У окна стоит дряхлый столик на трех ножках, покрытый вместо скатерти грязной газетой, В этой странной комнате нет ни единого стула, вместо них по обоим концам стола поставлены ящики, накрытые потертой клеенкой. Любезный бородач чуть отодвигает один из этих ящиков от стола и приглашает гостя присесть. Сам он садится на другой ящик и, скрестив вытянутые ноги, внимательно вглядывается в гостя, словно ожидая, что тот сообщит ему какую-то важную новость. Тоотс вежливо благодарит и кладет свою украшенную пером шляпу на стол рядом с закопченной кастрюлей. Сидя на ящике, он мельком оглядывает комнату. У стены за кучей пустых ящиков виднеется постель хозяина комнаты; кажется, будто лежащее на ней пестрое одеяло пытается спрячься за ящиками, стыдясь своего преклонного возраста и жалкого вида. На печке сушится пара болотных сапог. Бросается в глаза обилие рыболовных снастей. На крючьях висят связки сетей из белых и синих нитей, по углам и у стены разместились верши и почтенные мережи с широкими обручами. Под потолком на каких-то особых жердях разложены удилища.
— Вы, должно быть, увлекаетесь рыбной ловлей? — улыбаясь спрашивает Тоотс.
— Да, — отвечает бородач, — это мое любимейшее занятие и спорт, но я — не профессионал. Видите ли, господин… ах, мы не успели еще представиться друг другу… моя фамилия Киппель! — Новые знакомые протягивают друг другу руки. Тоотс называет себя, и оба в один голос произносят: «Очень приятно!» — Ну так вот, видите ли, господин Тоотс, у некоторых людей жизнь складывается так, что в их деятельности случаются более или менее долгие перерывы, иными словами, такие промежутки времени, когда им приходится бросать свое основное занятие и они вынуждены так или иначе чем-нибудь заполнять эту пустоту. Такое время сейчас наступило и в моей жизни. А поскольку рыбная ловля интересует меня еще с детства, то понятно, что сейчас, когда я свободен от службы, я больше времени провожу на воде, чем на суше. Правду говоря, я и сейчас немного занимаюсь коммерцией, но и это для меня скорее спорт, я не стремлюсь при этом получить какую-либо особую выгоду.
Тоотс внимательно прислушивается к словам господина Киппеля. В паузах он кивает головой и бормочет: «Ах, вот как».
— Скажите, господин Тоотс, вы, наверно, знали, — с новым подъемом продолжает господин Киппель, — вы, наверно, знали торговый дом Носова в Тарту? По крайней мере слышали о существовании этой фирмы? Мне кажется, на все три прибалтийские губернии едва ли найдется десяток взрослых людей, которые не слышали бы о Носове.
— Носов, Носов… — Тоотс устремляет взгляд в потолок, словно стараясь вспомнить.
— Ну вот, у этого самого Носова я двенадцать лет прослужил управляющим магазином. Знаете, что я вам скажу, господин Тоотс, все эти двенадцать лет мы держали в руках все три губернии: все крупные торговцы заказывали товар у нас. Первосортную крупчатку мы получали прямо из Саратова, от Шмидта и Рейнеке.
— Шмидта и Рейнеке я знаю, — говорит Тоотс, — с их предприятием мне приходилось вести дела в России.
— Ну видите, тогда вы можете себе представить, какой у нас был годовой оборот. Да что там говорить, Носов безусловно был крупнейшим коммерсантом в Прибалтике. А я у него, так сказать, правой рукой. Но беда не по камням да по пням ходит, а по людям. Как только старик Носов скончался, налетело в магазин полным-полно всяких сынков да кузенов, и каждый норовил стать хозяином. Ну, а в таких условиях служить стало невозможно. Тогда вспомнил я про свои старые мережи и в один прекрасный день откровенно выложил этим господам все, что я о них думаю. «Если молодые хозяева, — сказал я им, — ничего другого делать не намерены, как только заглядывать сначала в кассу, а потом на дно рюмочки, то у меня с такими личностями ничего общего быть не может. Командовать и гавкать всякий умеет, но чуть дело коснется работы, так вы все такие лодыри, что вам и почесаться лень». Разумеется, как опытному коммерсанту, мне сразу же предложили несколько новых мест, но я уже занялся своими сетями и послал всех решительно, с ихними предложениями, подальше. Скорее Гамлет начнет старым железом торговать, чем бывший управляющий магазином Носова станет за прилавок где-нибудь в гостином дворе. Ни в коем случае!
— Ах, вот как, — снова бормочет Тоотс. — Еще я хотел спросить — Тали живет в этой же комнате?
