«она» не только «казалась», «она была» действительно - Катенька Буткевич, необычайная по силе, длительности, влиянию на всю жизнь и им самим никогда не названная, «утаенная» любовь великого поэта.
ДИАЛОГ С ОППОНЕНТАМИ
Может быть, и вправду: чем полнее мы очищаем творческую личность от всего личностного - от внешних признаков, от исторических черт, от ее известности, - тем ближе подходим к «сокровенному центру» ее универсальности. А все же, расшифровывая «белые пятна» биографии гения, реконструируя его мысли и чувства, мы делаем это, в известной мере, по «образу своему». Поэтому стоит ли удивляться, что каждое новое прикосновение к жизни А.С. Пушкина, любое гипотетическое построение, связанное с его именем, должно вызывать и вызывает контраргументы? Это естественно. И важно тут только одно - убедительность этих возражений, так как только она одна дает «чистый опыт». Наша гипотеза, изложенная в очерках под общим названием «Она казалась... она была...», предполагает, как уже знает читатель, что «утаенной» любовью Пушкина была Екатерина Александровна Буткевич. Пушкинисты - не все, конечно, - не согласны. Рассмотрим их возражения на примере наиболее развернутой рецензии Валерии Федоровны Муленковой, зав.сектором Государственного музея А.С. Пушкина. Итак, Валерия Федоровна считает, что слова Маевского «Пушкин не был знаком с Екатериной Буткевич» - свидетельство скромности мемуариста, которому «напротив... было скорее лестно назвать свою тетку в числе знакомых поэта. Но, не имея для этого документальных оснований, мемуарист проявляет осторожность». Мы же уверены, что Маевский умышленно написал эти, ставшие на наш взгляд роковыми для исследователей, слова. Наша уверенность основана на следующих предположениях. Маевский родился в 1833 году, значительно позже интересующего нас времени. Свою семейную хронику писал где-то около 188го.
Основными источниками для него, скорее всего, были рассказы матери, бабки и некоторых слуг, умерших, вероятно, много ранее написания хроники. Так, его мать умерла в 1852 году, когда ему было девятнадцать лет. Бабушка - через два года. За последующие почти тридцать лет многое из того, что не было записано, могло стереться в памяти. Конечно, написать фразу «Пушкин не был знаком с Екатериной Буткевич» Маевский мог и потому, что ничего не знал и не слышал об этом знакомстве. Но почему не знал? Потому что - не было? А если потому, что в прошлом его семьи, как и во всякой другой, могли иметь место события, которые не подлежали разглашению и, в данном случае, не позволяли его матери и бабушке говорить о Пушкине и Пушкиных вообще?
Более того, с самого Маевского могли потребовать обещания (в том числе и сама его тетка Стройновская - Зурова) не говорить и не писать на эту тему. Характерно, что во всей хронике фамилия поэта упоминается только один раз именно в разбираемой нами фразе.
Здесь же нужно учесть, что в 80-х годах прошлого века дети Стройновской от второго брака, т.е. Зуровы, занимали очень видное и влиятельное положение в высшем петербургском свете, и не считаться с их мнением в вопросе, касающемся прошлого их матери, Маевский, конечно, не мог. Но кажется бесспорным, что Маевский в то же время не мог не знать о близком соседстве семьи своего деда с семьей Пушкиных. (Расстояние меж их домами составляло не более двухсот метров). Не мог не знать, что лучшая, задушевная подруга его матери графиня Екатерина Марковна Ивелич была одновременно родственницей и очень близкой знакомой Пушкина и жила буквально рядом с обеими семьями. Также он, наверно, знал, что дети Александра Дмитриевича - Екатерина, Любовь, Николай - и дети Сергея Львовича - Александр и Лев - были почти ровесниками. После выхода Пушкина из лицея все они жили, в основном, под родительскими крышами, и Маевский вряд ли не понимал, что вся эта молодежь, живя в столь близком соседстве, имела немало поводов и случаев для частого общения.
Учитывая все это, для Маевского логично было бы, даже проявляя максимальную осторожность, написать, что он не знает или что ему неизвестно, были ли знакомы Пушкин и его тетка. Однозначность же его фразы, по нашему мнению, направлена как раз на то, чтобы отвести любого читателя даже от мысли о возможности этого знакомства. (Время показало, что он добился желаемого результата). Вопрос же о том, зачем ему это было нужно, остается пока нерешенным.
