Не пойман -- не вор. Работа дураков любит. Не важно, кто ты
есть, важно, кем ты слывешь... Хватит?
-- Хватит. Но ведь эти же принципы другие обратят на тебя.
-- Выживает сильнейший.
-- Если бы сильнейший! Выживает наиболее живучий, низводя каче-ство
жизни до уровня ничтожности.
-- А что предлагаешь ты?
-- Возвысить качество жизни до уровня Бога.
То есть манию величия?
-- Пусть так. Но это все равно лучше, чем мания ничтожности.
ВТОРОЙ ИСТОЧНИК
Чтоб путь к успеху не был долог
И чтобы был он не тернист,
Тебе поможет идеолог,
Все объяснивший ленинист.
Вот в таком духе мы препираемся иногда часами. И в этом смысле
идеология есть второй источник и соответственно вторая часть иванианства. В
свое время сталинизм и гитлеризм уподоблялись друг другу, будучи врагами.
Будучи врагом идеологии, иванианство невольно уподо-бляется ей хотя бы уже
тем, что включает в себя проблематику идеологии и дает ей свое решение.
Современная религия может раз-виться в нечто значительное лишь как антипод и
конкурент современной идеологии, причем самым лучшим ее текстам.
-- Вот тебе пример преимущества идеологии,-- говорит Антипод.--
Идеология ставит вопрос "Что есть истина?" и дает ему развернутый ответ. А
религия? Этот вопрос перед ней был поставлен извне. И он остался без ответа.
Не так ли?
-- Так,-- говорю я.-- Но проблема истины не есть проблема рели-гии.
Проблема религии есть вера.
ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА
Христос не ответил на вопрос Понтия Пилата "Что есть истина?". Вернее
он решил проблему, уклонившись от ответа на вопрос: проблема истины и лжи
вообще не есть проблема религии. Любой ответ Христа означал бы нарушение
существа религии.
-- Что есть истина и ложь?-- говорит мой собеседник,-- Жизнь прожил,
умирать пора, а не знаю. В начале войны был я курсантом военного училища.
Немцы дошли до Сталинграда. Положение крити-ческое. В училище поступил
приказ: отчислить четыреста курсантов в пехоту, под Сталинград. Я попал в
число отчисленных. На подго-товку к участию в боях нам дали всего месяц. Как
мы готови-лись -- смех. Впрочем, от нас другого и не требовалось. Когда нас
бросили в бой, наша задача свелась к тому, чтобы бежать, падать, мерзнуть и
быть убитыми. Можешь вообразить такое: мы наносили удар по противнику тем,
что давали возможность убить себя. И что самое удивительное-- мы победили.
Но дело не в этом. Наша под-готовка сводилась к тому, что мы спали, добывали
самыми немысли-мыми способами добавку к жалкой еде и по очереди ходили к
одной девчонке в хутор километров за пятнадцать. Девчонка молоденькая, но
видавшая виды. Видать, не один полк пропустила через себя. И страшненькая к
тому же. Но что поделать?! Нам было не до принцесс. Скоро в бой. Наверняка
убьют. Обидно умирать, не попро-бовав бабу. Мы ей, конечно, кое-что носили.
Кто что мог-- еду, обмундирование. Посуду воровали в столовой. И был в нашем
взво-де парнишка. Интеллигентный, начитанный, даже утонченный. Мы его
Аристократом звали. Красавец. Он осуждал наше скотское (как он утверждал)
поведение. Сам же он нашел себе где-то девчонку, к ко-торой питал самые что
ни на есть чистые чувства. Уходил он к ней после отбоя и приходил под утро.
Приходил грязный и измученный:
дорога и днем-то была хуже не придумаешь, а ночью... Из лужи
в лужу... Как он нам описывал свою красотку! Принцесса! Сначала мы не
верили, смеялись. Но он так убедительно говорил о ней, что мы
вольно-невольно поверили. И стали ему завидовать. И убогими стали казаться
нам наши походы к страшненькой потаскушке. Мы уговаривали его, чтобы он
"трахнул" ее и потом с нами поделился. Он возмущался, говорил о чистой и
непорочной любви. Стихи сочи-нял. Неплохие, между прочим. Мы переписывали,
заучивали наизусть. Аристократ сказал нам, что его Принцесса поклялась ему в
вечной любви и верности, а он, если останется жив, вернется к ней и же-нится
на ней. Промчался месяц. Мы приготовились к отправке на фронт. И Принцесса
сама пришла проводить нашего Аристократа. Мы, естественно, все бросились
взглянуть на нее, игнорируя крики ко-мандиров. Прибежали мы туда, где
Аристократ прощался со своей Принцессой, и... остолбенели от изумления. Это
была она-- наша страшненькая потаскушка. Можешь представить себе, как мы
хохота-ли, когда прошло первое изумление! Хохотали до слез, до колик в
животе. Падали на землю, корчась от хохота. Но надо было видеть их самих--
Аристократа и его Принцессу! До смерти не забуду эту картину. Они не подали
друг другу руки, не взглянули друг на дру-га, разошлись, не промолвив ни
слова. Но лица! Лица! Надо было видеть их лица. Глаза! И это-- любовь?
