И вообще разговор Тоотса с Имеликом, довольно оживленный вначале, в присутствии Кийра и Куслапа начинает тлеть, как сырое дерево.
— Черт знает, — думает Тоотс, — в России иной раз готов был хоть целых сто рублей отдать, лишь бы повидать кого-нибудь из бывших однокашников, а сюда приехал и не знаешь, как к такому вот Куслапу подступиться. Вдобавок еще и Кийр сегодня какой-то одеревенелый, точно замороженный, только губы кривит, когда Имелик что-нибудь скажет. Ну и пусть Кийр остается какой есть, пусть хоть тут же оторвет от своей тросточки блестящий набалдашник, с ним разговор еще впереди… но Тиукс, Тиукс, неужели ему и впрямь нечего сказать Тоотсу? Мало того, что он маленького роста, — этот странный паренек еще и горбится, а впалые щеки делают его на вид старше его лет. Черные усики словно норовят залезть ему кончиками в рот, что придает ему сходство со стариком Куслапом, которого Тоотс хорошо помнит со школьных времен. Гостю из России кажется, будто он уже давным-давно видел где-то и этот сизо-серый платок, что на шее у Куслапа, возможно, в этом платке привозили Куслапу хлеб из дому. Возможно… Взгляд Тоотса скользит по грубошерстному, сшитому из домотканого сукна костюму Куслапа, по его женским резиновым сапогам, и все это кажется ему малоутешительным. На маленьких бледных ушах Тиукса еще видна пыль, осевшая за целую неделю работы, а искусанная блохами шея его такая же худенькая, какой была в школьные годы.
«Да, да, — рассуждает про себя Тоотс, — черт знает, бывают же люди, которые вообще не меняются. Взять хотя бы того же Кийра: начал он носить ботинки на пуговичках и будет их носить до самой смерти; был остолопом — таким до самой смерти и останется».
Единственный, благодаря кому разговор между бывшими школьными товарищами еще кое-как клеится, — это Имелик. По его совету, все четверо заходят наконец в церковь.
Кийр, поддернув брюки, опускается на колени и быстрым шепотом читает «Отче наш»; при этом губы его смешно вытягиваются в трубочку, словно ему хочется объяснять богу, что он, Кийр, не такой уж грешник, как это может показаться с первого взгляда. Уголком глаза он наблюдает за стоящим рядом Тоотсом и приходит к убеждению, что если кому-либо из жителей Паунвере уготованы вечные муки, то дьяволу и его подручным не придется далеко искать. Здесь, рядом с ним, и стоит этот человек, и на боках у него, вероятно, черти уже высмотрели местечко, куда воткнуть свои вилы. Вытащив из кармана молитвенник с золотым обрезом, Кийр отыскивает псалом, который сейчас поют, откашливается и тоненьким голоском начинает подпевать. Голос этот кажется Тоотсу до того неожиданным, что он чуть отодвигается в сторону; в то же время он старается вычислить, как долго смог бы он вытерпеть этот писк, если бы его заставили слушать. Но рыжеволосый вдруг умолкает и несколько раз проглатывает слюну: в церкви появляется хозяйская дочь с хутора Рая. Она медленным шагом направляется к алтарю. Многие прихожане смотрят вслед молодой девушке и подталкивают друг друга локтем, как бы желая сказать, что вот и пришла наконец та, кого ждали. Тоотсу чудится, будто он слышит шелест шелка, и он вопросительно глядит на Имелика; тот отвечает едва заметным кивком головы. Куслап стоит чуть поодаль; ему все одно, что слушать — слово божье или человеческое. Ему чужды все страсти земные, в мозгу его изредка всплывает лишь одна мысль — о завтрашнем трудовом дне. Он не требует от судьбы ничего лишнего: пусть только завтрашний день не будет хуже сегодняшнего. Да и сама судьба ничего ему не дарит, кроме возможности тихонько двигаться по узкой тропиночке, так же, как и многие другие. И какое Тиуксу дело до того, что кто-то, шурша шелковой юбкой, вошел сейчас в церковь и что рыжий соученик его, вытянув шею, внимательно следит за этой девушкой.
Постепенно Имелику становятся понятны загадочные намеки Тоотса на площади перед церковью. По его задумчивому лицу пробегает тень — кажется, его что-то вдруг огорчило. Та же, что, шурша юбкой, вошла в церковь, нашла уже себе местечко неподалеку от кафедры и сидит сейчас с таким видом, будто она — одно из самых несчастных существ в этом грешном мире.
XIV
Выйдя из церкви и увидев на церковном дворе сразу столько своих бывших учеников, кистер от удивления широко раскрыл глаза. Кстати, Тоотс успел за это время «поймать» и бывшую соученицу и, невзирая на хмурый вид Кийра, оживленно с нею беседует. Девушка с хутора Рая, словно назло Кийру, не обращает на него никакого внимания; скорее даже Куслап иногда удостаивается ее ласкового взгляда, чем рыжеволосый, чувствующий себя сейчас трижды обездоленным.
