- После сего дня мы провождали время самым приятным образом: про­гулки, театр, концерты нас занимали попеременно, а впро­чем, возвращаясь домой, госпожа Буткевичева находила свое удовольствие, имея меня безотлучно при себе; для чтения, до которого госпожа Буткевичева была великая охотница, имели мы так же всякий день несколько часов отдельных; она имела ум изостренный и сведуща была во многом. Она мне нередко признавалась, что такого рода жизни еще никогда не испытывала и потому, положив поль­зоваться оною во всем пространстве, редко очень посещала своих знакомых, а если и делала это, то единственно дабы только соблюдать благопристойность».
Подытоживая свои столь сокровенные воспоминания тех дней и говоря об отъезде из столицы в конце июля 1796 года он пишет: «Простившись с госпожою Буткевичевой, с кото­рой я проводил целый день и часть ночи, я оставил Петер­бург...»
Спустя год мы снова видим его в столице, но на этот раз он ни словом не вспоминает госпожу Буткевичеву, а расска­зывает о своей женитьбе на некоей госпоже Митендорф, с которой он после свадьбы, подав в отставку, уехал в свое белорусское имение.
После знакомства с записками Пищевича становится оче­видным, сколь наивны и далеки от истины суждения Маевского о целомудрии и верности супружескому долгу Анны Ивановны Буткевич. Но не будем строги к ней. Ведь это было время, когда сама Екатерина Вторая фактически ут­верждала и демонстрировала свободу нравов, условность супружеских отношений. И уж, безусловно, сам Александр Дмитриевич очень мало подходил на роль «хранителя до­машнего очага». Главное же для нас здесь то, что основания сомневаться в своем отцовстве по отношению к обеим доче­рям у него были, и, видимо, достаточно обоснованные.
Теперь немного поразмышляем. Известно, что старший сын Александра Дмитриевича и Анны Ивановны - Алексей родился в 1785 году. Точных дат рождения Софьи и Веры мы не знаем. Окончательный разрыв между супругами, вследствие которого Анна Ивановна была вынуждена оста­вить вместе с детьми дом мужа и ютиться у родственников, произошел, видимо, в конце 1796 года, когда Александр Дмитриевич вернулся из Польши и привез с собой свою третью жену Марию Семеновну Бинкевич. Маевский же пишет, имея в виду примерно 1797-1798 годы, что у Анны Ивановны росли в то время «не две девушки, а два ангела...». По тому времени понятие девушка говорило о возрасте не моложе 10 - 12 лет. Таким образом, время рождения Софьи и Веры с большой долей вероятности может быть отнесено к 1786-1788 годам, то есть вслед за рождением сына. Далее, как мы помним, Александр Дмитриевич своего «главного» соперника, которого (как намекает Маевский) он считал подлинным отцом своих дочерей, оказавшегося в спальне жены, вполне натурально выкинул за окошко, и хотя мему­арист не раз говорит о большой физической силе своего деда, но, тем не менее, надо полагать, что соперник был не очень дороден и силен. Любопытна его фраза: «весьма впоследст­вии известного генерала, но кого именно - не упомню, а потому и назвать не смею». Нет сомнения, что имя этого весьма известного генерала Маевский прекрасно помнил, но назвать действительно не посмел. Продолжая наше «рассле­дование», обратим внимание и на следующее: Екатерина II умерла 6 ноября 1796 года, а менее чем через месяц, уже 4 декабря Павел I в числе фактически первых своих указов подписывает именной Указ Сенату о пожаловании брига­дирше Анне Буткевичевой 300 душ мужского пола крестьян в Лужском уезде, с землею и угодиями. Маевский объясняет это просьбами теток Анны Ивановны, но не называет их, а говорит как-то вскользь, между прочим. Читатель, конечно, уже догадался о сути нашего предположения: столь бесцере­монно выброшенным в окошко любовником Анны Иванов­ны и отцом ее дочерей был, в ту пору еще наследник - цесаревич, Павел Петрович. Но чем же тогда объяснить его столь милостивое отношение к Александру Дмитриевичу, которого он за четыре года произвел из бригадиров в гене­рал-лейтенанты?
Как ни парадоксально, но именно такие поступки были в духе Павла I. На русском престоле мало было таких загадочных по своему характеру личностей, как Император Павел, который мог совмещать в себе крайнюю жестокость с чрезмерным великодушием и щедростъю, беспардонную грубость и хамство - с изысканным благород­ством и рыцарством. Недаром же Пушкин пожаловал его титулом романтического императора! Поэтому вероятно, что именно он мог понять и воспринять как должное ярост­ный взрыв ревности оскорбленного мужа (такого же дворя­нина, как он сам) и не только не затаить зла, но, напротив, проникнуться к нему симпатией и уважением, а в дальней­шем, не раздумывая, щедро обеспечить своих внебрачных детей. И здесь серьезным подтверждением нашей гипотезы служат приведенные выше воспоминания М.В. Толсгого (конечно, за исключением его ошибочного предположения, что Вера Молчальница была дочерью того же Павла I и Анны Лопухиной). Если почтенному графу не изменила память и в поминальнике Веры Александровны действительно пер­вые два имени были Павел и Анна, а вторые - Александр и Мария, которые она, в их последовательности, объясняла как имена родителей и крестных, то понятны и ее слова о наложении обета молчания за грехи ее и ее покойных роди­телей. Как мы знаем, грехов и у Павла I, и у Анны Ивановны было достаточно. Остается неясным, кто же были Александр и Мария - крестные отец и мать Веры Александровны? Од­нозначный ответ можно найти только в церковных метриче­ских книгах, где должна быть запись о ее рождении и крещении, но в какой это книге, какой церкви и за какой год? Помочь здесь может лишь случай, случайная находка. А нам опять остается сделать предположение.
В те времена среди людей, близких ко двору, существовал обычай - просить в крестные кого-либо из царствующей фамилии. Считалось это особой честью. В очень содержа­тельном по информативности исследовании историка Валишевского о Павле I много внимания уделено сложным взаимоотношениям императора с его супругой Марией Фе­доровной. Постоянно оказываясь одной из сторон пресло­вутого любовного треугольника, императрице для сохранения видимости семейного счастье не раз приходилось выполнять «роль поверенной между мужем и предме­том его увлечения». А если так, то, наверно, она не отказы­вала мужу в его просьбе стать крестной матерью того или другого не безразличного ему младенца. В этих случаях крестным отцом мог быть и их юный сын Александр. Вся эта альковная история находит косвенное подтверждение и в визите, который нанес Вере Молчальнице Николай I, чело­век, как известно, рационального мышления и не страдаю­щий излишней сентиментальностью. Его продолжительная беседа с ней и почтительный поцелуй руки - говорят сами за себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43