Все движущие части обоих механизмов были
изготовлены из светлого легкого металла - видимо, титана - и, казалось,
могли прослужить десятки лет. Выработанное электричество шло на этаж ниже -
в аккумулятор. Если последний заряжался полностью, то ветряк автоматически
покрывался специальным чехлом, и вся система останавливалась.
На 2-ом этаже располагался видеотеатр с большим экраном и одиноким
креслом посреди пустого зала; на 3-ем - видеотека с фильмами решительно
всех стран мира. 4-ый и 5-ый этажи занимал склад одежды: Франц нашел
неимоверное количество белья, рубашек, свитеров, костюмов, постельного
белья, домашних тапочек, вечерних туфель и даже два фрака - но только
одну зимнюю куртку (что вполне соответствовало частоте его вылазок
наружу). Затем шел жилой этаж (6-ой); на 7-ом и 8-ом - размещалась обширная
художественная библиотека; на 9-ом - компьютер, централизованно управлявший
всем оборудованием Дома. Этажи с 10-го по 14-ый занимал, как его называл
Франц, "склад разных вещей", где хранились канцелярские товары, элементарные
лекарства, стиральный порошок, инструменты, посуда, кухонные припасы (соль,
сахар, пряности) и другие мелочи. 15-ый этаж был обставлен под научную
лабораторию: мощный компьютер с векторным процессором, два стола, книжные
полки, персональный компьютер и лазерный принтер. На 16-ом и 17-ом этажах
располагалась научная библиотека (не содержавшая, почему-то, ни одного
издания, вышедшего после смерти Франца); на 18-ом - коллекция музыкальных
записей и нот, проигрыватель лазерных дисков, магнитофон, а также
электроорган, скрипка и акустическая гитара. Следующие четыре этажа были
попарно соединены и превращены в спортивный зал и бассейн - ни тем, ни
другим Франц не пользовался из-за плохого физического состояния.
Только два из всех этажей Дома отапливались постоянно: жилой - 6-ой и,
почему-то, 23-ий (на котором не было ничего, кроме большого пустого зала). В
остальных помещениях отопление включалось тумблерами: повернешь - и через
десять минут температура поднимается до шестнадцати градусов Цельсия, а
потом держится на этом уровне ровно час (после чего приходилось опять
щелкать тумблером). Постоянно мерзнувший Франц провозился несколько дней,
пытаясь подрегулировать отопление Дома на более высокую температуру, однако
так и не сумел разобраться в программе, управлявшей центральным компьютером
на девятом этаже. В конце концов, он был математиком, а не системным
программистом.
Но ужаснее всего ощущалось одиночество: Франц являлся
единственным обитателем Дома. Ни других подследственных, ни
обслуживающего персонала - все двадцать шесть этажей плюс подвал были
рассчитаны на одного человека. Более того, они были рассчитаны именно на
него, Франца Шредера: ибо вся одежда на складе в точности подходила
ему по размеру, книги и журналы в научной библиотеке соответствовали его
научным интересам, в художественной библиотеке имелись сочинения всех его
любимых писателей, в музыкальной - композиторов, а в видеотеке
наличествовали все до одного его любимые фильмы!
Дом 21/17/4 торчал, как безымянный палец, посреди безлесой заснеженной
равнины. Из окон нижних этажей не было видно ничего, кроме плоского белого
пространства; лишь забравшись на самый верхний, 26-ой этаж, Франц обнаружил
на севере и юге еле различимые здания - точные копии его Дома. В южном
здании вроде бы светились окна. Оживившись, Франц стал включать и выключать
через равные промежутки времени свет, однако ответа от неведомого товарища
по несчастью не получил. На следующее утро он попытался добраться туда
пешком, но за полдня не успел пройти и четверти расстояния: идти по сугробам
глубиной в полтора-два метра оказалось, в его теперешнем состоянии,
непосильной задачей. Чтобы вернуться в укрытие до начала вьюги, ему пришлось
повернуть обратно, и после этого случая наружу он не выходил - благо вход в
Дом частенько заваливало снегом. Франц наблюдал за южным зданием еще три
недели, но огни больше не появлялись - может, они ему просто померещились?
Обследования Дома и составления плана хватило ненадолго - недели на
четыре, после чего Франц решил заняться, для разнообразия, наукой. Работать
теоретически он поначалу был не в состоянии и, потому, погрузился в
программирование. Дней десять он писал и отлаживал отдельные куски
программы, еще неделю подбирал параметры так, чтобы алгоритм стал устойчив.
