Отойдя шагов на десять, Кийр оглядывается и замирает на месте.
— А ты чего не идешь? — кричит он, тяжело дыша.
— Ступай, ступай, — отзывается Тоотс. — Я здесь постою.
— А чего ты стоишь?
— Курю, соловья слушаю.
— Хм! — произносит Кийр, приближаясь к нему. — Сначала ты страшно спешил, а теперь, оказывается, есть время и стоять и соловья слушать.
— Ну да, нужно бы с этой стороны кладбища его послушать; а то, видишь ли, с той стороны, может быть, и не придется.
— Почему не придется?
— Я же не сказал, что не придется, я говорю: может быть, не придется.
— Почему?
— Почему, почему… — повторяет Тоотс. — Вот дурень, откуда я знаю, что со мной может случиться, когда мимо кладбища пойду. Да еще вопрос, пройду ли вообще.
— Ну-у?
— Да, да! — таинственно покачивая головой, подтверждает Тоотс. — Вот те и ну… Как будто ты сам не знаешь, что я с ними с давних пор не в ладах.
— С кем это ты не в ладах?
— С кем? С этими самыми! — Тоотс усиленно дымит папироской и подмигивает, указывая глазами на кладбище.
— Что ты болтаешь! — еле слышно бормочет Кийр, стараясь изобразить на лице недоверие и даже улыбку.
Но из улыбки ничего не получается. На лице его обычная гримаса, появляющаяся всякий раз, когда он оказывается в беде. Рыжеволосый украдкой бросает взгляд в сторону кладбища, придвигается к Тоотсу поближе и вытирает со лба пот. Но управляющий имением стоит молча, как пень, предоставляя приятелю возможность несколько минут вариться в собственном соку.
— Пустая брехня! — собравшись с духом, говорит Кийр. — Пошли, нас же двое мужчин…
— Двое мужчин, — усмехается Тоотс. — А что толку с того, что нас двое мужчин, когда их, может, тысяч десять.
— Тысяч десять! — в ужасе вскрикивает приятель.
— Ну конечно, тысяч десять. А ты что думал — один там или два? Хм, стал бы я из-за одного или двух еще прятаться да ломать голову, как мимо прошмыгнуть. Я давно был бы сейчас возле дома колбасника или даже в Киусна. То есть, я-то их не считал, но точно знаю: кладбище ими кишмя кишит. И это бы еще полбеды, не будь среди них одного личного моего врага; тот уж мне до гробовой доски не простит, что я однажды его по лбу здорово огрел. Конечно, он тогда сам был виноват, но затрещина есть затрещина… Иди теперь доказывай ему, что это было нечаянно, давай, мол, помиримся. Нет, Аадниэль, ты-то можешь идти, тебя они не тронут, а мне придется немало повозиться, пока доберусь до Заболотья.
— А какой черт тебе велел так долго торчать на хуторе Рая да зубы скалить, раз ты знал, что…
— …что мне по дороге еще такая заваруха предстоит, — заканчивает вместо него Тоотс. — Уж я знаю, что ты хочешь сказать. Вообще-то ты прав, я и сам понимаю, но что же прикажешь делать, раз время так затянулось. Своих рук дело — это факт, но и ты, Кийр, тоже чуточку виноват: почему не напомнил мне еще засветло, что пора уходить. Ну, а теперь уже ночь, вот и делай, что хочешь.
— Хм! — отвечает Кийр. — Теперь выходит, что я еще и, виноват.
— Да нет, — снова начинает Тоотс, — я же не сказал, что ты один виноват: ты моих слов наизнанку не выворачивай. Оба мы виноваты. Да и не стоит сейчас об этом толковать. Сейчас лучше давай подумаем, как домой попасть, не будем попусту время тратить и виновного искать. Думаю, лучше всего тебе сначала самому сходить на кладбище да поглядеть, как там дела обстоят. Может, они все уже разлеглись и не услышат даже, как мы тихо проскользнем мимо.
