ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Освещая разные стороны общественной жизни, этот журнал, будучи, в общем, консервативного направле­ния, отдавал дань модным либеральным течениям. Печатал переводы известных европейских экономистов, таких как А. Смит, Сисмонди и других, «являлся органом партии за­щитников свободной торговли», поддерживал школу физи­ократов, активным сторонником и пропагандистом которой был Стройновский. В крестьянском вопросе журнал стоял на крепостнических позициях, в статье некоего Правдина ратовал за перевод всех оброчных крестьян на барщину, что фактически повторяло предложения Стройновского. Все это позволяет предположить, что одной из «почтенных особ», финансирующих журнал, был Стройновский. Всю эту деятельность престарелого «поборника» свободы Пуш­кин уместил в две иронические строчки:
«Пророчит, издает журнал -
Дела, достойные похвал!»
Думается, что рассмотренное начало IV песни «Руслана и Людмилы» было написано Пушкиным в ноябре 1818 года, когда, вероятно, состоялась или была объявлена помолвка Стройновского с Катериной Буткевич, естественно, вызвав­шая широкий скандально-насмешливый резонанс в светских салонах Петербурга и бесконечные сплетни, и пересуды коломенских обывателей. Но, несмотря на это, Пушкин до последнего дня, до самой свадьбы не мог верить, что это все-таки произойдет. И кто знает, не отголоском ли тех дней стали потом его строки:
«Письмо Татьяны предо мною;
Его я свято берегу,
Читаю с тайною тоскою
И начитаться не могу...
или слова Маши Троекуровой в «Дубровском»: «Нет, - отвечала она. - Поздно, я обвенчана, я жена князя Верейского... Я не обманывала. Я ждала вас до последней мину ты...».
Однако он наступает, этот, для юного Пушкина, нелепый, противоестественный, тяжкий, как дурной сон, день. В мет­рической книге Покровской, что в Большой Коломне, цер­кви 29 января 1819 года появляется запись: «Господин тайный советник, сенатор и разных орденов кавалер граф Валериан Стройновский венчался с дочерью генерал - лейтенанта Александра Дмитриевича Буткевича Екатериной Александровной. Жених вдов, а невеста девица». Поручите­лями были, Министр внутренних дел Осип Петрович Козодавлев, сенатор и кавалер Павел Пущин, генерал-лейтенант и кавалер Александр Буткевич. Эти поручители интересны как ближайшее окружение жениха и невесты. О.П. Козодавлев, конечно, поручитель со стороны жениха. Он был всего лишь на семь лет моложе графа. Вероятно, основой их друж­бы и многолетнего знакомства было сходство общественных интересов и взглядов. Павел Петрович Пущин, скорее, по­ручитель со стороны невесты. Жил через дом от Буткевичей, за углом, по Большой Садовой. Его родной брат, Иван Пет­рович, был отцом друзей Пушкина - декабристов Михаила и Ивана Пущиных. Пушкин был знаком и с сыном поручи­теля, Петром Пущиным. Мы не располагаем какими-либо документальными материалами или свидетельствами о под­робностях этого венчания и, естественно, бывшего за ним торжественного обеда или ужина. Не знаем, кто, кроме, несомненно, многочисленных зевак, присутствовал на цер­ковном обряде, кто был приглашен за свадебный стол... По запискам Маевского можно предположить, что, кроме пору­чителей, в церкви и на свадебном обеде могли быть вся семья Буткевичей, их сосед генерал-лейтенант Ивелич, тоже с семейством, граф Д.И. Хвостов, его двоюродный брат А.С.Хвостов, старшая дочь А.Д. Буткевича (от первого бра­ка) Варвара Татищева с мужем Александром Ивановичем, через шесть лет председателем Верховного суда над декаб­ристами... А со стороны жениха? Здесь трудно говорить. Мы не знаем петербургских приятелей и знакомых Стройновского. Возможно, их было тоже не мало, включая и А.И. Тур­генева. Могли быть и Пушкины. В любом случае, эта свадьба была «эпохальным» событием в размеренной и скучной жизни петербургской Коломны.
Проходят первые две недели «медового месяца молодых». В эти дни Пушкин заболевает.

12 Февраля 1819 года А. Тургенев пишет Вяземскому: «Пушкин слег, старое пристало к новому, и пришлось ему опять за поэму приниматься...» Наверное, тогда и были написаны строфы, бывшие заключительными в IV песне поэмы:
« Что будет с бедною княжной!
О страшный вид! Волшебник хилый
Ласкает сморщенной рукой Младые прелести Людмилы;
К ее пленительным устам
Прильнув увядшими устами,
Он, вопреки своим годам,
Уж мыслит хладными трудами
Сорвать сей нежный, тайный цвет,
Хранимый Лелем для другого;
Уже... но бремя поздних лет
Тягчит бесстыдника седого -
Стоная, дряхлый чародей,
В бессильной дерзости своей
Пред сонной девой упадает;
В нем сердце ноет, плачет он,
Но вдруг раздался рога звон...»
Тургенев - Вяземскому: «19 февраля 1819 года.... Пушки­на не видел еще, но он должен быть неприступен...» (кур­сив наш - Б.Б.). В литературе о Пушкине мы не встречали комментария и попытки объяснить эту фразу Тургенева. Ее трудно понять иначе, как характеристику депрессивного, мрачного настроения Пушкина, его нежелания видеться и общаться с кем-либо. Что могло быть поводом к такому настроению? На основании чего Тургенев считает, что «он должен быть неприступен»? На что он намекает? Вяземский, конечно, понял смысл этого намека. В конце января того года он был в Петербурге, а может быть, и на свадьбе Стройновского. Отсюда и отсутствие упоминания о ней в их пере­писке.
«5 марта 1819 года. Пушкин уже на ногах и идет в военную службу...»
«12 марта 1819 года. Пушкин, которого вчера видел у княгини Голицыной, написал несколько прекрасных стихов... Он не на шутку собирается в Тульчин, а оттуда в Грузию и бредит уже войною...»
Вяземский - Тургеневу: «24 марта 1819 года. Пришли Пуш­кина стихи. Я думаю, что он ни хорошо, ни худо не делает, вступая в военную службу. Ему нужно волнение и сотрясе­ние: пускай трясет он себя! По крайней мере фрянок не будет...» Опять же подтверждение того, что Вяземский знает причину мрачного настроения Пушкина в те дни. Эти фраг­менты писем отражают вторую, после бессильного негодо­вания и отчаяния, столь естественную молодости реакцию на попранную любовь - уехать, забыть, погибнуть от пули, стать героем... Ведь Пушкину всего двадцать лет!
Сопоставляя даты писем Тургенева, венчания Стройновского, болезни Пушкина, создания им четвертой песни поэ­мы и принимая нашу гипотезу об его увлечении Екатериной Буткевич в 1817 - 1819 годах, можно смело усматривать в обоих приведенных отрывках поэмы личное отношение по­эта к, возможно, драматическому для него событию - фак­тической продаже его возлюбленной старику Стройновскому. С присущей Пушкину в те годы блестящей и острой иронией он осмеивает ненавистного ему соперника еще до свадьбы. Когда же она свершается, он уже откровен­но, с беспощадностью молодости издевается над старческой немощью жениха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43