Плакать о ней было неко-
му, и ее живо похоронили.
Но так как труп нашли недалеко от площадки, где моя мать проводила
время после обеда, то отец вздумал переменить место отдыха хотя бы на
несколько дней.
Он выбрал большой балкон, с которого был прекрасный вид на долину и
на заходящее солнце.
Балкон примыкал к парадным, вернее, к нежилым комнатам замка, и был
во втором этаже. Комнаты эти служили прежним владельцам для шумных пи-
ров, при отце они совсем не открывались, но сохраняли всю свою богатую и
старинную обстановку.
Балкон очистили и убрали цветущими растениями, коврами и легкой ме-
белью.
Несколько прекрасных дней мы провели на нем.
Из-за глупой случайности опять все пошло вверх дном.
Как-то раз, кончив беседу, мать встала, чтобы под руку с отцом идти
вниз в свои комнаты. Мы и гости двинулись следом.
Лакей распахнул дверь.
Мать сделала два или три шага по зале, вдруг страшно, дико вскрикнула
и, протягивая руки в соседний зал, проговорила:
- Он смотрит, смотрит... это смерть моя! - Упала в обморок на руки
отца.
Все невольно взглянули по указанному ею направлению и у многих мороз
пробежал по коже.
В соседней комнате, как раз против двери, висел портрет одного из
предков нашего рода.
Высокий, сухощавый старик, в бархатном колете и в большой шляпе, точ-
но живой смотрел из рамы. Тонкие губы сжаты, а злые, с красными белками
глаза прямо наводили ужас своей реальностью. Они жили.
Общество было поражено. Царствовало молчание.
К счастью, один из молодых гостей сообразил, в чем дело; он бросился
к большому готическому окну и силою открыл его. Сразу глаза портрета по-
тухли.
Перед нами висел простой, заурядный портрет - правда, мастерской кис-
ти, но и только. Теперь в лучах заходящего солнца блестела и сверкала
дорогая золоченая рама.
Весь эффект произошел оттого, что луч солнца, падая на разноцветное
готическое окно, прошел как раз через красную мантию изображенного на
нем короля и придал адскую жизнь глазам портрета.
- Чей это портрет? - спросил один из гостей.
- Предполагают, что это портрет того самого родственника, чей труп
недавно привезли в гробу из Америки, - ответил доктор.
- Чтобы он провалился в преисподнюю! - сказал Петро, грозя портрету
кулаком.
- Ну, чего рты разинули, убирайте все! - крикнул он на лакеев. -
Больше сюда не придем!
Мать, против всякого ожидания, скоро успокоилась, когда ей объяснили
причину.
Несмотря на видимое спокойствие матери, с этого дня ей часто каза-
лось, что злые, с красным оттенком глаза смотрят на нее. В комнатах они
не появлялись, но все чаще и чаще преследовали ее в саду; то они смотре-
ли из-за выступа обрыва, то сверкали между листьями хмеля.
Когда она сообщила это отцу, он засмеялся и сказал:
- Полно, милая, даже портрета-то, тебя напугавшего, нет больше в зам-
ке; я послал его в ссылку.
А все же, милый Альф, мать была права: глаза на нее смотрели и смот-
рели с жадностью... Я сам видел их, но не один, между листьями хмеля
мелькали и нос, и губы, а все вместе напоминало американского слугу.
Я не догадался тотчас же броситься к стене хмеля, а когда сообразил,
то там никого уже не было. Американец сидел на крыльце своей сторожки.
Теперь мне предстоит перейти к заключительным ужасным дням, но я пря-
мо чувствую себя не в силах сделать это сегодня, итак, до завтра или
вернее до следующего раза.
Твой Д.
ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ
"Вот видишь, милый Альф, я делаюсь аккуратным и пишу тебе на другой
же день. Это оттого, что радость моя так велика, что один я не могу ее
вместить в себя!
Представь, я богат, несметно богат!
Сегодня утром ко мне явился Петро, старый слуга отца и бывший мой
дядька: он передал мне книгу вкладов в банки. Оказывается, отец жил пос-
ледние годы совсем отшельником, и вклады сильно возросли. Более миллиона
флоринов лежит в Венеции! Как это тебе покажется!
Кроме того, он принес шкатулку с драгоценностями моей матери. Если не
считать особенного гребня, то вещи по красоте и стоимости не уступают
знаменитой шкатулке римской императрицы.
Жемчуга и камни наилучшего качества.
Перебирая их, я вспомнил об ожерелье со змеиной головой и спросил о
нем у Петро.
Он сильно побледнел, странно покосился на меня и ответил, что такого
ожерелья не было.