Кистер любезно со всеми здоровается, долго пожимает руку Тоотсу, как редкому гостю, и приглашает молодежь на минутку «к себе». Приглашение принимается, и все общество направляется к знаменитой Паунвереской школе. Кистер держит Тоотса под руку и расспрашивает о подробностях его житья-бытья. Рядом с ними шагает хозяйская дочь с хутора Рая — на лице ее улыбка: ей нравится, что Тоотс так складно отвечает на все вопросы. Впечатление от всей этой группы такое, будто злейшие враги помирились между собой и мыши, что называется, целуются с кошкой. Но по сравнению с трогательной картиной, какую являют собою трое идущих впереди, более чем курьезно выглядит группа из трех лиц, что движутся позади. Имелик шагает за спиной у Тоотса, с веселой усмешкой оглядывая его забавный сюртук и время от времени бросая ободряющий взгляд в сторону Тиукса. Последнему это сейчас более чем необходимо, так как визит к кистеру, видимо, не доставляет худощавому пареньку большого удовольствия: он шагает рядом с Имеликом нерешительно и робко, как бы все еще раздумывая, идти ему или нет. Как благодарен был бы он Имелику, если б тот позволил ему вернуться на церковный двор и посидеть в телеге, ожидая, когда поедут домой. Позади всех крадется Кийр; он держится в стороне от дорожки, пробираясь меж деревьев и кустарников, как будто выискивая для себя самую извилистую тропинку к школе. Он словно бы идет вместе с другими и в то же время не идет, не идет и все-таки идет. Стоит кистеру на минутку обернуться, так рыжеволосый делает несколько шагов в сторону дорожки и начинает внимательно рассматривать кроны деревьев. Вообще всей компании, которая вначале держалась так сплоченно, под конец явно угрожает развал.
Когда кистер, Тоотс и Тээле приближаются к парадному входу в школу, к так называемой веранде, Кийр со смущенным видом, опустив глаза, появляется из-за угла дома совсем с противоположной стороны. Глядя на школьного приятеля, Тоотс вспоминает старую легавую из Заболотья, которая имела обыкновение всюду плестись за хозяевами, причем по дороге ее никогда не видать было, зато когда приходили на место, она оказывалась тут как тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Черт знает, — думает Тоотс, — в России иной раз готов был хоть целых сто рублей отдать, лишь бы повидать кого-нибудь из бывших однокашников, а сюда приехал и не знаешь, как к такому вот Куслапу подступиться. Вдобавок еще и Кийр сегодня какой-то одеревенелый, точно замороженный, только губы кривит, когда Имелик что-нибудь скажет. Ну и пусть Кийр остается какой есть, пусть хоть тут же оторвет от своей тросточки блестящий набалдашник, с ним разговор еще впереди… но Тиукс, Тиукс, неужели ему и впрямь нечего сказать Тоотсу? Мало того, что он маленького роста, — этот странный паренек еще и горбится, а впалые щеки делают его на вид старше его лет. Черные усики словно норовят залезть ему кончиками в рот, что придает ему сходство со стариком Куслапом, которого Тоотс хорошо помнит со школьных времен. Гостю из России кажется, будто он уже давным-давно видел где-то и этот сизо-серый платок, что на шее у Куслапа, возможно, в этом платке привозили Куслапу хлеб из дому. Возможно… Взгляд Тоотса скользит по грубошерстному, сшитому из домотканого сукна костюму Куслапа, по его женским резиновым сапогам, и все это кажется ему малоутешительным. На маленьких бледных ушах Тиукса еще видна пыль, осевшая за целую неделю работы, а искусанная блохами шея его такая же худенькая, какой была в школьные годы.
«Да, да, — рассуждает про себя Тоотс, — черт знает, бывают же люди, которые вообще не меняются. Взять хотя бы того же Кийра: начал он носить ботинки на пуговичках и будет их носить до самой смерти; был остолопом — таким до самой смерти и останется».
Единственный, благодаря кому разговор между бывшими школьными товарищами еще кое-как клеится, — это Имелик. По его совету, все четверо заходят наконец в церковь.