«В научном издании: Л. Чарейский «Пушкин и его окружение» (Л. «Наука», 1976, с.400) фамилия Стройновской, урожденной Буткевич, дана со звездочкой, означающей гипотетичность знакомства с Пушкиным. Автор же строит свою гипотезу не только о знакомстве, а о близком знакомстве Екатерины Буткевич с поэтом, не приведя для этого ни единого серьезного доказательства». Это - следующее возражение оппонентов, аргументированность коего, пожалуй, лишь в категоричности. И еще: «Исследователи т.н. «Донжуанского» списка Пушкина среди имен Катерина 1,2,3,4 имя Стройновской даже не предполагают». К сожалению, вынуждены здесь напомнить, что всякая гипотеза (в переводе с греческого - «предположение») является предположительным суждением о закономерной связи явлений (событий).
И в данном случае она предполагает на основе логических сопоставлений биографических фактов и пушкинских текстов направить работу исследователей на поиск документальных доказательств, обретя которые, данная гипотеза перестанет быть только гипотезой.
Отсутствие же имени Стройновской в работах, посвященных «Дон-Жуанскому» списку, имеющему на сегодня много «белых пятен», - не аргумент. И нужно добавить, что если бы пушкинисты за прошедшие сто лет хотя бы предположили в одной из Екатерин «списка» Екатерину Буткевич, то вопрос о гипотетичности ее знакомства с Пушкиным был бы давно снят, а сам факт подвергся бы, вероятно, самому внимательному изучению.
Некоторых рецензентов не устраивают «довольно странные язык и манеры» (цитата принадлежит В.Ф.М.) Пушкина в очерке «У соседей», написанном лишь как пример одного из возможных вариантов встречи Пушкина с Екатериной Буткевич и начала ее разрыва с графом Татищевым. Вниманию этих критиков предлагаем первоисточники:
1) А.М. Каратыгина. Воспоминания. 1880,т.28,с.568.
2) А.И. Тургенев. Ост. Архив, 1,296.
3) Вересаев. Пушкин в жизни, т. 1,с. 126.
4) Спутники Пушкина.т.1,с.213.
5) Яцевич. Пушкинский Петербург. 1935,с.12.
На вопрос о том, что побудило Пушкина переименовать няню Лариных из Фадеевны в Филипьевну, дать однозначный ответ так же нельзя, как безоговорочно отрицать возможную связь между Фадеевной у Лариных и, допустим, матерью или женой буфетчика (по Маевскому, наиболее доверенного слуги в доме) Фадеича, которую, повторяем, скорее всего звали Фадеевна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
ДИАЛОГ С ОППОНЕНТАМИ
Может быть, и вправду: чем полнее мы очищаем творческую личность от всего личностного - от внешних признаков, от исторических черт, от ее известности, - тем ближе подходим к «сокровенному центру» ее универсальности. А все же, расшифровывая «белые пятна» биографии гения, реконструируя его мысли и чувства, мы делаем это, в известной мере, по «образу своему». Поэтому стоит ли удивляться, что каждое новое прикосновение к жизни А.С. Пушкина, любое гипотетическое построение, связанное с его именем, должно вызывать и вызывает контраргументы? Это естественно. И важно тут только одно - убедительность этих возражений, так как только она одна дает «чистый опыт». Наша гипотеза, изложенная в очерках под общим названием «Она казалась... она была...», предполагает, как уже знает читатель, что «утаенной» любовью Пушкина была Екатерина Александровна Буткевич. Пушкинисты - не все, конечно, - не согласны. Рассмотрим их возражения на примере наиболее развернутой рецензии Валерии Федоровны Муленковой, зав.сектором Государственного музея А.С. Пушкина. Итак, Валерия Федоровна считает, что слова Маевского «Пушкин не был знаком с Екатериной Буткевич» - свидетельство скромности мемуариста, которому «напротив... было скорее лестно назвать свою тетку в числе знакомых поэта. Но, не имея для этого документальных оснований, мемуарист проявляет осторожность». Мы же уверены, что Маевский умышленно написал эти, ставшие на наш взгляд роковыми для исследователей, слова. Наша уверенность основана на следующих предположениях. Маевский родился в 1833 году, значительно позже интересующего нас времени. Свою семейную хронику писал где-то около 188го.
Основными источниками для него, скорее всего, были рассказы матери, бабки и некоторых слуг, умерших, вероятно, много ранее написания хроники. Так, его мать умерла в 1852 году, когда ему было девятнадцать лет. Бабушка - через два года. За последующие почти тридцать лет многое из того, что не было записано, могло стереться в памяти. Конечно, написать фразу «Пушкин не был знаком с Екатериной Буткевич» Маевский мог и потому, что ничего не знал и не слышал об этом знакомстве. Но почему не знал? Потому что - не было? А если потому, что в прошлом его семьи, как и во всякой другой, могли иметь место события, которые не подлежали разглашению и, в данном случае, не позволяли его матери и бабушке говорить о Пушкине и Пушкиных вообще?