Когда я стал настаивать и вспоминать, он резко меня оборвал и спро-
сил:
- Что же вы думаете, что я его украл?
Пришлось замолчать.
Сам Петро сильно состарился, хотя лет ему не так много: выглядит уг-
рюмо и страшно молчалив. Часто делает вид, что не слышит вопроса, а на
настоятельные повторения отвечает: да и нет.
Где можно добиться от него толку, то это только насчет наследства.
Деньги и драгоценности он привез сам: замок и принадлежащую к нему
лесную дачу запер и оставил караульных. Земли и другие доходные статьи
сданы на прежних условиях арендаторам. Деньги и отчеты будут присы-
латься, куда я прикажу.
Сам он просится отпустить его на поклонение какому-то святому для за-
маливания грехов. Обещает через полгода вернуться обратно в замок.
Я ему сказал, что в память матери назначаю ему приличную пенсию и
право жить в замке. От паломничества не отговариваю, а даю деньги на пу-
тевые расходы.
- Не надо, пойду пешком! - сурово оборвал он меня.
Когда же я сказал ему, что женюсь и поеду в свой замок, старик точно
сошел с ума. Он вскочил, как молодой, глаза его засверкали; он замахал
руками и закричал:
- Туда, туда... нет и нет... никогда... ты не смеешь. (Раньше он поч-
тительно говорил мне "вы") Лицо его горело, а волосы беспорядочно торча-
ли.
На мои вопросы и заявление, что я так решил, он понес такую чушь, что
и не разберешь: тут было и обещание, и клятва, и проклятие, смерть и лю-
бовь - одним словом бред сумасшедшего.
Я напоил его вином, дал ему успокоиться и тогда хотел обстоятельно
все выспросить. Но это было невозможно.
При первых же словах старик бросился передо мной на колени, целовал
мои руки и умолял не ездить в замок.
Тут я понял, что есть какая-то тайна, но он под страхом проклятия не
смеет мне ее открыть.
- Ваша мать отослала вас, вы должны ее слушаться, - кончил он с уси-
лием.
Я говорил ему, как всю жизнь рвался на родину, как тосковал и что те-
перь я должен, прямо должен поклониться могилам отца и матери. Если даже
для этого я должен загубить и свою и его душу.
Конечно, это я говорил для красоты слога, но с Петро снова сделался
припадок исступления; он катался по полу и рвал свои седые волосы; пена
шла у него изо рта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
му, и ее живо похоронили.
Но так как труп нашли недалеко от площадки, где моя мать проводила
время после обеда, то отец вздумал переменить место отдыха хотя бы на
несколько дней.
Он выбрал большой балкон, с которого был прекрасный вид на долину и
на заходящее солнце.
Балкон примыкал к парадным, вернее, к нежилым комнатам замка, и был
во втором этаже. Комнаты эти служили прежним владельцам для шумных пи-
ров, при отце они совсем не открывались, но сохраняли всю свою богатую и
старинную обстановку.
Балкон очистили и убрали цветущими растениями, коврами и легкой ме-
белью.
Несколько прекрасных дней мы провели на нем.
Из-за глупой случайности опять все пошло вверх дном.
Как-то раз, кончив беседу, мать встала, чтобы под руку с отцом идти
вниз в свои комнаты. Мы и гости двинулись следом.
Лакей распахнул дверь.
Мать сделала два или три шага по зале, вдруг страшно, дико вскрикнула
и, протягивая руки в соседний зал, проговорила:
- Он смотрит, смотрит... это смерть моя! - Упала в обморок на руки
отца.
Все невольно взглянули по указанному ею направлению и у многих мороз
пробежал по коже.
В соседней комнате, как раз против двери, висел портрет одного из
предков нашего рода.
Высокий, сухощавый старик, в бархатном колете и в большой шляпе, точ-
но живой смотрел из рамы. Тонкие губы сжаты, а злые, с красными белками
глаза прямо наводили ужас своей реальностью. Они жили.
Общество было поражено. Царствовало молчание.
К счастью, один из молодых гостей сообразил, в чем дело; он бросился
к большому готическому окну и силою открыл его. Сразу глаза портрета по-
тухли.
Перед нами висел простой, заурядный портрет - правда, мастерской кис-
ти, но и только. Теперь в лучах заходящего солнца блестела и сверкала
дорогая золоченая рама.
Весь эффект произошел оттого, что луч солнца, падая на разноцветное
готическое окно, прошел как раз через красную мантию изображенного на
нем короля и придал адскую жизнь глазам портрета.
- Чей это портрет? - спросил один из гостей.
- Предполагают, что это портрет того самого родственника, чей труп
недавно привезли в гробу из Америки, - ответил доктор.