Наконец, пошли первые результаты - причем, как раз такие, каких он ожидал!
Францу стало интересно - и он вернулся к теоретической модели, которой
занимался последние месяцы перед смертью. Роясь в литературе, он обнаружил
статью с описанием довольно оригинального метода, оказавшегося применимым и
в его, Франца, случае. Это был прорыв: задача решилась "до конца": он
получил ответы на все вопросы, а теоретические результаты полностью
подтвердили численные. Работа получилась, как ему эйфорически казалось,
экстраординарная по своей важности и изящности; Франц даже успел придумать
заголовок для статьи, как вдруг с удивлением осознал, что не понимает, зачем
эту статью нужно писать. Не то, чтобы он не знал с самого начала, что
опубликовать ее будет невозможно ... просто оказалось, что рассказать
о полученных результатах для него столь же важно, как и получить их.
Так или иначе, но эйфория немедленно прошла - равно как и интерес к науке в
целом - и к рабочему столу на 15-ом этаже Франц более не прикасался.
Никогда раньше он не ощущал своей изолированности так остро, как после этого
случая ...
Он попробовал реанимировать свою старую любовь к музыке, однако дело
пошло туго. Играть на гитаре ему не позволяли плохо действовавшие пальцы
правой руки, а на скрипке он не практиковался более семи лет и забыл уже,
каким концом ее нужно держать. Тем не менее, порывшись на музыкальном этаже,
он разыскал ноты 24-ех каприсов Паганини для скрипки соло и стал упрямо
разбирать страницу за страницей. Поначалу он быстро прогрессировал, но потом
прогресс затормозился и игра оставалась на одном и том же уровне. Хуже того
- какую бы пьесу Франц не играл, он делал десятки мелких ошибок и
неточностей, сводя получаемое от музыки удовольствие к нулю. Сколько он ни
бился, восстановить "чистую" игру ему не удавалось, и, в конце концов, он
отнес футляр со скрипкой обратно на музыкальный этаж.
Следующим прожектом явилась попытка систематизировать всю известную
информацию о Стране Чудес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
изготовлены из светлого легкого металла - видимо, титана - и, казалось,
могли прослужить десятки лет. Выработанное электричество шло на этаж ниже -
в аккумулятор. Если последний заряжался полностью, то ветряк автоматически
покрывался специальным чехлом, и вся система останавливалась.
На 2-ом этаже располагался видеотеатр с большим экраном и одиноким
креслом посреди пустого зала; на 3-ем - видеотека с фильмами решительно
всех стран мира. 4-ый и 5-ый этажи занимал склад одежды: Франц нашел
неимоверное количество белья, рубашек, свитеров, костюмов, постельного
белья, домашних тапочек, вечерних туфель и даже два фрака - но только
одну зимнюю куртку (что вполне соответствовало частоте его вылазок
наружу). Затем шел жилой этаж (6-ой); на 7-ом и 8-ом - размещалась обширная
художественная библиотека; на 9-ом - компьютер, централизованно управлявший
всем оборудованием Дома. Этажи с 10-го по 14-ый занимал, как его называл
Франц, "склад разных вещей", где хранились канцелярские товары, элементарные
лекарства, стиральный порошок, инструменты, посуда, кухонные припасы (соль,
сахар, пряности) и другие мелочи. 15-ый этаж был обставлен под научную
лабораторию: мощный компьютер с векторным процессором, два стола, книжные
полки, персональный компьютер и лазерный принтер. На 16-ом и 17-ом этажах
располагалась научная библиотека (не содержавшая, почему-то, ни одного
издания, вышедшего после смерти Франца); на 18-ом - коллекция музыкальных
записей и нот, проигрыватель лазерных дисков, магнитофон, а также
электроорган, скрипка и акустическая гитара. Следующие четыре этажа были
попарно соединены и превращены в спортивный зал и бассейн - ни тем, ни
другим Франц не пользовался из-за плохого физического состояния.
