А ему на родине за пять рублей год работать.
– У них помещики же, я помню, бельговский купец говорил, да я и сам знаю! – толковал Егор.
На китайца смотрели, как на чудо.
Егор вместе с Сашкой затеял обжиг своих кирпичей.
– А че, твоя бабушка дома еся? – ломая язык и полагая, видимо, что китайцу так будет понятней, спросил как-то Тимоха, придя в шалаш, где Сашка делал кирпичи.
Китаец невесело усмехнулся. Он понял, что его спрашивают, есть ли у него дома жена, и промолчал.
– Чего усмехаешься? Хорошо заработал у нас? Оставайся жить в нашей деревне, земли тебе дадим. Потом за бабушкой съездишь.
Китайцу, кажется, понравилось в Уральском.
– Наша дома кушай нету. Худо. Все помирай. Много люди помирай, – сказал он Тимохе.
– А-а!.. Видишь ты!
Это было понятно всем.
– Значит, как мы: не от нужды по миру ходим, а скучно дома не евши сидеть. Мы с тобой бедные. Что же нам делать! Правда? Оставайся у нас!
Мужики дружно соглашались, что Сашке следует жить в Уральском. Такой мастер везде нужен. Почти никто из мужиков так класть не умел.
Вскоре оказалось, что Сашка раскорчевал клок земли, но не около пашни Кузнецовых, как советовал ему Егор, а за протокой. Егор давал ему коня и соху.
На зиму Сашка уехал в Бельго. Опасался Егор, что торгаши испортят Сашку, заставят на себя работать. Но вот настала весна, и Сашка вернулся.
– Ты, брат, нас не забывай! – говорил ему Силин, когда Сашка приходил точить. – Мы, брат, для тебя завсегда… И ты мне печь обещал. Я кирпича достал. Теперь церковь строят и привезли. Мне солдаты дадут.
Сашка улыбался, но не обещал ничего.
– Зимой приезжал исправник, спрашивал, живет ли в деревне китаец. Уж кто-то ему донес… Мы сказали: мол, нет, он ушел. Спросил: «Куда?» – «Не знаем!» Не выдали тебя.
Сашка смеялся вежливо и беззвучно, а работал старательно. Смуглые руки его с красивыми овальными ногтями крепко держали сошник.
* * *
«Надо бы Сашку проведать», – думал Егор, ожидая жену.
К вечеру нашли тучи. В ночь разразилась буря. А бабы все не ехали.
«Я как знал, сердце мое болело», – думал Егор.
– Бог знает, что там может быть?
– Заночуют, и все! – сказал Федька.
Егор сидит в избе, не спит.
«Тайгой идти – дороги не найдешь. Отмели затопило. Но если захочешь, так пройдешь. Хотя горячку пороть – только срамиться. Дождусь утра, там посмотрю».
И вдруг ударило в голову.
«А если что случилось? Конечно, гольды – смирный народ. Но черт их знает, а ну?.. Разве их узнаешь? Мало ли что…» Сам Егор не боялся, против гольдов ничего не таил, а за жену встревожился.
Утром поутихло. Егор пошел за конем.
Петрован вдруг закричал с крыши:
– Тятя, наши едут!
– Слава богу!
Егор посетовал на себя в душе, что нес на гольдов такую напраслину. Но запомнил, что поколебался в вере людям, которых знал хорошо, в людях честных, смирных, кротких.
«Вот душа-то человеческая, верно, что потемки!» – подумал он.
Приехали бабы, веселые и уставшие.
– Ночь не спали, поди, на новом месте?
– Вчера весь день садили с Васькой, а бабке не дали. День-деньской пришлось лечить, чуть не во всех Мылках ребятишек перемыла.
«А я-то на гольдов худое подумал!» – Егор чувствовал себя виноватым.
– И мяса привезли, – оживленно, не раздеваясь, в ватной куртке, которую надела вчера во время непогоды, говорила Наталья, сидя на табурете и беседуя с Егором, как в гостях. Ей не хотелось снимать платка с головы: видно, так понравилось гостить.