— Разлеглись? — повторяет Кипр. — Ну хорошо, разлеглись… Но отчего именно я должен проверять, разлеглись они там или нет?
— Ох ты, болван! — раздражается Тоотс. — Неужели ты не понимаешь, что мне туда и носа сунуть нельзя.
— А как же мне можно?
— Тебе! Ты для них посторонний, ты им ничего не сделал, ни хорошего ни плохого. Пусть даже тебя увидят — если, значит, они еще не улеглись, — так тоже не беда. Скажешь им разочек «pardon», извинишься за беспокойство, — неужто они тебя тронут!
— Нет, — дрожа всем телом, отвечает Кийр, — пойдем уж вместе.
— Это будет самая большая глупость, какую мы могли бы сделать. Сам рассуди: пойдет один из нас — так по крайней мере другой останется, чтобы родным сообщить: так, мол, и так обстоят дела. А пойдем оба — никто никогда и не узнает, куда мы пропали. Понимаешь? Поди знай этих дьяволов, тебя они, может, и не подумают тронуть, а как меня увидят, так пойдет кутерьма! Думаешь, у них время есть разбирать, кого они дубасят… и куда? Ну, не хочешь, так оставайся здесь, я сам пойду погляжу. А ежели через полчасика увидишь, что меня нет, — беги на хутор Рая и скажи Тээле: Тоотс шлет вам свой прощальный привет.
— Тоотс! — почти умоляюще взывает к нему Кийр.
— Да, да, — откликается тот, — ничего не поделаешь.
— А если б мы обошли далеко сторонкой — через ржаное поле?
— Этого еще не хватало! Вот дурень, ты, верно, думаешь, что там им тебя не поймать. По шоссе еще, может, как-нибудь и удерешь, а на ржаном поле ты наверняка погиб. Земля там рыхлая — бежать будешь вдвое медленней, чем на шоссе, рожь еще облепит тебе ноги и вообще не даст двигаться.
— Что же нам делать?..
— Я ж тебе сказал, что делать. Но ты ни с чем не соглашаешься, сам не идешь и меня не пускаешь. Дело вот в чем: мы, конечно, могли бы пойти и вдвоем, но мне тебя жаль. Нельзя же втягивать в беду ни в чем не повинного человека, да еще к тому же своего школьного товарища.
— Но, Тоотс, — с кислой улыбкой пытается возразить Кийр, — это все пустая болтовня, все, что ты сейчас говоришь. Таких вещей не бывает.
— Хм, это как на чей взгляд. Хочешь — верь, хочешь — не верь, твое личное дело. Но потом чтобы никаких упреков не было, будто тебя не предупреждали.
Кийр, разумеется, не склонен принимать слова Тоотса за чистую монету, и все-таки таинственный вид приятеля вносит тревогу в его трусливую душонку. Он и днем немало трусит, проходя через кладбище, а ночью ему никогда еще не доводилось пробираться здесь одному. Собственно, Кийр и сам не знает, верит он в чертей и привидения или нет. Днем, когда он среди своих, мысль о существовании сверхъестественных сил кажется ему довольно нелепой; но в темные вечера взгляд его на эти вещи слегка колеблется и готов даже смениться совершенно противоположным убеждением, в особенности если ему приходится одному выходить во двор. Короче говоря, мнение Кийра насчет сверхъестественных сил можно выразить примерно так: Кийр в них и верит и не верит; не верит и все же верит.
— Что же нам делать? — снова спрашивает он после минутной паузы.
— Что нам делать, что нам делать? — повторяет про себя Тоотс и посматривает на свои карманные часы.
Несколько минут он пристально изучает циферблат и словно не верит собственным глазам.
— Ой, ой, ой! — вскрикивает он вдруг, испуганно глядя на приятеля.
— Плохо, — покачивает головой управляющий имением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101