Только два из всех этажей Дома отапливались постоянно: жилой - 6-ой и,
почему-то, 23-ий (на котором не было ничего, кроме большого пустого зала). В
остальных помещениях отопление включалось тумблерами: повернешь - и через
десять минут температура поднимается до шестнадцати градусов Цельсия, а
потом держится на этом уровне ровно час (после чего приходилось опять
щелкать тумблером). Постоянно мерзнувший Франц провозился несколько дней,
пытаясь подрегулировать отопление Дома на более высокую температуру, однако
так и не сумел разобраться в программе, управлявшей центральным компьютером
на девятом этаже. В конце концов, он был математиком, а не системным
программистом.
Но ужаснее всего ощущалось одиночество: Франц являлся
единственным обитателем Дома. Ни других подследственных, ни
обслуживающего персонала - все двадцать шесть этажей плюс подвал были
рассчитаны на одного человека. Более того, они были рассчитаны именно на
него, Франца Шредера: ибо вся одежда на складе в точности подходила
ему по размеру, книги и журналы в научной библиотеке соответствовали его
научным интересам, в художественной библиотеке имелись сочинения всех его
любимых писателей, в музыкальной - композиторов, а в видеотеке
наличествовали все до одного его любимые фильмы!
Дом 21/17/4 торчал, как безымянный палец, посреди безлесой заснеженной
равнины. Из окон нижних этажей не было видно ничего, кроме плоского белого
пространства; лишь забравшись на самый верхний, 26-ой этаж, Франц обнаружил
на севере и юге еле различимые здания - точные копии его Дома. В южном
здании вроде бы светились окна. Оживившись, Франц стал включать и выключать
через равные промежутки времени свет, однако ответа от неведомого товарища
по несчастью не получил. На следующее утро он попытался добраться туда
пешком, но за полдня не успел пройти и четверти расстояния: идти по сугробам
глубиной в полтора-два метра оказалось, в его теперешнем состоянии,
непосильной задачей. Чтобы вернуться в укрытие до начала вьюги, ему пришлось
повернуть обратно, и после этого случая наружу он не выходил - благо вход в
Дом частенько заваливало снегом. Франц наблюдал за южным зданием еще три
недели, но огни больше не появлялись - может, они ему просто померещились?
Обследования Дома и составления плана хватило ненадолго - недели на
четыре, после чего Франц решил заняться, для разнообразия, наукой. Работать
теоретически он поначалу был не в состоянии и, потому, погрузился в
программирование. Дней десять он писал и отлаживал отдельные куски
программы, еще неделю подбирал параметры так, чтобы алгоритм стал устойчив.
Наконец, пошли первые результаты - причем, как раз такие, каких он ожидал!
Францу стало интересно - и он вернулся к теоретической модели, которой
занимался последние месяцы перед смертью. Роясь в литературе, он обнаружил
статью с описанием довольно оригинального метода, оказавшегося применимым и
в его, Франца, случае. Это был прорыв: задача решилась "до конца": он
получил ответы на все вопросы, а теоретические результаты полностью
подтвердили численные. Работа получилась, как ему эйфорически казалось,
экстраординарная по своей важности и изящности; Франц даже успел придумать
заголовок для статьи, как вдруг с удивлением осознал, что не понимает, зачем
эту статью нужно писать. Не то, чтобы он не знал с самого начала, что
опубликовать ее будет невозможно ... просто оказалось, что рассказать
о полученных результатах для него столь же важно, как и получить их.
Так или иначе, но эйфория немедленно прошла - равно как и интерес к науке в
целом - и к рабочему столу на 15-ом этаже Франц более не прикасался.
Никогда раньше он не ощущал своей изолированности так остро, как после этого
случая ...
Он попробовал реанимировать свою старую любовь к музыке, однако дело
пошло туго. Играть на гитаре ему не позволяли плохо действовавшие пальцы
правой руки, а на скрипке он не практиковался более семи лет и забыл уже,
каким концом ее нужно держать. Тем не менее, порывшись на музыкальном этаже,
он разыскал ноты 24-ех каприсов Паганини для скрипки соло и стал упрямо
разбирать страницу за страницей. Поначалу он быстро прогрессировал, но потом
прогресс затормозился и игра оставалась на одном и том же уровне. Хуже того
- какую бы пьесу Франц не играл, он делал десятки мелких ошибок и
неточностей, сводя получаемое от музыки удовольствие к нулю. Сколько он ни
бился, восстановить "чистую" игру ему не удавалось, и, в конце концов, он
отнес футляр со скрипкой обратно на музыкальный этаж.
Следующим прожектом явилась попытка систематизировать всю известную
информацию о Стране Чудес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78