Кийр, поддернув брюки, опускается на колени и быстрым шепотом читает «Отче наш»; при этом губы его смешно вытягиваются в трубочку, словно ему хочется объяснять богу, что он, Кийр, не такой уж грешник, как это может показаться с первого взгляда. Уголком глаза он наблюдает за стоящим рядом Тоотсом и приходит к убеждению, что если кому-либо из жителей Паунвере уготованы вечные муки, то дьяволу и его подручным не придется далеко искать. Здесь, рядом с ним, и стоит этот человек, и на боках у него, вероятно, черти уже высмотрели местечко, куда воткнуть свои вилы. Вытащив из кармана молитвенник с золотым обрезом, Кийр отыскивает псалом, который сейчас поют, откашливается и тоненьким голоском начинает подпевать. Голос этот кажется Тоотсу до того неожиданным, что он чуть отодвигается в сторону; в то же время он старается вычислить, как долго смог бы он вытерпеть этот писк, если бы его заставили слушать. Но рыжеволосый вдруг умолкает и несколько раз проглатывает слюну: в церкви появляется хозяйская дочь с хутора Рая. Она медленным шагом направляется к алтарю. Многие прихожане смотрят вслед молодой девушке и подталкивают друг друга локтем, как бы желая сказать, что вот и пришла наконец та, кого ждали. Тоотсу чудится, будто он слышит шелест шелка, и он вопросительно глядит на Имелика; тот отвечает едва заметным кивком головы. Куслап стоит чуть поодаль; ему все одно, что слушать — слово божье или человеческое. Ему чужды все страсти земные, в мозгу его изредка всплывает лишь одна мысль — о завтрашнем трудовом дне. Он не требует от судьбы ничего лишнего: пусть только завтрашний день не будет хуже сегодняшнего. Да и сама судьба ничего ему не дарит, кроме возможности тихонько двигаться по узкой тропиночке, так же, как и многие другие. И какое Тиуксу дело до того, что кто-то, шурша шелковой юбкой, вошел сейчас в церковь и что рыжий соученик его, вытянув шею, внимательно следит за этой девушкой.
Постепенно Имелику становятся понятны загадочные намеки Тоотса на площади перед церковью. По его задумчивому лицу пробегает тень — кажется, его что-то вдруг огорчило. Та же, что, шурша юбкой, вошла в церковь, нашла уже себе местечко неподалеку от кафедры и сидит сейчас с таким видом, будто она — одно из самых несчастных существ в этом грешном мире.
XIV
Выйдя из церкви и увидев на церковном дворе сразу столько своих бывших учеников, кистер от удивления широко раскрыл глаза. Кстати, Тоотс успел за это время «поймать» и бывшую соученицу и, невзирая на хмурый вид Кийра, оживленно с нею беседует. Девушка с хутора Рая, словно назло Кийру, не обращает на него никакого внимания; скорее даже Куслап иногда удостаивается ее ласкового взгляда, чем рыжеволосый, чувствующий себя сейчас трижды обездоленным.
Кистер любезно со всеми здоровается, долго пожимает руку Тоотсу, как редкому гостю, и приглашает молодежь на минутку «к себе». Приглашение принимается, и все общество направляется к знаменитой Паунвереской школе. Кистер держит Тоотса под руку и расспрашивает о подробностях его житья-бытья. Рядом с ними шагает хозяйская дочь с хутора Рая — на лице ее улыбка: ей нравится, что Тоотс так складно отвечает на все вопросы. Впечатление от всей этой группы такое, будто злейшие враги помирились между собой и мыши, что называется, целуются с кошкой. Но по сравнению с трогательной картиной, какую являют собою трое идущих впереди, более чем курьезно выглядит группа из трех лиц, что движутся позади. Имелик шагает за спиной у Тоотса, с веселой усмешкой оглядывая его забавный сюртук и время от времени бросая ободряющий взгляд в сторону Тиукса. Последнему это сейчас более чем необходимо, так как визит к кистеру, видимо, не доставляет худощавому пареньку большого удовольствия: он шагает рядом с Имеликом нерешительно и робко, как бы все еще раздумывая, идти ему или нет. Как благодарен был бы он Имелику, если б тот позволил ему вернуться на церковный двор и посидеть в телеге, ожидая, когда поедут домой. Позади всех крадется Кийр; он держится в стороне от дорожки, пробираясь меж деревьев и кустарников, как будто выискивая для себя самую извилистую тропинку к школе. Он словно бы идет вместе с другими и в то же время не идет, не идет и все-таки идет. Стоит кистеру на минутку обернуться, так рыжеволосый делает несколько шагов в сторону дорожки и начинает внимательно рассматривать кроны деревьев. Вообще всей компании, которая вначале держалась так сплоченно, под конец явно угрожает развал.
Когда кистер, Тоотс и Тээле приближаются к парадному входу в школу, к так называемой веранде, Кийр со смущенным видом, опустив глаза, появляется из-за угла дома совсем с противоположной стороны. Глядя на школьного приятеля, Тоотс вспоминает старую легавую из Заболотья, которая имела обыкновение всюду плестись за хозяевами, причем по дороге ее никогда не видать было, зато когда приходили на место, она оказывалась тут как тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101