– А что там Улугу?
– Бросил огород!
– Да быть не может!
– Бросил Улугушка, бросил!
– Как же?
– Гохча огородничает.
– Все на жену!
– Разве его пристрастишь? Привез кабана тушу; чего, говорит, дедушка в тайгу не идет, сейчас, говорит, кабанов много, ходят у вас под деревней. И тебя ругал; сидит, черемшу с рыбой ест и ругает.
– Кабаны сейчас тощие, а он где-то ладного взял, – заметил Егор.
– Что же, что тощие! Кто сейчас жирный? Он дал мяса и осерчал. «Русский, – говорит, – какой охотник? Медведя увидит, раз выстрелит, ружье бросает и бежит. Никто себе мяса не добывает». На всем Амуре, мол, только одни гольды мясо добывают и рыбу ловят, а русские только разговаривают и торгуют.
– Это уж его кто-то подучил.
– Кто его подговорит в тайге! Его зло на попа берет, да и сам видит. «Егорка, – говорит, – худой, плохой охотник. Даром, – говорит, – живет, звери рядом…» Но полсвиньи отрубил.
– А на огород не идет?
– Гохча огородничает, не нарадуется!
– Неужто Улугушка не подсобит?
– Уж мы силком выволокли его! – подхватила Таня, только что вошедшая в избу и услыхавшая конец разговора.
– Верно, верно! – сказал дед. – Кабаны-то всегда есть на Додьге. Мы уж давно не ходили. Вот уж я собрался, поди-ка, надо сходить. Улугушка-то верно сказал. Зачем побираться у гольдов, когда туши к околице подходят? А под лежачий камень и вода не течет.
– Песни там пели, – встала Наталья и, взглянув в стенное зеркало, сняла платок.
Путешествие кончилось, пора было приниматься за хозяйство.
Настька приласкалась к матери.
– Ну как, хозяюшка моя?
– Завтра на Додьгу поедем, – оказал дед Кондрат. Относилось это к Петровану и Ваське, хотя ни к кому дед не обратился.
– Зайди к Сашке, посмотри, как он там, – сказал Егор отцу.
Он решил, что зря плохо о Сашке думал: мол, побирается, коня станет просить. «А может, человек там мучается? Я с семьей, а Сашка один. Он на чужбине. Разве Галдафу ему чем пособит? Как он ужился с Гао? У него не узнаешь. Но на того надежда плохая, хотя и говорят, что китайцы друг другу подсобляют».
Соль была, мясо стали солить. Пришлось мыть кадушку. Работы прибавилось. Пашни у Егора были запаханы, хлеб всходил, земля позволяла заняться другими делами, надо было успевать.
Иван зашел вечером.
– Ну, как гольды огородничают? Слава богу? – Иван заметил, что дед, видно, собрался на охоту. Спрашивать об этом не полагалось. – Ну что, Васька, тебя дедушка охотиться учит? – посмеялся он.
– А тебе что? – недовольно отозвался парнишка.
– Почему, когда из тайги придешь, у тебя ухо всегда красное?
Васька ответил с твердостью:
– Если смажу, то за ухо схватит и мутузит.
– Я их выучу, – молвил дед.
– Разве, дедка, так учат охотиться? Надо рассказывать.
– Нечего им рассказывать. Пусть знает: не попал – будет взбучка. Катерининские ружья не такие были, а я в десять лет уж стрелять умел. А потом вырос – у нас зверей не стало.
Дед Кондрат не первый раз вел внуков на Додьгу. Он учил их охотиться там на кабанов. Мясо добывали и себе, но большую часть отвозили за реку солдатам. Поэтому дед сильно обиделся на Улугушку, когда тот сказал, будто русские ленятся.
Ребята давно хотели стать охотниками. Теперь ружья в семье были, их учили стрелять.