Чистая и непорочная лю-бовь? Где она, эта "чистая и непорочная", скажи мне?
Я понимаю, что мы были последними сволочами. Но почему они разошлись так?
Если была любовь (была же она!), куда она девалась? Куда? И по-чему в жизни
все происходит так грязно и подло? Ответь, почему? Мне эта проблема с тех
пор покоя не дает. Жизнь прожил, а так ни разу и не видал ничего такого
"чистого и непорочного". Почему? Отвечай! Что есть истина?
НЕ ВСЕ В ВОЛЕ БОЖИЕЙ
Выслушав того человека, я сказал себе следующее. Жалкий червяк! Ты
претендуешь на роль высшего изо всех мыслимых существ-- на роль Бога, а не
можешь решить самую примитивную задачку самого примитивного человечка!
Признай свое ничтожество! Завтра же иди в комиссию по трудоустройству и
соглашайся на любую работу, какую тебе предложат! Это будет твой самый
весомый вклад в дело спасения человечества.
Приняв такое решение покончить со своей божественной миссией, я
почувствовал необычайное облегчение. Сразу пропала изжога, появив-шаяся
после только что съеденного обеда. Взгляд мой стал задержи-ваться на
встречных женщинах. Но это продолжалось недолго. Я вспомнил о том, что мне
через полчаса предстоит встреча с партийным руководителем городского
масштаба, жаждущим вылечиться от заика-ния. И понял, что люди просто не
позволят мне снять с себя функции Бога. Я им нужен именно как Бог, а не как
ничтожный страдалец, радующийся простейшим проявлениям жизни.
Я им нужен как страдающий, но как Бог-- как страдающий Бог.
Я И АНТИПОД
-- Почему ты думаешь, что твое идеологическое учение есть исти-на? --
спрашиваю я.
-- Потому что оно основано на науке,-- говорит он.
-- А на чем основана уверенность в истинностиутверждений нау-ки?-- не
унимаюсь я.
-- На практике,-- говорит он.
-- Но практика отвергла массу утверждении, считавшихся научными,-- не
сдаюсь я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
есть, важно, кем ты слывешь... Хватит?
-- Хватит. Но ведь эти же принципы другие обратят на тебя.
-- Выживает сильнейший.
-- Если бы сильнейший! Выживает наиболее живучий, низводя каче-ство
жизни до уровня ничтожности.
-- А что предлагаешь ты?
-- Возвысить качество жизни до уровня Бога.
То есть манию величия?
-- Пусть так. Но это все равно лучше, чем мания ничтожности.
ВТОРОЙ ИСТОЧНИК
Чтоб путь к успеху не был долог
И чтобы был он не тернист,
Тебе поможет идеолог,
Все объяснивший ленинист.
Вот в таком духе мы препираемся иногда часами. И в этом смысле
идеология есть второй источник и соответственно вторая часть иванианства. В
свое время сталинизм и гитлеризм уподоблялись друг другу, будучи врагами.
Будучи врагом идеологии, иванианство невольно уподо-бляется ей хотя бы уже
тем, что включает в себя проблематику идеологии и дает ей свое решение.
Современная религия может раз-виться в нечто значительное лишь как антипод и
конкурент современной идеологии, причем самым лучшим ее текстам.
-- Вот тебе пример преимущества идеологии,-- говорит Антипод.--
Идеология ставит вопрос "Что есть истина?" и дает ему развернутый ответ. А
религия? Этот вопрос перед ней был поставлен извне. И он остался без ответа.
Не так ли?
-- Так,-- говорю я.-- Но проблема истины не есть проблема рели-гии.
Проблема религии есть вера.
ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА
Христос не ответил на вопрос Понтия Пилата "Что есть истина?". Вернее
он решил проблему, уклонившись от ответа на вопрос: проблема истины и лжи
вообще не есть проблема религии. Любой ответ Христа означал бы нарушение
существа религии.
-- Что есть истина и ложь?-- говорит мой собеседник,-- Жизнь прожил,
умирать пора, а не знаю. В начале войны был я курсантом военного училища.
Немцы дошли до Сталинграда. Положение крити-ческое. В училище поступил
приказ: отчислить четыреста курсантов в пехоту, под Сталинград. Я попал в
число отчисленных. На подго-товку к участию в боях нам дали всего месяц. Как
мы готови-лись -- смех. Впрочем, от нас другого и не требовалось. Когда нас
бросили в бой, наша задача свелась к тому, чтобы бежать, падать, мерзнуть и
быть убитыми. Можешь вообразить такое: мы наносили удар по противнику тем,
что давали возможность убить себя. И что самое удивительное-- мы победили.