- Чтобы он провалился в преисподнюю! - сказал Петро, грозя портрету
кулаком.
- Ну, чего рты разинули, убирайте все! - крикнул он на лакеев. -
Больше сюда не придем!
Мать, против всякого ожидания, скоро успокоилась, когда ей объяснили
причину.
Несмотря на видимое спокойствие матери, с этого дня ей часто каза-
лось, что злые, с красным оттенком глаза смотрят на нее. В комнатах они
не появлялись, но все чаще и чаще преследовали ее в саду; то они смотре-
ли из-за выступа обрыва, то сверкали между листьями хмеля.
Когда она сообщила это отцу, он засмеялся и сказал:
- Полно, милая, даже портрета-то, тебя напугавшего, нет больше в зам-
ке; я послал его в ссылку.
А все же, милый Альф, мать была права: глаза на нее смотрели и смот-
рели с жадностью... Я сам видел их, но не один, между листьями хмеля
мелькали и нос, и губы, а все вместе напоминало американского слугу.
Я не догадался тотчас же броситься к стене хмеля, а когда сообразил,
то там никого уже не было. Американец сидел на крыльце своей сторожки.
Теперь мне предстоит перейти к заключительным ужасным дням, но я пря-
мо чувствую себя не в силах сделать это сегодня, итак, до завтра или
вернее до следующего раза.
Твой Д.
ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ
"Вот видишь, милый Альф, я делаюсь аккуратным и пишу тебе на другой
же день. Это оттого, что радость моя так велика, что один я не могу ее
вместить в себя!
Представь, я богат, несметно богат!
Сегодня утром ко мне явился Петро, старый слуга отца и бывший мой
дядька: он передал мне книгу вкладов в банки. Оказывается, отец жил пос-
ледние годы совсем отшельником, и вклады сильно возросли. Более миллиона
флоринов лежит в Венеции! Как это тебе покажется!
Кроме того, он принес шкатулку с драгоценностями моей матери. Если не
считать особенного гребня, то вещи по красоте и стоимости не уступают
знаменитой шкатулке римской императрицы.
Жемчуга и камни наилучшего качества.
Перебирая их, я вспомнил об ожерелье со змеиной головой и спросил о
нем у Петро.
Он сильно побледнел, странно покосился на меня и ответил, что такого
ожерелья не было.
Когда я стал настаивать и вспоминать, он резко меня оборвал и спро-
сил:
- Что же вы думаете, что я его украл?
Пришлось замолчать.
Сам Петро сильно состарился, хотя лет ему не так много: выглядит уг-
рюмо и страшно молчалив. Часто делает вид, что не слышит вопроса, а на
настоятельные повторения отвечает: да и нет.
Где можно добиться от него толку, то это только насчет наследства.
Деньги и драгоценности он привез сам: замок и принадлежащую к нему
лесную дачу запер и оставил караульных. Земли и другие доходные статьи
сданы на прежних условиях арендаторам. Деньги и отчеты будут присы-
латься, куда я прикажу.
Сам он просится отпустить его на поклонение какому-то святому для за-
маливания грехов. Обещает через полгода вернуться обратно в замок.
Я ему сказал, что в память матери назначаю ему приличную пенсию и
право жить в замке. От паломничества не отговариваю, а даю деньги на пу-
тевые расходы.
- Не надо, пойду пешком! - сурово оборвал он меня.
Когда же я сказал ему, что женюсь и поеду в свой замок, старик точно
сошел с ума. Он вскочил, как молодой, глаза его засверкали; он замахал
руками и закричал:
- Туда, туда... нет и нет... никогда... ты не смеешь. (Раньше он поч-
тительно говорил мне "вы") Лицо его горело, а волосы беспорядочно торча-
ли.
На мои вопросы и заявление, что я так решил, он понес такую чушь, что
и не разберешь: тут было и обещание, и клятва, и проклятие, смерть и лю-
бовь - одним словом бред сумасшедшего.
Я напоил его вином, дал ему успокоиться и тогда хотел обстоятельно
все выспросить. Но это было невозможно.
При первых же словах старик бросился передо мной на колени, целовал
мои руки и умолял не ездить в замок.
Тут я понял, что есть какая-то тайна, но он под страхом проклятия не
смеет мне ее открыть.
- Ваша мать отослала вас, вы должны ее слушаться, - кончил он с уси-
лием.
Я говорил ему, как всю жизнь рвался на родину, как тосковал и что те-
перь я должен, прямо должен поклониться могилам отца и матери. Если даже
для этого я должен загубить и свою и его душу.
Конечно, это я говорил для красоты слога, но с Петро снова сделался
припадок исступления; он катался по полу и рвал свои седые волосы; пена
шла у него изо рта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62