Иногда Другая Женщина
уезжала куда-то и отсутствовала подолгу - по два-три месяца - но, в конце
концов, неминуемо возвращалась домой. Таня не говорила о ней никому. Да и
некому: Давида с ней уже не было, а Игорь Генрихович умер полгода тому
назад. А другим рассказать, так не поверят, скажут - с ума сошла,
раздвоение личности. Какая чушь! ... неужто непонятно, что Другая Женщина не
сама по себе в таниной голове завелась, а от Ивана переселилась? (Недаром
она его так хорошо знала - можно сказать, насквозь видела ...) А иногда
Тане казалось, что это игра такая, ею же и придуманная, - чтоб можно было
хоть с кем-нибудь откровенно поговорить, помимо самой себя.
То, что у Ивана кто-то появился, Тане сообщила как раз Другая Женщина.
Таня-то по наивности подумала, что это у него обострение начинается, и
запаниковала: почти семь лет не было - с того случая после их свадьбы. А
тут стал приходить с работы поздно и какой-то смурной, что делал -
вразумительно объяснить затруднялся. Заподозрить супружескую измену Таня не
могла, ибо считала его чем-то средним между сыном и собственностью: она его
подобрала, выходила - можно сказать, родила заново ... Он даже
потолстел немного на ее готовке! А теперь подумайте: разве может вам
изменить ваш сын? Или ваш дом?
Но Другую Женщину не проведешь - жаль только, что Таня ее не слушала.
А с другой стороны, может, и хорошо, что не слушала: в таких случаях сделать
все равно ничего нельзя - только скандалы бы пошли.
Последний день их семейной жизни начался, как обычно: Таня приготовила
завтрак на троих, отправила Андрюшку в школу и даже успела постирать, пока
Иван собирался. Потом они поехали в Институт и расстались в вестибюле,
договорившись вечером друг друга не ждать: кто первым освободится, тот
первым домой и едет (Андрюшку иа школы забирала танина мама). В тот раз Таня
засиделась до половины девятого - Плискин попросил церковь с Кривоколенного
дорисовать, и, когда пришла домой, то Андрюшка уже ложился спать - Иван
накормил его приготовленным тещей ужином. Первым, что ей бросилось в глаза,
был букет желтых роз на столе в гостиной (она же супружеская спальня, она же
студия). "Чего это он?" - удивилась Таня и пошла говорить сыну спокойной
ночи. Когда она вышла из андрюшкиной комнаты, Иван стоял, странно
понурившись, у стола с розами - у Тани нехорошо защемило сердце. "Что
случилось? - спросила она со страхом и указала на букет, - По какому
случаю?" Иван посмотрел на нее со слезами на глазах и коротко сказал: "Я
ухожу."
Они проговорили всю ночь. Таня будто оледенела: смотрела в сторону и
отвечала на вопросы только со второго раза; Иван три раза начинал плакать.
Но, вместе с тем, оставался тверд, как скала, - она не ожидала в нем такой
силы. О том, как будут расставаться, договорились так: Таня утром уходит на
работу, а когда возвращается - его уже нет. Они легли спать около пяти
утра, причем Иван - отдельно от нее, на полу ... боялся, что она его
изнасилует, что ли? Утром следующего дня Таня разбудила его, как
договорились, за две минуты до своего ухода в Институт.
Этот день навсегда остался самым страшным днем ее жизни - много хуже,
чем тот, когда отменилась выставка. Ко всему прочему, от недосыпа она
чувствовала себя ужасно физически: года ее были не те - по ночам отношения
выяснять. И все время в подсознании теплилась сумасшедшая надежда: приходит
она домой, а Иван на диване сидит - в последний момент решил-таки остаться.
Как Таня себя за глупость не ругала, а все ж в глубине души надеялась. И
точно: входит вечером в квартиру и первое, что видит, - единственные
ивановы теплые ботинки посреди прихожей. У Тани перехватило дыхание и
закружилась голова ... а тут, как на зло, телефон звонит. Слабой рукой она
сняла трубку (аппарат висел на стене в прихожей) и услыхала голос мужа:
"Танюш, я у тебя ботинки забыл. - сказал Иван извиняющимся тоном, - Надо
же, глупость какая, в тапочках в такси сел." "Я принесу их завтра в
Институт." - четко, как лейтенант на рапорте, ответила Таня и повесила
трубку. "Видно, торопился очень. - весело объяснила она выглянувшей из
кухни маме (пришедшей, как обычно, присмотреть за внуком после школы), -
Так торопился, что даже без ботинок убежал!" И засмеялась ... громче,
громче, еще громче ... пока смех не перешел в рыдания. С ней случилась
вторая в ее жизни истерика - прямо на глазах у мамы и прибежавшего на крики
Андрюшки.