Петрован, спокойный и упрямый, меток; какого бы зверя ни видел, широкое лицо его было бесстрастно, бил он без промаха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
– У них помещики же, я помню, бельговский купец говорил, да я и сам знаю! – толковал Егор.
На китайца смотрели, как на чудо.
Егор вместе с Сашкой затеял обжиг своих кирпичей.
– А че, твоя бабушка дома еся? – ломая язык и полагая, видимо, что китайцу так будет понятней, спросил как-то Тимоха, придя в шалаш, где Сашка делал кирпичи.
Китаец невесело усмехнулся. Он понял, что его спрашивают, есть ли у него дома жена, и промолчал.
– Чего усмехаешься? Хорошо заработал у нас? Оставайся жить в нашей деревне, земли тебе дадим. Потом за бабушкой съездишь.
Китайцу, кажется, понравилось в Уральском.
– Наша дома кушай нету. Худо. Все помирай. Много люди помирай, – сказал он Тимохе.
– А-а!.. Видишь ты!
Это было понятно всем.
– Значит, как мы: не от нужды по миру ходим, а скучно дома не евши сидеть. Мы с тобой бедные. Что же нам делать! Правда? Оставайся у нас!
Мужики дружно соглашались, что Сашке следует жить в Уральском. Такой мастер везде нужен. Почти никто из мужиков так класть не умел.
Вскоре оказалось, что Сашка раскорчевал клок земли, но не около пашни Кузнецовых, как советовал ему Егор, а за протокой. Егор давал ему коня и соху.
На зиму Сашка уехал в Бельго. Опасался Егор, что торгаши испортят Сашку, заставят на себя работать. Но вот настала весна, и Сашка вернулся.
– Ты, брат, нас не забывай! – говорил ему Силин, когда Сашка приходил точить. – Мы, брат, для тебя завсегда… И ты мне печь обещал. Я кирпича достал. Теперь церковь строят и привезли. Мне солдаты дадут.
Сашка улыбался, но не обещал ничего.
– Зимой приезжал исправник, спрашивал, живет ли в деревне китаец. Уж кто-то ему донес… Мы сказали: мол, нет, он ушел. Спросил: «Куда?» – «Не знаем!» Не выдали тебя.
Сашка смеялся вежливо и беззвучно, а работал старательно. Смуглые руки его с красивыми овальными ногтями крепко держали сошник.
* * *
«Надо бы Сашку проведать», – думал Егор, ожидая жену.
К вечеру нашли тучи. В ночь разразилась буря. А бабы все не ехали.
«Я как знал, сердце мое болело», – думал Егор.
– Бог знает, что там может быть?
– Заночуют, и все! – сказал Федька.
Егор сидит в избе, не спит.
«Тайгой идти – дороги не найдешь. Отмели затопило. Но если захочешь, так пройдешь. Хотя горячку пороть – только срамиться. Дождусь утра, там посмотрю».
И вдруг ударило в голову.
«А если что случилось? Конечно, гольды – смирный народ. Но черт их знает, а ну?.. Разве их узнаешь? Мало ли что…» Сам Егор не боялся, против гольдов ничего не таил, а за жену встревожился.
Утром поутихло. Егор пошел за конем.
Петрован вдруг закричал с крыши:
– Тятя, наши едут!
– Слава богу!
Егор посетовал на себя в душе, что нес на гольдов такую напраслину. Но запомнил, что поколебался в вере людям, которых знал хорошо, в людях честных, смирных, кротких.
«Вот душа-то человеческая, верно, что потемки!» – подумал он.
Приехали бабы, веселые и уставшие.
– Ночь не спали, поди, на новом месте?
– Вчера весь день садили с Васькой, а бабке не дали. День-деньской пришлось лечить, чуть не во всех Мылках ребятишек перемыла.
«А я-то на гольдов худое подумал!» – Егор чувствовал себя виноватым.
– И мяса привезли, – оживленно, не раздеваясь, в ватной куртке, которую надела вчера во время непогоды, говорила Наталья, сидя на табурете и беседуя с Егором, как в гостях. Ей не хотелось снимать платка с головы: видно, так понравилось гостить.
