" -
неожиданно предложил Давид; "Давайте!" - с энтузиазмом согласилась Таня
(она все еще была с ним на "вы").
Сначала Таня пошла на разведку (они решили действовать по всем
правилам): засунув руки в карманы джинсов и насвистывая с подчеркнутой
беззаботностью, она обошла сад два раза вдоль забора. Сторожа в наличии не
оказалось. Потом они с Давидом десять минут просидели в кустах, препираясь
по поводу плана дальнейших действий. Операция перелаза через забор также
отняла кучу времени, ибо Таня зацепилась волосами за ржавый гвоздь и
застряла на самой верхушке. Короче говоря, когда они оказались внутри ограды
и начали рвать яблоки, было уже совсем темно. Тишь стояла невообразимая -
собаки, и те не лаяли. "Не шумите! - прошипела Таня Давиду, возившемуся у
соседнего дерева, - Что же вы такой неуклюжий!"
Она складывала яблоки за пазуху - те приятно холодили разгоряченное
тело. Из-за облачка выглянул месяц, и вдруг оказалось, что Давид стоит уже
совсем близко - у той же самой яблони, что и Таня. Чтобы лучше видеть его,
она отогнула мешавшую ей ветку. Давид ничего не говорил ... и вдруг ей до
смерти захотелось коснуться кончиками пальцев его губ. "Ты похожа на
'Леопарда'." - тихо сказал он; "На какого леопарда? " - не поняла Таня;
"На 'Леопарда, выглядывающего из зарослей лиан' с картины Руссо. - пояснил
Давид, - Такая же загадочная с примесью бессмысленности." "Это почему же я
бессмысленная?" - обиделась она, но Давид не ответил, а вдруг шагнул к ней
и оказался совсем близко. Таня подняла голову, чтобы посмотреть на него ...
и тут он, наклонившись, легко поцеловал ее в обветренные губы. Она обмерла,
а он обнял ее за плечи и еще раз поцеловал, и еще раз ... и еще ... Таня
погладила его по курчавым волосам и, наконец, коснулась пальцами его губ -
оказавшихся мягкими и теплыми. Они ничего не говорили, только целовались, а
потом Давид взял ее за руку и тихонько потянул к забору. "Оставим яблоки в
моем номере?" - не то предложила сама, не то спросила у него Таня. Давид
ничего не ответил, и ее отчего-то всю затрясло. Почти не разговаривая, они
перелезли обратно через забор; не спеша, дошли до Дома колхозника. Когда они
поднялись на второй этаж и подошли к двери люкса, ее колотила такая сильная
дрожь, что трудно было попасть ключом в замочную скважину. Давид накрыл ее
пальцы ладонью, и ключ вставился - они вошли в комнату. Таня, не зажигая
света, сняла куртку и бросила ее в кресло, а потом повернулась к нему лицом.
И тогда Давид обнял ее и поцеловал так сильно, что у нее перехватило дыхание
и вспыхнуло лицо. Он расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки (она только
дернулась, но ничего не сказала), затем вторую, третью, четвертую ...
"Сейчас у меня разорвется сердце." - подумала Таня и обмерла в ожидании. Но
тут что-то пришло в движение в окрестности ее талии и ... из-за пазухи
вывалилось яблоко. Она взвизгнула от неожиданности и вырвалась из объятий
Давида - а яблоки градом посыпались из ее расстегнутой до пояса рубашки.
Повалившись спиной на кровать, Давид зашелся в приступе гомерического
хохота. Таня растерянно стояла посреди раскатившихся по полу фруктов, потом
рассмеялась сама. Присев на край постели, она коснулась его руки и тихо
сказала: "Извините, пожалуйста." "За что?" - удивился Давид; "За то, что
так получилось." "Глупышка ты. - с нежностью произнес он, потянул ее за
руку и уложил рядом с собой. - Не бойся: тебе, скорее всего, больно не
будет." "А я и не боюсь. - спокойно отвечала Таня, поворачиваясь на бок и
обнимая его за шею, - Теперь не боюсь. - Она несколько секунд
сосредоточено размышляла, а потом добавила, - После яблок."
Эти девять дней навсегда остались лучшими днями ее жизни - быть может,
даже лучше тех двух недель с Малышом на Первом Ярусе. Она была молода и
идеалистична, а одиночество еще не наложило свою когтистую лапу на ее душу.
Впрочем, никаких иллюзий насчет Давида Таня не питала: знала, что женат и
имеет двух сыновей, младший из которых двумя годами старше нее. И все равно
она была счастлива - не от любви, а от полноты жизни. Она искренне верила,
что влюблена, и когда Давид заметил, что любит Таня не его, а свою
собственную молодость, то даже обиделась. Как же это она его не любит, когда
все мыслимые аттрибуты любви - налицо? Она старательно таскалась за ним по
пятам, заглядывала в глаза, а также, купив электроплитку в местном сельпо,
варила на ней такие обеды, что у Желнораго лезли на лоб глаза! Что же
это тогда, если не любовь?!
