Что же, наконец?
Доктор все молчал... потом спросил меня:
- Карло, что помнишь ты из своего детства?
Я стал рассказывать, вспоминая то то, то другое.
- Ну, а что ты думаешь о смерти своей матери?
Холод пробежал по мне - неужели?
Я рассказал то, что ты уже знаешь, т.е. что мать видела во сне змею,
которая ее укусила, закричала ночью и от страха заболела. Потом ей было
лучше, но после обморока в зале болезнь ее усилилась.
Затем, этого ты еще не знаешь, она начала сильно слабеть день ото
дня, и все жаловалась, что по ночам чувствует тяжесть на груди: не может
ни сбросить ее и ни крикнуть.
Отец начал вновь дежурить у ее постели, и ей опять стало легче. Устав
за несколько ночей, отец решил выспаться и передал дежурство Пене.
В ту же ночь матери сделалось много хуже.
Утром, когда стали спрашивать Пепу, в котором часу начался припадок,
она ответила, что не знает, так как ее в комнате не было.
- Господин граф пришел, и я не смела остаться, - сказала она.
- Я пришел, что ты выдумываешь, Пепа, - засмеялся отец.
- Да как же, барин, вы открыли дверь на террасу, оттуда так и подуло
холодом, и хоть вы и укутались в плащ, но я сразу вас узнала, - настаи-
вала служанка.
- Ну, дальше, - сказал, бледнея, отец.
- Вы встали на колени возле кровати графини, ну я и ушла, - кончила
Пепа.
- Хорошо, можете идти, - сказал отец и, поворачивая к доктору свое
бледное лицо, прошептал:
- Я не был там! - Я замолчал на минуту.
- Так, - качнул старик головой, - так.
- Чем кончилось это дело, кто входил в комнату матери, я не знаю и до
сих пор, - закончил я.
- Дальше, дальше, - бормотал старик.
- Дальше, через три дня Люси, мою маленькую сестренку Люси, - продол-
жал я свой рассказ, - нашли мертвою в кроватке. С вечера она была здоро-
ва, щебетала, как птичка, и просила разбудить ее рано... рано - смотреть
солнышко.
Утром, удивленная долгим сном ребенка, Катерина подошла к кроватке,
но Люси была не только мертва, но и застыла уже.
- Так! - снова подтвердил доктор.
Люси похоронили, и в тот же день мать подозвала меня к своей кушетке
и, благословляя, сказала:
- Завтра рано утром ты едешь с Петро в Нюрнберг учиться. Прощай, - и
она крепко, со слезами на глазах меня расцеловала. Ни мои просьбы, ни
слезы, ни отчаяние - ничего не помогло... меня увезли.
Даже через столько лет старое горе охватило меня, голос дрогнул, и я
замолчал.
- Так, - опять качнул головою старик, - так. А не помнишь ли ты еще
чьей-нибудь смерти, кроме Люси? - спросил он.
- Еще бы, тогда умирало так много народу: все больше дети и молодежь,
- ответил я, - а похоронный звон из деревни хорошо было слышно у нас в
саду, и я отлично его помню. Да и у нас на горе было несколько случаев
смерти, - закончил я.
Опять длинное молчание. Точно старик собирал все свои силы. Он тяжело
дышал, вытащил свой платок и отер лысину.
- Ну, теперь слушай, Карло.
- После твоего отъезда смертность не прекращалась. Она то вспыхивала,
то затихала. Я с ума сходил, доискиваясь причины. Перечитал свои меди-
цинские книги, осматривал покойников, расспрашивал окружающих...
Ни одна из болезней не подходила к данному случаю.
Одно только сходство мне удалось уловить: это в тех трупах, которые
мне разрешили вскрыть, - был недостаток крови. Да что на шее, реже на
груди - у сердца, я находил маленькие красные ранки, даже вернее, пят-
нышки. Вот и все.
Странная эпидемия в народе меня очень занимала, но я не мог вполне ей
отдаться, так как болезнь твоей матери выбила меня из колеи.
Она чахла и вяла у меня на руках. Вся моя латинская кухня была бес-
сильна вернуть ей румянец на щеки и губы.
Она явно умирала, но глаза ее блестели и жили усиленно, точно все
жизненные силы ушли в них.
Эпизод с господином в плаще пока остался неразъясненным.
Только с тех пор ни одной ночи она не проводила одна: отец или я; мы
чередовались у ее постели.
Лекарства ей я тоже давал сам... но все было тщетно... Она слабела и
слабела.
Однажды днем меня позвали к новому покойнику; твой отец был занят с
управляющим. Графиня, которая лежала в саду, осталась на попечении Кате-
рины.
Через два часа я вернулся и заметил страшную перемену к худшему.
- Что случилось? - шепнул я Катерине.
- Ровно ничего, доктор, - отвечала Катерина, - графиня лежит спокой-
но, так спокойно, что к ней на грудь села какая-то черная, невиданная
птица. Ну, я хотела ее согнать, но графиня махнула рукой "не трогать".
Вот и все.
Что за птица? Не выдумывает ли чего Катерина.
Расспрашивать больную я не решался, боялся взволновать.
Прошло три дня.
Мы, т.е. твой отец и я, сидели на площадке; графиня по обыкновению
лежала на кушетке, лицом к деревне.
Солнце закатилось. Но она просила дать ей еще немного полежать на
воздухе.
Вечер был чудный. Мы курили и тихо разговаривали.
От замка через площадку тихо-тихо пролетела огромная летучая мышь.
Совершенно черная: таких раньше не видывал.
Вдруг больная приподнялась и с криком: "Ко мне, ко мне" протянула ру-
ки. Через минуту она упала на подушки.
Мы бросились к ней, она была мертва.
Как ни готовы мы были к такому исходу, но когда наступит конец, мы
стояли как громом пораженные. Первым опомнился твой отец.
- Надо позвать людей, - сказал он глухо и пошел прочь. Он шел, пока-
чиваясь, точно под непосильной тяжестью.
Я опустился на колени в ногах покойницы. Сколько прошло времени, не
знаю, не отдаю себе отчета, Но вот послышались голоса, замелькали огни и
в ту же минуту с груди графини поднялась черная летучая мышь, та самая,
что мы видели несколько минут назад.
Описав круг над площадкой, она пропала в темноте.
О вскрытии трупа графини я не думал. Твой отец никогда бы этого не
допустил.
Меня, как врача, поражало то, что члены трупа, холодные, как лед, ос-
тавались достаточно гибкими.
Покойницу поставили в капеллу.
Читать над нею явился монах соседнего монастыря.
Мне он сразу не понравился: толстый, с заплывшими глазками и красным
носом. Хриплый голос и пунцовый нос с первого же раза выдавали его, как
поклонника Бахуса.
После первой же ночи он потребовал прибавления платы и вино, так как
"покойница - неспокойная". Его удовлетворили.
На другую ночь мне не спалось: какая-то необыкновенная тяжесть давила
мне сердце. Я решил встать и пройти к гробу.
Попасть в капеллу можно было через хоры: так я и сделал. Подойдя к
перилам, взглянул вниз. Там царил полумрак. Свечи в высоких подсвечни-
ках, окружающие гроб, едва мерцали и давали мало света. А свеча у ана-
лоя, где читал монах, оплыла и трещала.
Хорошо всмотревшись, я увидел, что сам монах лежит на полу, раскинув
руки и ноги, и на груди его была накинута точно белая простыня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62