская дверца машины Айзенменгера.
Наступило тягостное молчание. Затем Елена спросила:
– Ваша подружка?
Сжалившись над Айзенменгером, Елена пригласила его к себе. Ее квартира на четвертом этаже оказалась просторной; вся мебель да и само убранство квартиры были необычны и не то что говорили – кричали о стремлении хозяйки не подчиняться общепринятым вкусам. Айзенменгер и Елена пили кофе в большой гостиной «континентального» типа, где на полу поверх крупных паркетных плит были разбросаны ковры, имелась мягкая мебель с наружным деревянным каркасом и вычурные светильники а-ля модерн. Сидя напротив Елены за кофейным столиком со стеклянной столешницей, Айзенменгер рассказывал ей о Мари. Когда он закончил повествование, его собеседница откинулась в кресле, положив голову на спинку, и он впервые получил возможность разглядеть ее фигуру – чертовски привлекательную, как он решил.
И при этом не оставалось сомнений, что у Елены никого нет. Это было странно.
– Да-а, – протянула она, помолчав, – дом она бросила, но вас, похоже, нет. – В ее тоне доктор уловил насмешку.
– Но вы ведь верите, что все так и есть? Однако Елена не спешила его успокоить.
– Какая разница, верю я или нет? Какое мне вообще дело до вашей личной жизни?
– Наверное, никакого, – согласился он, размышляя над тем, что заставило ее это сказать. Дразнила она его, что ли, намекая, что они не состоят в интимной связи? Мари явно так не считала.
– Мари не может примириться с тем, что между нами все кончено, – сказал он. – А между тем сама же и ушла. Смешно.
– Может быть, она думала, что вы будете умолять ее вернуться.
Ему это не приходило в голову, но вообще-то такое поведение вполне могло быть в духе Мари.
– Возможно, вы правы. Мари – истеричка, так что от нее всего можно ожидать.
– Истеричка? – переспросила Елена.
– Ну да, как тип личности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116