Старый мудрый Давид оказался прав: вернувшись в Москву, Таня вернулась
к воздыханиям по Кольке. Теперь, однако, она уже не вскакивала чуть свет для
десятиминутного тет-а-тета со своим Ромео и не замирала, когда тот садился
за свой стол позади нее. Теперь она его жалела - что, впрочем, никак
не мешало ей встречаться с Давидом на холостяцкой квартире своей
приятельницы Мазаевой.
Дружба с Давидом Фельдманом продолжалась больше девяти лет, явившись
одним из немногих мудрых поступков ее жизни. Сначала Давид перетащил ее в
свой Институт Реставрации, где Таня стала заниматься действительно
интересными вещами; он также поддержал ее морально, когда она забеременела,
а балбес Сашка упорно отказывался жениться. В конце концов, Сашка все-таки
женился, и Давид на пару лет отошел в тень - сам отошел, Таня его не
отдаляла. А когда балбес уехал к своей отвратительной старухе в Англию и
бросил Таню с вечно болевшим Андрюшкой без копейки алиментов, то Давид целый
год помогал ей деньгами (утаивая от жены половину член-корреспондентской
стипендии). Чуть позже именно он, и никто другой, сумел добиться отмены
запрета на ее первую персональную выставку. Причем, Давид никогда и ничего
не просил у нее взамен, более того - часто отказывался от ее подарков: как
тогда, в самом начале, отказался от картинки с прудом, взяв неудачные
"Образа в старой церкви". "'Пруд' ты сможешь хорошо продать." - объяснил он
свое решение, и Таня действительно выручила за эту картинку три свои
месячные зарплаты без вычета налогов.
В пятьдесят два года (Тане было тогда двадцать семь) Давид заболел
раком простаты. Операция, слава Богу, прошла удачно - метастазов не
последовало, однако он стал импотентом. Таня хотела бы дружить с ним и
дальше - к тому времени она любила его не за это - но он не
пожелал.
Известив ее письмом (объяснявшем в сухом и сдержанном стиле причины
принятого решения), Давид попросил более ему не звонить.
* * *
Дождь кончился. Странный серебристо-серый асфальт, покрывавший улицы
Города, влажно блестел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
неожиданно предложил Давид; "Давайте!" - с энтузиазмом согласилась Таня
(она все еще была с ним на "вы").
Сначала Таня пошла на разведку (они решили действовать по всем
правилам): засунув руки в карманы джинсов и насвистывая с подчеркнутой
беззаботностью, она обошла сад два раза вдоль забора. Сторожа в наличии не
оказалось. Потом они с Давидом десять минут просидели в кустах, препираясь
по поводу плана дальнейших действий. Операция перелаза через забор также
отняла кучу времени, ибо Таня зацепилась волосами за ржавый гвоздь и
застряла на самой верхушке. Короче говоря, когда они оказались внутри ограды
и начали рвать яблоки, было уже совсем темно. Тишь стояла невообразимая -
собаки, и те не лаяли. "Не шумите! - прошипела Таня Давиду, возившемуся у
соседнего дерева, - Что же вы такой неуклюжий!"
Она складывала яблоки за пазуху - те приятно холодили разгоряченное
тело. Из-за облачка выглянул месяц, и вдруг оказалось, что Давид стоит уже
совсем близко - у той же самой яблони, что и Таня. Чтобы лучше видеть его,
она отогнула мешавшую ей ветку. Давид ничего не говорил ... и вдруг ей до
смерти захотелось коснуться кончиками пальцев его губ. "Ты похожа на
'Леопарда'." - тихо сказал он; "На какого леопарда? " - не поняла Таня;
"На 'Леопарда, выглядывающего из зарослей лиан' с картины Руссо. - пояснил
Давид, - Такая же загадочная с примесью бессмысленности." "Это почему же я
бессмысленная?" - обиделась она, но Давид не ответил, а вдруг шагнул к ней
и оказался совсем близко. Таня подняла голову, чтобы посмотреть на него ...
и тут он, наклонившись, легко поцеловал ее в обветренные губы. Она обмерла,
а он обнял ее за плечи и еще раз поцеловал, и еще раз ... и еще ... Таня
погладила его по курчавым волосам и, наконец, коснулась пальцами его губ -
оказавшихся мягкими и теплыми. Они ничего не говорили, только целовались, а
потом Давид взял ее за руку и тихонько потянул к забору. "Оставим яблоки в
моем номере?" - не то предложила сама, не то спросила у него Таня. Давид
ничего не ответил, и ее отчего-то всю затрясло. Почти не разговаривая, они
перелезли обратно через забор; не спеша, дошли до Дома колхозника. Когда они
поднялись на второй этаж и подошли к двери люкса, ее колотила такая сильная
дрожь, что трудно было попасть ключом в замочную скважину. Давид накрыл ее
пальцы ладонью, и ключ вставился - они вошли в комнату. Таня, не зажигая
света, сняла куртку и бросила ее в кресло, а потом повернулась к нему лицом.
