Эта тайна была, вероятно, известна только гра­фине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской, «духовной до­чери» пресловутого архимандрита Фотия, всячески покровительствовавшей Молчальнице. Сама же Вера Алек­сандровна лишь письменно отвечала: «Я - прах земли, но родители мои были так богаты, что я горстями выносила золото для раздачи бедным, а крещена я на Белых Берегах». Как правильно рассказывали мне в Сыркове, ее могила находилась рядом с могилой игуменьи Александры (в миру Шубиной), бывшей крестной матерью императрицы Елиза­веты Алексеевны, что тоже способствовало утверждению легенды. На надгробии Молчальницы была надпись: «Здесь погребено тело возлюбившей Господа всею крепо­стью души своея и ЕМУ ЕДИНОМУ ИЗВЕСТНОЙ рабы Божией Веры, скончавшейся в 1861 году мая 6-го дня, в шесть часов вечера, жившей в сей обители более 20 лет в затворе и строгом молчании, молитву, кротость, смирение, истинную любовь ко Господу и сострадание к ближним со­хранившей до гроба и мирно предавшей дух свой Господу». Любопытные воспоминания, не лишенные, правда, излиш­него вымысла, оставил о Вере Молчальнице некто граф М.В. Толстой, путешествовавший в середине прошлого века по российским монастырям. Его записки были опубликова­ны в журнале «Русский Архив» за 1881 год. Вот что он писал: «В шести верстах к северу от Новгорода находится женский Сырков монастырь, окруженный со всех сторон лесами и болотами. Там, как случайно услышал я в Новгороде, жила старушка, по имени Вера Александровна, положившая на себя обет молчания. Об ней я узнал много любопытных подробностей. Кто она и откуда никто не знает. Лет двад­цать перед тем она была задержана полицией, как беспас­портная, и заключена в тюрьму в Новгороде. От туда написала она письмо к графине А.А. Орловой-Чесменской, жившей тогда на своей даче близ Юрьева монастыря. Про­читав письмо и переговорив с неизвестной арестанткой, ко­торая на все вопросы отвечала письменно, графиня поспешила в Петербург и передала лично письмо ее Импе­ратору Николаю Павловичу. Вскоре последовало повеление предложить Вере Александровне пребывание в одном из Новгородских женских монастырей, по ее выбору, с тем, что для нее будут построены хорошие кельи на казенный счет. С этого времени Вера Александровна поселилась в Сыркове
монастыре и получала ежегодное пособие от Государя. В 1848 году (если не ошибаюсь) император Николай, бывши в Новгороде, посетил Молчальницу, пробыл у нее довольно долго и много разговаривал с нею, причем Вера Александ­ровна исписала несколько листов в ответ на вопросы Госу­даря. Прощаясь с Молчальницей, Государь поцеловал у нее руку и сжег на лампадке исписанные ею листы. При отъезде из монастыря он приказал игуменье иметь всевозможное попечение о старушке, которую удостоил своим посещением. С того времени Вера Александровна пользовалась всеобщим уважением в монастыре, а прежде того игуменья ездила однажды в Петербург и просила мит­рополита Серафима избавить ее от Молчальницы, к которой приходит очень много народа, будто бы нарушающего ти­шину обители. Услышав эту просьбу, престарелый митропо­лит вскочил с кресел и вскричал: «Ах ты, дура баба! Да нас с тобой скорее выгонят, нежели ее. И поминать об этом не смей». Желая познакомиться с такой необыкновенной лич­ностью, я приехал в Сырков и обратился к игуменье с прось­бой допустить меня к Вере Александровне. Это была уже не та игуменья, которая ездила к митрополиту Серафиму и потом встречала покойного Государя в своем монастыре. «Наша Молчальница сегодня причащалась, - сказала мне игуменья, - едва ли она согласится принять вас. Впрочем, я пошлю узнать». Посланная келейница принесла ответ, что Вера Александровна готова принять, и сама игуменья про­водила меня к ней. В большой светлой комнате, с выбелен­ными по штукатурке стенами, я увидел старушку небольшого роста, в белом платке, покрытую чепцом такого фасона, как носят вдовы в Московском Вдовьем Доме. Она встретила нас почти у двери и поклонилась в землю сначала игуменье, а потом и мне. Игуменья скоро ушла, а я, сидя на скамье, рядом с хозяйкой, стал предлагать ей вопросы, на которые она отвечала письменно. Видя на стене миниатюр­ный портрет, я спросил: чей это портрет?
Она: Это портрет моей матери.
Я: А кто она была?
Она: Этого я не скажу.
Я: Это лицо мне знакомо. Я видел точно такой же портрет у моей бабушки, княгини Екатерины Гавриловны Долгору­ковой.
Она: А разве княгиня Ек. Гавриловна еще жива? Где она
живет?
Я: Она еще жива, хотя очень стара. Живет в Москве с сыном и дочерью.
Она: Спаси ее Господи!
Я: Позвольте спросить, чьи те четыре имени, которые вписаны в вашем поминальнике за упокой: Павла, Анны, Александра, Марии?
Она: Первые два - моих родителей, а последние - крестного отца и матери.
Я: Где вы жили, пока не поселились здесь?
Она: Я ходила с места на место, больше по монастырям, питаясь в дороге мирским подаянием. За грехи мои и моих покойных родителей я, грешная, наложила на себя обет странничества и молчания. Извините меня: я очень устала и больше беседовать не могу.
Я встал, поцеловал руку у Молчальницы и, выходя из ее кельи, хотел унести с собою лист, на котором она писала ответы, но она взяла его у меня из рук и сожгла на лампадке. Портрет, о котором я ее спрашивал, представлял весьма известную в свое время личность: светлейшую княжну Анну Петровну Лопухину, вышедшую замуж за князя П.Г. Гага­рина, брата жены родного дяди моей матери князя Никиты Сергеевича Долгорукова, княгини Екатерины Гавриловны, которая до замужества своего жила несколько времени в доме брата и невестки и много рассказывала мне о внимании Императора Павла I к последней. Почему Сырковская Мол­чальница знала княгиню, и кто были родители Веры Алек­сандровны - Павел и Анна? Предоставляю угадывать читателю; замечу, что после князя П.Г. Гагарина не осталось законных детей.
Спустя два года я был вторично в Новгороде, но уже не застал в живых Веру Александровну».
После публикации «Русским Архивом» этих воспоминаний в журнале «Исторический Вестник» появилась редакцион­ная заметка, резко критикующая ту их часть, где М.В. Тол­стой касается своей семейной генеалогии и делает недвусмысленные намеки по поводу тайны рождения Веры Молчальницы. Дело объяснялось тем, что в том же 1881 году в двух номерах «Исторического Вестника» была напечатана «Семейная хроника» Николая Сергеевича Маевского - пле­мянника Веры Александровны, в которой он достаточно подробно описывает ее молодость, семейную трагедию и причины «ухода из мира».
В начале своего повествования Маевский рассказывает о своем деде со стороны матери, видном и богатом вельможе и генерале Екатерининских и Павловских времен Александре Дмитриевиче Буткевиче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43