Суетность знати удовлетворялась, доброволь­ные пожертвования умножались, собран был капитал в не­сколько сот тысяч, и распространялось убеждение, что честный человек обязан жертвовать своими собраниями на умножение собраний лицея... Кременец сделался любимым местопребыванием польского дворянства...» И далее - о кол­лекциях Киевского университета, что они «имеют основа­нием своим коллекции бывшего Волынского лицея, создателем которого был Ф. Чацкий. В основу их он положил собрание книг, медалей, минералов... приобретенное от на­следников короля Станислава-Августа Понятовского... Уве­личенные различными пожертвованиями и приобретениями, эти коллекции вошли в полном составе своем в университет Св. Владимира в Киеве». Таким обра­зом, Пыляев, написав, что коллекция В-кого поступила по­том в Киев, подсказал тем самым, что ранее она находилась в Кременецком (Волынском) лицее, то есть на родине Стройновского, в уезде, где ему принадлежал целый ряд крупных имений. Кроме того, немаловажно и то, что родной племянник Фадея Чацкого граф Тарновский был женат на дочери Стройновского от первого брака. Совокупность всех этих сведений дает все основания считать возможным и закономерным факт пожертвования Стройновским своей коллекции Кременецкому лицею.
Теперь о самом псевдониме, за которым Пыляев скрыл подлинное имя своего графа. Прежде всего, следует отме­тить, что в девятнадцатом веке всякого рода шифровка имен и фамилий была весьма распространенной. Делалось это самыми разными способами. Одним из них и воспользовался Пыляев. Суть его в том, что в начале такого криптонима ставилась первая буква не фамилии, а имени или отчества, и затем, через дефис, один или два последних слога самой фамилии. В словаре Масанова можно найти множество по­добных примеров. В нашем же случае В.В. Стройновский стал В-кий. Такой псевдоним, сохраняя определенную до­кументальность, одновременно защищал Пыляева от воз­можных, как мы уже говорили, обвинений и неприятностей. Ведь если б он написал, допустим, В.С-кий, даже просто С-кий, все было бы намного прозрачнее и яснее. Например, совершенно понятно, что, рассказывая в этой же книге о шутливых чудачествах друга Пушкина П.В. Н-на, он подра­зумевал Павла Войновича Нащокина и скрыл его за столь понятным криптонимом лишь из уважения к жившей еще в то время жене Нащокина Вере Александровне.
Думаем, что предложенный выше анализ и сопоставление биографии Стройновского с обликом В-кого, очерченным М.И.Пыляевым, дают право не сомневаться в их тождест­венности и, следовательно, считать, что последним из изве­стных нам на сегодня владельцев бриллиантов Марии Антуанетты был граф Валериан Стройновский. В дополне­ние к нашим размышлениям интересно отметить еще и то, что характеристики Стройновского, сделанные Пыляевым и Маевским, ни в чем не противоречат, а лишь дополняют друг друга. Так, Пыляев, безусловно знакомый с воспоминани­ями Маевского, опубликованными в 1880 году, нигде не упоминает о том, что Стройновский был доктором права и медицины, сенатором, писателем и так далее, а Маевский, в свою очередь, естественно обходит молчанием торгово-спекулятивную деятельность своего двоюродного дядюшки, богатству которого он, в какой-то мере, был обязан своим благосостоянием. Да и не только он, но и все другие члены этой семьи, дети и внуки Стройновской (по второму браку Зуровой), занимавшие в конце прошлого века высокие сту­пени иерархической лестницы.
Другое интересное наблюдение, позволяющее предполо­жить время покупки Стройновским бриллиантов у графини де Гаше, можно сделать из следующего. В воспоминаниях Маевского говорится, что Стройновский был «позорно без суда и следствия» отставлен императором Александром I от всех должностей в середине 1823 года, то есть сразу после рождения у Стройновского дочери Ольга, и что причиной было ведение им в сенате собственных тяжебных дел, в силу чего просители не могли рассчитывать на справедливость сенатского решения. Что после увольнения он проиграл крупный процесс и вынужден был уплатить миллион, для чего продал свой дом на Фонтанке, собрание картин, скуль­птуру и многое другое.
Однако в письме митрополита Евгения Болховитинова к В.Г. Анастасевичу (переводчику книг Стройновского с поль­ского на русский язык) из Пскова в Петербург от 12 ноября 1820 года есть такие строки: «...не верю я, что Стройновско­го за гражданский процесс приговорили к исключению из всех должностей. Он все-таки останется сенатором, как и после поступка с Вами. Сколько в сенате подобных ему?...» Документальность этого письма опровергает воспомина­ния Маевского в отношении времени отставки и увольнения Стройновского. Конечно, мемуарист, писавший обо всем спустя шестьдесят лет после реальных событий, мог быть введен в заблуждение неточной информацией тех, кто рас­сказал ему о прошлом семьи (Маевский родился в 1833 году), но не исключено, что он сделал это умышленно, охраняя семейные тайны, в чем мы не раз убеждались, про­веряя другие страницы его записок. Может быть, относя время увольнения Стройновского от дел к 1823 году, с по­следующей продажей дома и уплатой миллионного долга за якобы проигранный процесс, Маевский прикрывал его крупный карточный проигрыш. Но возможно и другое. Вспомним, что графиня де Гаше (по свидетельству П.П. Вя­земского, написанному в конце века) переехала в Крым в 1822 году. Если предположить, что покупка у нее Стройновским, через доверенного «таинственного незнакомца», кра­деных королевских алмазов состоялась вслед за ее решением покинуть Петербург, то это вполне могло про­изойти в том же 1820 году. Сама же сделка, ставшая каким- то образом известной Александру I, несомненно, должна была вызвать его гнев, и последующую «позорную» (эпитет Маевского) отставку Стройновского, и удаление его из Петербурга, где он стал вновь появляться лишь после смерти императора. Возможно, что и потеря миллиона тоже была связана с этой историей.
Читатель наших заметок вправе спросить: ну, а причем же здесь Пушкин? Какое отношение имеет к нему все расска­занное?
Не было бы никакого, если бы Стройновский не был мужем Екатерины Александровны Буткевич. Если бы не было «ута­енной» любви Пушкина к ней. Если бы не было церкви Покрова, где Пушкин любовался своей графиней... В своих воспоминаниях Маевский пишет: «В первую зиму после свадьбы граф Стройновский попробовал вывозить свою жену. Не помню теперь, куда был ее первый выезд; помню только, что первый контрданс она протанцевала с государем Александром Павловичем, а затем весь вечер танцевала со страшнейшим из ловеласов того времени, гра­фом Чернышевым. Произведенный ею эффект доходил до фурора и испугал старого графа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43