И тогда Давид обнял ее и поцеловал так сильно, что у нее перехватило дыхание
и вспыхнуло лицо. Он расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки (она только
дернулась, но ничего не сказала), затем вторую, третью, четвертую ...
"Сейчас у меня разорвется сердце." - подумала Таня и обмерла в ожидании. Но
тут что-то пришло в движение в окрестности ее талии и ... из-за пазухи
вывалилось яблоко. Она взвизгнула от неожиданности и вырвалась из объятий
Давида - а яблоки градом посыпались из ее расстегнутой до пояса рубашки.
Повалившись спиной на кровать, Давид зашелся в приступе гомерического
хохота. Таня растерянно стояла посреди раскатившихся по полу фруктов, потом
рассмеялась сама. Присев на край постели, она коснулась его руки и тихо
сказала: "Извините, пожалуйста." "За что?" - удивился Давид; "За то, что
так получилось." "Глупышка ты. - с нежностью произнес он, потянул ее за
руку и уложил рядом с собой. - Не бойся: тебе, скорее всего, больно не
будет." "А я и не боюсь. - спокойно отвечала Таня, поворачиваясь на бок и
обнимая его за шею, - Теперь не боюсь. - Она несколько секунд
сосредоточено размышляла, а потом добавила, - После яблок."
Эти девять дней навсегда остались лучшими днями ее жизни - быть может,
даже лучше тех двух недель с Малышом на Первом Ярусе. Она была молода и
идеалистична, а одиночество еще не наложило свою когтистую лапу на ее душу.
Впрочем, никаких иллюзий насчет Давида Таня не питала: знала, что женат и
имеет двух сыновей, младший из которых двумя годами старше нее. И все равно
она была счастлива - не от любви, а от полноты жизни. Она искренне верила,
что влюблена, и когда Давид заметил, что любит Таня не его, а свою
собственную молодость, то даже обиделась. Как же это она его не любит, когда
все мыслимые аттрибуты любви - налицо? Она старательно таскалась за ним по
пятам, заглядывала в глаза, а также, купив электроплитку в местном сельпо,
варила на ней такие обеды, что у Желнораго лезли на лоб глаза! Что же
это тогда, если не любовь?!
Старый мудрый Давид оказался прав: вернувшись в Москву, Таня вернулась
к воздыханиям по Кольке. Теперь, однако, она уже не вскакивала чуть свет для
десятиминутного тет-а-тета со своим Ромео и не замирала, когда тот садился
за свой стол позади нее. Теперь она его жалела - что, впрочем, никак
не мешало ей встречаться с Давидом на холостяцкой квартире своей
приятельницы Мазаевой.
Дружба с Давидом Фельдманом продолжалась больше девяти лет, явившись
одним из немногих мудрых поступков ее жизни. Сначала Давид перетащил ее в
свой Институт Реставрации, где Таня стала заниматься действительно
интересными вещами; он также поддержал ее морально, когда она забеременела,
а балбес Сашка упорно отказывался жениться. В конце концов, Сашка все-таки
женился, и Давид на пару лет отошел в тень - сам отошел, Таня его не
отдаляла. А когда балбес уехал к своей отвратительной старухе в Англию и
бросил Таню с вечно болевшим Андрюшкой без копейки алиментов, то Давид целый
год помогал ей деньгами (утаивая от жены половину член-корреспондентской
стипендии). Чуть позже именно он, и никто другой, сумел добиться отмены
запрета на ее первую персональную выставку. Причем, Давид никогда и ничего
не просил у нее взамен, более того - часто отказывался от ее подарков: как
тогда, в самом начале, отказался от картинки с прудом, взяв неудачные
"Образа в старой церкви". "'Пруд' ты сможешь хорошо продать." - объяснил он
свое решение, и Таня действительно выручила за эту картинку три свои
месячные зарплаты без вычета налогов.
В пятьдесят два года (Тане было тогда двадцать семь) Давид заболел
раком простаты. Операция, слава Богу, прошла удачно - метастазов не
последовало, однако он стал импотентом. Таня хотела бы дружить с ним и
дальше - к тому времени она любила его не за это - но он не
пожелал.
Известив ее письмом (объяснявшем в сухом и сдержанном стиле причины
принятого решения), Давид попросил более ему не звонить.
* * *
Дождь кончился. Странный серебристо-серый асфальт, покрывавший улицы
Города, влажно блестел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78