Более того, с самого Маевского могли потребовать обещания (в том числе и сама его тетка Стройновская - Зурова) не говорить и не писать на эту тему. Характерно, что во всей хронике фамилия поэта упоминается только один раз именно в разбираемой нами фразе.
Здесь же нужно учесть, что в 80-х годах прошлого века дети Стройновской от второго брака, т.е. Зуровы, занимали очень видное и влиятельное положение в высшем петербургском свете, и не считаться с их мнением в вопросе, касающемся прошлого их матери, Маевский, конечно, не мог. Но кажется бесспорным, что Маевский в то же время не мог не знать о близком соседстве семьи своего деда с семьей Пушкиных. (Расстояние меж их домами составляло не более двухсот метров). Не мог не знать, что лучшая, задушевная подруга его матери графиня Екатерина Марковна Ивелич была одновременно родственницей и очень близкой знакомой Пушкина и жила буквально рядом с обеими семьями. Также он, наверно, знал, что дети Александра Дмитриевича - Екатерина, Любовь, Николай - и дети Сергея Львовича - Александр и Лев - были почти ровесниками. После выхода Пушкина из лицея все они жили, в основном, под родительскими крышами, и Маевский вряд ли не понимал, что вся эта молодежь, живя в столь близком соседстве, имела немало поводов и случаев для частого общения.
Учитывая все это, для Маевского логично было бы, даже проявляя максимальную осторожность, написать, что он не знает или что ему неизвестно, были ли знакомы Пушкин и его тетка. Однозначность же его фразы, по нашему мнению, направлена как раз на то, чтобы отвести любого читателя даже от мысли о возможности этого знакомства. (Время показало, что он добился желаемого результата). Вопрос же о том, зачем ему это было нужно, остается пока нерешенным.
«В научном издании: Л. Чарейский «Пушкин и его окружение» (Л. «Наука», 1976, с.400) фамилия Стройновской, урожденной Буткевич, дана со звездочкой, означающей гипотетичность знакомства с Пушкиным. Автор же строит свою гипотезу не только о знакомстве, а о близком знакомстве Екатерины Буткевич с поэтом, не приведя для этого ни единого серьезного доказательства». Это - следующее возражение оппонентов, аргументированность коего, пожалуй, лишь в категоричности. И еще: «Исследователи т.н. «Донжуанского» списка Пушкина среди имен Катерина 1,2,3,4 имя Стройновской даже не предполагают». К сожалению, вынуждены здесь напомнить, что всякая гипотеза (в переводе с греческого - «предположение») является предположительным суждением о закономерной связи явлений (событий).
И в данном случае она предполагает на основе логических сопоставлений биографических фактов и пушкинских текстов направить работу исследователей на поиск документальных доказательств, обретя которые, данная гипотеза перестанет быть только гипотезой.
Отсутствие же имени Стройновской в работах, посвященных «Дон-Жуанскому» списку, имеющему на сегодня много «белых пятен», - не аргумент. И нужно добавить, что если бы пушкинисты за прошедшие сто лет хотя бы предположили в одной из Екатерин «списка» Екатерину Буткевич, то вопрос о гипотетичности ее знакомства с Пушкиным был бы давно снят, а сам факт подвергся бы, вероятно, самому внимательному изучению.
Некоторых рецензентов не устраивают «довольно странные язык и манеры» (цитата принадлежит В.Ф.М.) Пушкина в очерке «У соседей», написанном лишь как пример одного из возможных вариантов встречи Пушкина с Екатериной Буткевич и начала ее разрыва с графом Татищевым. Вниманию этих критиков предлагаем первоисточники:
1) А.М. Каратыгина. Воспоминания. 1880,т.28,с.568.
2) А.И. Тургенев. Ост. Архив, 1,296.
3) Вересаев. Пушкин в жизни, т. 1,с. 126.
4) Спутники Пушкина.т.1,с.213.
5) Яцевич. Пушкинский Петербург. 1935,с.12.
На вопрос о том, что побудило Пушкина переименовать няню Лариных из Фадеевны в Филипьевну, дать однозначный ответ так же нельзя, как безоговорочно отрицать возможную связь между Фадеевной у Лариных и, допустим, матерью или женой буфетчика (по Маевскому, наиболее доверенного слуги в доме) Фадеича, которую, повторяем, скорее всего звали Фадеевна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43