Они проработали с Иваном в одном Институте до самой таниной смерти -
встречаясь в столовой, в очереди за зарплатой, на профсоюзном собрании и
просто в коридорах. Хуже того, его новая подруга тоже работала в Институте;
равно, как и ее бывший муж. Таня было собралась мужа этого закадрить (и, тем
самым, замкнуть круг), однако передумала: он ей, во-первых, не нравился; а
во-вторых, уже обзавелся новой подругой - таниной приятельницей Зобицкой.
Эти совпадения придали всему событию спасительный для Тани комический
оттенок.
* * *
"А что потом было, помнишь? Потом у тебя завелся Игорек, свободный
художник, - на два года. А параллельно с ним - странный тип Гоша,
возникавший спонтанно каждые два месяца и оставлявший на хранение
атташе-кейс с шифром. Причем, как только Игорек в пьяном виде под машину
попал, так тут же и Гоша исчез и больше не появлялся - за его атташе-кейсом
потом из милиции приходили, помнишь? Затем какие-то еще возникали,
кратковременные - кто на год, кто на полгода ... А последним был физик
Женька: ворвался в твою жизнь, словно смерч, влюбил в себя чуть ли не
насильно, а потом смотался в Австралию - с женой и деточками. И все твои
мужчины тебя не любили, а использовали: Давид брал у тебя молодость, Иван -
здоровье, Игорек - уют, а для Гоши - ты просто работала камерой хранения
...
А что, по-твоему, у меня брал Женька - молодость? здоровье?... Чушь!
Он меня на год моложе был, да и здоровей - скорее уж я его душевным
здоровьем пользовалась ... Нет, Женька, хоть в Австралию и уехал, а меня
любил! Он просто детей не мог бросить.
Да, не любил он тебя, а ценил - за то, что ты красивее и ярче
оставившей его любовницы. Он тебя использовал в качестве лекарства для
своего самолюбия!
Лжешь, лжешь, ЛЖ¬ШЬ!!!"
Вздрогнув, Таня открыла глаза и рывком села на овечьей шкуре. В голове
царила полная и окончательная ясность - она знала ответы на все свои
вопросы. (Насторожившийся дом прислушивался к ее дыханию тысячей невидимых
ушей. Невозмутимые стенные часы прокалывали темноту остриями светящихся
стрелок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
уезжала куда-то и отсутствовала подолгу - по два-три месяца - но, в конце
концов, неминуемо возвращалась домой. Таня не говорила о ней никому. Да и
некому: Давида с ней уже не было, а Игорь Генрихович умер полгода тому
назад. А другим рассказать, так не поверят, скажут - с ума сошла,
раздвоение личности. Какая чушь! ... неужто непонятно, что Другая Женщина не
сама по себе в таниной голове завелась, а от Ивана переселилась? (Недаром
она его так хорошо знала - можно сказать, насквозь видела ...) А иногда
Тане казалось, что это игра такая, ею же и придуманная, - чтоб можно было
хоть с кем-нибудь откровенно поговорить, помимо самой себя.
То, что у Ивана кто-то появился, Тане сообщила как раз Другая Женщина.
Таня-то по наивности подумала, что это у него обострение начинается, и
запаниковала: почти семь лет не было - с того случая после их свадьбы. А
тут стал приходить с работы поздно и какой-то смурной, что делал -
вразумительно объяснить затруднялся. Заподозрить супружескую измену Таня не
могла, ибо считала его чем-то средним между сыном и собственностью: она его
подобрала, выходила - можно сказать, родила заново ... Он даже
потолстел немного на ее готовке! А теперь подумайте: разве может вам
изменить ваш сын? Или ваш дом?
Но Другую Женщину не проведешь - жаль только, что Таня ее не слушала.
А с другой стороны, может, и хорошо, что не слушала: в таких случаях сделать
все равно ничего нельзя - только скандалы бы пошли.
Последний день их семейной жизни начался, как обычно: Таня приготовила
завтрак на троих, отправила Андрюшку в школу и даже успела постирать, пока
Иван собирался. Потом они поехали в Институт и расстались в вестибюле,
договорившись вечером друг друга не ждать: кто первым освободится, тот
первым домой и едет (Андрюшку иа школы забирала танина мама). В тот раз Таня
засиделась до половины девятого - Плискин попросил церковь с Кривоколенного
дорисовать, и, когда пришла домой, то Андрюшка уже ложился спать - Иван
накормил его приготовленным тещей ужином. Первым, что ей бросилось в глаза,
был букет желтых роз на столе в гостиной (она же супружеская спальня, она же
студия). "Чего это он?" - удивилась Таня и пошла говорить сыну спокойной
ночи. Когда она вышла из андрюшкиной комнаты, Иван стоял, странно
понурившись, у стола с розами - у Тани нехорошо защемило сердце. "Что
случилось? - спросила она со страхом и указала на букет, - По какому
случаю?" Иван посмотрел на нее со слезами на глазах и коротко сказал: "Я
ухожу."