Но дело не в этом. Наша под-готовка сводилась к тому, что мы спали, добывали
самыми немысли-мыми способами добавку к жалкой еде и по очереди ходили к
одной девчонке в хутор километров за пятнадцать. Девчонка молоденькая, но
видавшая виды. Видать, не один полк пропустила через себя. И страшненькая к
тому же. Но что поделать?! Нам было не до принцесс. Скоро в бой. Наверняка
убьют. Обидно умирать, не попро-бовав бабу. Мы ей, конечно, кое-что носили.
Кто что мог-- еду, обмундирование. Посуду воровали в столовой. И был в нашем
взво-де парнишка. Интеллигентный, начитанный, даже утонченный. Мы его
Аристократом звали. Красавец. Он осуждал наше скотское (как он утверждал)
поведение. Сам же он нашел себе где-то девчонку, к ко-торой питал самые что
ни на есть чистые чувства. Уходил он к ней после отбоя и приходил под утро.
Приходил грязный и измученный:
дорога и днем-то была хуже не придумаешь, а ночью... Из лужи
в лужу... Как он нам описывал свою красотку! Принцесса! Сначала мы не
верили, смеялись. Но он так убедительно говорил о ней, что мы
вольно-невольно поверили. И стали ему завидовать. И убогими стали казаться
нам наши походы к страшненькой потаскушке. Мы уговаривали его, чтобы он
"трахнул" ее и потом с нами поделился. Он возмущался, говорил о чистой и
непорочной любви. Стихи сочи-нял. Неплохие, между прочим. Мы переписывали,
заучивали наизусть. Аристократ сказал нам, что его Принцесса поклялась ему в
вечной любви и верности, а он, если останется жив, вернется к ней и же-нится
на ней. Промчался месяц. Мы приготовились к отправке на фронт. И Принцесса
сама пришла проводить нашего Аристократа. Мы, естественно, все бросились
взглянуть на нее, игнорируя крики ко-мандиров. Прибежали мы туда, где
Аристократ прощался со своей Принцессой, и... остолбенели от изумления. Это
была она-- наша страшненькая потаскушка. Можешь представить себе, как мы
хохота-ли, когда прошло первое изумление! Хохотали до слез, до колик в
животе. Падали на землю, корчась от хохота. Но надо было видеть их самих--
Аристократа и его Принцессу! До смерти не забуду эту картину. Они не подали
друг другу руки, не взглянули друг на дру-га, разошлись, не промолвив ни
слова. Но лица! Лица! Надо было видеть их лица. Глаза! И это-- любовь?
Чистая и непорочная лю-бовь? Где она, эта "чистая и непорочная", скажи мне?
Я понимаю, что мы были последними сволочами. Но почему они разошлись так?
Если была любовь (была же она!), куда она девалась? Куда? И по-чему в жизни
все происходит так грязно и подло? Ответь, почему? Мне эта проблема с тех
пор покоя не дает. Жизнь прожил, а так ни разу и не видал ничего такого
"чистого и непорочного". Почему? Отвечай! Что есть истина?
НЕ ВСЕ В ВОЛЕ БОЖИЕЙ
Выслушав того человека, я сказал себе следующее. Жалкий червяк! Ты
претендуешь на роль высшего изо всех мыслимых существ-- на роль Бога, а не
можешь решить самую примитивную задачку самого примитивного человечка!
Признай свое ничтожество! Завтра же иди в комиссию по трудоустройству и
соглашайся на любую работу, какую тебе предложат! Это будет твой самый
весомый вклад в дело спасения человечества.
Приняв такое решение покончить со своей божественной миссией, я
почувствовал необычайное облегчение. Сразу пропала изжога, появив-шаяся
после только что съеденного обеда. Взгляд мой стал задержи-ваться на
встречных женщинах. Но это продолжалось недолго. Я вспомнил о том, что мне
через полчаса предстоит встреча с партийным руководителем городского
масштаба, жаждущим вылечиться от заика-ния. И понял, что люди просто не
позволят мне снять с себя функции Бога. Я им нужен именно как Бог, а не как
ничтожный страдалец, радующийся простейшим проявлениям жизни.
Я им нужен как страдающий, но как Бог-- как страдающий Бог.
Я И АНТИПОД
-- Почему ты думаешь, что твое идеологическое учение есть исти-на? --
спрашиваю я.
-- Потому что оно основано на науке,-- говорит он.
-- А на чем основана уверенность в истинностиутверждений нау-ки?-- не
унимаюсь я.
-- На практике,-- говорит он.
-- Но практика отвергла массу утверждении, считавшихся научными,-- не
сдаюсь я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67