– А что там Улугу?
– Бросил огород!
– Да быть не может!
– Бросил Улугушка, бросил!
– Как же?
– Гохча огородничает.
– Все на жену!
– Разве его пристрастишь? Привез кабана тушу; чего, говорит, дедушка в тайгу не идет, сейчас, говорит, кабанов много, ходят у вас под деревней. И тебя ругал; сидит, черемшу с рыбой ест и ругает.
– Кабаны сейчас тощие, а он где-то ладного взял, – заметил Егор.
– Что же, что тощие! Кто сейчас жирный? Он дал мяса и осерчал. «Русский, – говорит, – какой охотник? Медведя увидит, раз выстрелит, ружье бросает и бежит. Никто себе мяса не добывает». На всем Амуре, мол, только одни гольды мясо добывают и рыбу ловят, а русские только разговаривают и торгуют.
– Это уж его кто-то подучил.
– Кто его подговорит в тайге! Его зло на попа берет, да и сам видит. «Егорка, – говорит, – худой, плохой охотник. Даром, – говорит, – живет, звери рядом…» Но полсвиньи отрубил.
– А на огород не идет?
– Гохча огородничает, не нарадуется!
– Неужто Улугушка не подсобит?
– Уж мы силком выволокли его! – подхватила Таня, только что вошедшая в избу и услыхавшая конец разговора.
– Верно, верно! – сказал дед. – Кабаны-то всегда есть на Додьге. Мы уж давно не ходили. Вот уж я собрался, поди-ка, надо сходить. Улугушка-то верно сказал. Зачем побираться у гольдов, когда туши к околице подходят? А под лежачий камень и вода не течет.
– Песни там пели, – встала Наталья и, взглянув в стенное зеркало, сняла платок.
Путешествие кончилось, пора было приниматься за хозяйство.
Настька приласкалась к матери.
– Ну как, хозяюшка моя?
– Завтра на Додьгу поедем, – оказал дед Кондрат. Относилось это к Петровану и Ваське, хотя ни к кому дед не обратился.
– Зайди к Сашке, посмотри, как он там, – сказал Егор отцу.
Он решил, что зря плохо о Сашке думал: мол, побирается, коня станет просить. «А может, человек там мучается? Я с семьей, а Сашка один. Он на чужбине. Разве Галдафу ему чем пособит? Как он ужился с Гао? У него не узнаешь. Но на того надежда плохая, хотя и говорят, что китайцы друг другу подсобляют».
Соль была, мясо стали солить. Пришлось мыть кадушку. Работы прибавилось. Пашни у Егора были запаханы, хлеб всходил, земля позволяла заняться другими делами, надо было успевать.
Иван зашел вечером.
– Ну, как гольды огородничают? Слава богу? – Иван заметил, что дед, видно, собрался на охоту. Спрашивать об этом не полагалось. – Ну что, Васька, тебя дедушка охотиться учит? – посмеялся он.
– А тебе что? – недовольно отозвался парнишка.
– Почему, когда из тайги придешь, у тебя ухо всегда красное?
Васька ответил с твердостью:
– Если смажу, то за ухо схватит и мутузит.
– Я их выучу, – молвил дед.
– Разве, дедка, так учат охотиться? Надо рассказывать.
– Нечего им рассказывать. Пусть знает: не попал – будет взбучка. Катерининские ружья не такие были, а я в десять лет уж стрелять умел. А потом вырос – у нас зверей не стало.
Дед Кондрат не первый раз вел внуков на Додьгу. Он учил их охотиться там на кабанов. Мясо добывали и себе, но большую часть отвозили за реку солдатам. Поэтому дед сильно обиделся на Улугушку, когда тот сказал, будто русские ленятся.
Ребята давно хотели стать охотниками. Теперь ружья в семье были, их учили стрелять.
Петрован, спокойный и упрямый, меток; какого бы зверя ни видел, широкое лицо его было бесстрастно, бил он без промаха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208