— Тали живет напротив, через колидор, — отвечает господин Киппель. — Я думаю, он скоро придет, тогда перейдем в его комнату. Я понимаю, конечно, у меня здесь мрачновато, но…
— Нет, нет, — протестует Тоотс, — я спросил не потому, что здесь мрачновато.
— Да нет же, я и сам прекрасно понимаю, помещение далеко не блестящее, но я утешаю себя мыслью, что все это временно. Я уже присмотрел себе довольно приличное местечко, возможно, в ближайшее время переберусь отсюда. Ну да, Тали… Тали, как вы изволили сказать, ваш однокашник… Его, вероятно, уже давно ждут не дождутся дома, в деревне? Не правда ли? Да, да, об этой поездке в деревню говорится очень часто, но, видать, дальше разговоров дело не двигается.
— Почему? Ведь сейчас каникулы.
— О да, университет уже давно закрыт, там ему делать сейчас нечего, но… Видите ли, кто-то, говорят, когда-то сказал: «О легкомыслие, имя тебе — юность!» Или, может быть, наоборот: «О юность, имя тебе — легкомыслие». Смысл, во всяком случае, один и тот же. А главное, поехать в деревню хочется, и все же не едут.
— Но почему? — делая наивное лицо, снова спрашивает Тоотс.
— Почему? Хм… Вы его школьный друг… Надеюсь, разговор этот останется между нами, хотя, по правде говоря, ничего особенного тут нету. Ну, видите ли, я знаком с Тали уже давно и сколько раз по-дружески советовал ему бросить эту пляску с поцелуйчиками, которой не видать ни конца ни краю. А если и наступит конец, то весьма печальный. Вместо того, чтобы плясать танец поцелуев, говорил я ему, пусть бы лучше он заставил девушку поплясать танец слез.
— Так-так, — кивает головой Тоотс с таким видом, будто ему вполне ясно, о чем идет речь.
В это время из передней доносятся шаги и чьи-то голоса. По другую сторону «колидора» отпирают дверь.
— Вот и они, — поспешно вскакивает Киппель. — Говорил же я, он скоро придет.
Он открывает дверь в переднюю и кричит:
— Господин Тали, к вам гость из Паунвере!
— Из Паунвере? — переспрашивают из коридора.
— Да, да, из Паунвере. Ваш школьный товарищ, господин Тоотс.
— Тоотс! — громко восклицает уже чей-то другой голос.
Управляющий имением медленно встает и от волнения начинает искать по карманам папиросы. Долгие годы не видел он своего однокашника, интересно, какой будет их встреча!
— Где он? — нетерпеливо спрашивает кто-то. — Здесь? В вигваме?
— Здесь, здесь, — отвечает Киппель и, посторонившись, дает дорогу худощавому, голубоглазому юноше, который стремительно влетает в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Вы, должно быть, увлекаетесь рыбной ловлей? — улыбаясь спрашивает Тоотс.
— Да, — отвечает бородач, — это мое любимейшее занятие и спорт, но я — не профессионал. Видите ли, господин… ах, мы не успели еще представиться друг другу… моя фамилия Киппель! — Новые знакомые протягивают друг другу руки. Тоотс называет себя, и оба в один голос произносят: «Очень приятно!» — Ну так вот, видите ли, господин Тоотс, у некоторых людей жизнь складывается так, что в их деятельности случаются более или менее долгие перерывы, иными словами, такие промежутки времени, когда им приходится бросать свое основное занятие и они вынуждены так или иначе чем-нибудь заполнять эту пустоту. Такое время сейчас наступило и в моей жизни. А поскольку рыбная ловля интересует меня еще с детства, то понятно, что сейчас, когда я свободен от службы, я больше времени провожу на воде, чем на суше. Правду говоря, я и сейчас немного занимаюсь коммерцией, но и это для меня скорее спорт, я не стремлюсь при этом получить какую-либо особую выгоду.
Тоотс внимательно прислушивается к словам господина Киппеля. В паузах он кивает головой и бормочет: «Ах, вот как».
— Скажите, господин Тоотс, вы, наверно, знали, — с новым подъемом продолжает господин Киппель, — вы, наверно, знали торговый дом Носова в Тарту? По крайней мере слышали о существовании этой фирмы? Мне кажется, на все три прибалтийские губернии едва ли найдется десяток взрослых людей, которые не слышали бы о Носове.
— Носов, Носов… — Тоотс устремляет взгляд в потолок, словно стараясь вспомнить.