Они проговорили всю ночь. Таня будто оледенела: смотрела в сторону и
отвечала на вопросы только со второго раза; Иван три раза начинал плакать.
Но, вместе с тем, оставался тверд, как скала, - она не ожидала в нем такой
силы. О том, как будут расставаться, договорились так: Таня утром уходит на
работу, а когда возвращается - его уже нет. Они легли спать около пяти
утра, причем Иван - отдельно от нее, на полу ... боялся, что она его
изнасилует, что ли? Утром следующего дня Таня разбудила его, как
договорились, за две минуты до своего ухода в Институт.
Этот день навсегда остался самым страшным днем ее жизни - много хуже,
чем тот, когда отменилась выставка. Ко всему прочему, от недосыпа она
чувствовала себя ужасно физически: года ее были не те - по ночам отношения
выяснять. И все время в подсознании теплилась сумасшедшая надежда: приходит
она домой, а Иван на диване сидит - в последний момент решил-таки остаться.
Как Таня себя за глупость не ругала, а все ж в глубине души надеялась. И
точно: входит вечером в квартиру и первое, что видит, - единственные
ивановы теплые ботинки посреди прихожей. У Тани перехватило дыхание и
закружилась голова ... а тут, как на зло, телефон звонит. Слабой рукой она
сняла трубку (аппарат висел на стене в прихожей) и услыхала голос мужа:
"Танюш, я у тебя ботинки забыл. - сказал Иван извиняющимся тоном, - Надо
же, глупость какая, в тапочках в такси сел." "Я принесу их завтра в
Институт." - четко, как лейтенант на рапорте, ответила Таня и повесила
трубку. "Видно, торопился очень. - весело объяснила она выглянувшей из
кухни маме (пришедшей, как обычно, присмотреть за внуком после школы), -
Так торопился, что даже без ботинок убежал!" И засмеялась ... громче,
громче, еще громче ... пока смех не перешел в рыдания. С ней случилась
вторая в ее жизни истерика - прямо на глазах у мамы и прибежавшего на крики
Андрюшки.
Они проработали с Иваном в одном Институте до самой таниной смерти -
встречаясь в столовой, в очереди за зарплатой, на профсоюзном собрании и
просто в коридорах. Хуже того, его новая подруга тоже работала в Институте;
равно, как и ее бывший муж. Таня было собралась мужа этого закадрить (и, тем
самым, замкнуть круг), однако передумала: он ей, во-первых, не нравился; а
во-вторых, уже обзавелся новой подругой - таниной приятельницей Зобицкой.
Эти совпадения придали всему событию спасительный для Тани комический
оттенок.
* * *
"А что потом было, помнишь? Потом у тебя завелся Игорек, свободный
художник, - на два года. А параллельно с ним - странный тип Гоша,
возникавший спонтанно каждые два месяца и оставлявший на хранение
атташе-кейс с шифром. Причем, как только Игорек в пьяном виде под машину
попал, так тут же и Гоша исчез и больше не появлялся - за его атташе-кейсом
потом из милиции приходили, помнишь? Затем какие-то еще возникали,
кратковременные - кто на год, кто на полгода ... А последним был физик
Женька: ворвался в твою жизнь, словно смерч, влюбил в себя чуть ли не
насильно, а потом смотался в Австралию - с женой и деточками. И все твои
мужчины тебя не любили, а использовали: Давид брал у тебя молодость, Иван -
здоровье, Игорек - уют, а для Гоши - ты просто работала камерой хранения
...
А что, по-твоему, у меня брал Женька - молодость? здоровье?... Чушь!
Он меня на год моложе был, да и здоровей - скорее уж я его душевным
здоровьем пользовалась ... Нет, Женька, хоть в Австралию и уехал, а меня
любил! Он просто детей не мог бросить.
Да, не любил он тебя, а ценил - за то, что ты красивее и ярче
оставившей его любовницы. Он тебя использовал в качестве лекарства для
своего самолюбия!
Лжешь, лжешь, ЛЖ¬ШЬ!!!"
Вздрогнув, Таня открыла глаза и рывком села на овечьей шкуре. В голове
царила полная и окончательная ясность - она знала ответы на все свои
вопросы. (Насторожившийся дом прислушивался к ее дыханию тысячей невидимых
ушей. Невозмутимые стенные часы прокалывали темноту остриями светящихся
стрелок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78