— Ну вот, у этого самого Носова я двенадцать лет прослужил управляющим магазином. Знаете, что я вам скажу, господин Тоотс, все эти двенадцать лет мы держали в руках все три губернии: все крупные торговцы заказывали товар у нас. Первосортную крупчатку мы получали прямо из Саратова, от Шмидта и Рейнеке.
— Шмидта и Рейнеке я знаю, — говорит Тоотс, — с их предприятием мне приходилось вести дела в России.
— Ну видите, тогда вы можете себе представить, какой у нас был годовой оборот. Да что там говорить, Носов безусловно был крупнейшим коммерсантом в Прибалтике. А я у него, так сказать, правой рукой. Но беда не по камням да по пням ходит, а по людям. Как только старик Носов скончался, налетело в магазин полным-полно всяких сынков да кузенов, и каждый норовил стать хозяином. Ну, а в таких условиях служить стало невозможно. Тогда вспомнил я про свои старые мережи и в один прекрасный день откровенно выложил этим господам все, что я о них думаю. «Если молодые хозяева, — сказал я им, — ничего другого делать не намерены, как только заглядывать сначала в кассу, а потом на дно рюмочки, то у меня с такими личностями ничего общего быть не может. Командовать и гавкать всякий умеет, но чуть дело коснется работы, так вы все такие лодыри, что вам и почесаться лень». Разумеется, как опытному коммерсанту, мне сразу же предложили несколько новых мест, но я уже занялся своими сетями и послал всех решительно, с ихними предложениями, подальше. Скорее Гамлет начнет старым железом торговать, чем бывший управляющий магазином Носова станет за прилавок где-нибудь в гостином дворе. Ни в коем случае!
— Ах, вот как, — снова бормочет Тоотс. — Еще я хотел спросить — Тали живет в этой же комнате?
— Тали живет напротив, через колидор, — отвечает господин Киппель. — Я думаю, он скоро придет, тогда перейдем в его комнату. Я понимаю, конечно, у меня здесь мрачновато, но…
— Нет, нет, — протестует Тоотс, — я спросил не потому, что здесь мрачновато.
— Да нет же, я и сам прекрасно понимаю, помещение далеко не блестящее, но я утешаю себя мыслью, что все это временно. Я уже присмотрел себе довольно приличное местечко, возможно, в ближайшее время переберусь отсюда. Ну да, Тали… Тали, как вы изволили сказать, ваш однокашник… Его, вероятно, уже давно ждут не дождутся дома, в деревне? Не правда ли? Да, да, об этой поездке в деревню говорится очень часто, но, видать, дальше разговоров дело не двигается.
— Почему? Ведь сейчас каникулы.
— О да, университет уже давно закрыт, там ему делать сейчас нечего, но… Видите ли, кто-то, говорят, когда-то сказал: «О легкомыслие, имя тебе — юность!» Или, может быть, наоборот: «О юность, имя тебе — легкомыслие». Смысл, во всяком случае, один и тот же. А главное, поехать в деревню хочется, и все же не едут.
— Но почему? — делая наивное лицо, снова спрашивает Тоотс.
— Почему? Хм… Вы его школьный друг… Надеюсь, разговор этот останется между нами, хотя, по правде говоря, ничего особенного тут нету. Ну, видите ли, я знаком с Тали уже давно и сколько раз по-дружески советовал ему бросить эту пляску с поцелуйчиками, которой не видать ни конца ни краю. А если и наступит конец, то весьма печальный. Вместо того, чтобы плясать танец поцелуев, говорил я ему, пусть бы лучше он заставил девушку поплясать танец слез.
— Так-так, — кивает головой Тоотс с таким видом, будто ему вполне ясно, о чем идет речь.
В это время из передней доносятся шаги и чьи-то голоса. По другую сторону «колидора» отпирают дверь.
— Вот и они, — поспешно вскакивает Киппель. — Говорил же я, он скоро придет.
Он открывает дверь в переднюю и кричит:
— Господин Тали, к вам гость из Паунвере!
— Из Паунвере? — переспрашивают из коридора.
— Да, да, из Паунвере. Ваш школьный товарищ, господин Тоотс.
— Тоотс! — громко восклицает уже чей-то другой голос.
Управляющий имением медленно встает и от волнения начинает искать по карманам папиросы. Долгие годы не видел он своего однокашника, интересно, какой будет их встреча!
— Где он? — нетерпеливо спрашивает кто-то. — Здесь? В вигваме?
— Здесь, здесь, — отвечает Киппель и, посторонившись, дает дорогу худощавому, голубоглазому юноше, который стремительно влетает в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101