Обидно было, что соседи видят в ней батрачку. Она пришла домой, молча села на сундук и стала думать о доме.
Наталья тогда же заметила ее печаль.
– Чего же это она науськать меня хочет, говорит – я батрачка? – плакала Таня.
– Людей не слушай! – утешала ее Наталья.
Таня пожаловалась, и ей стало легче.
Она чувствовала, что злая баба, делая вид, что жалеет, хочет поссорить ее с Кузнецовыми. Всю радость своей жизни Таня пустила бы прахом, поддайся она Агафье.
Бабка, слыхавшая разговор ее с Натальей, невольно подивилась, подумала, что у невестки-то ладная голова: мал золотник, да дорог.
– Умная Татьяна-то, – говорила она старику. – И бойкая. Это не то, что наши перминские. Гляди-ка, она живо Агафью раскусила.
После этого случая неприязнь кузнецовских баб к Барабанихе усилилась.
…С приходом Агафьи все замолчали. Настроение переменилось.
Слышны были только плеск воды, удары вальков о мокрое белье и крики чаек, ловивших рыбу. Агафья оглядела баб и по тому, что они молчали, догадалась, что разговор шел о ней. Ей захотелось показать, что бабьих сплетен она не боится и будет делать, что захочет, никого не спросясь.
– Опять с гольдами возилась… – сказала она, и выражение тупого и сытого самодовольства расплылось на ее лице.
Руки у нее сильные, толстые, но тонки в запястьях. Она взмахнула вальком и звонко хлопнула.
Бабы все молчали, ожидая, что будет дальше. Незадолго перед приходом Агафьи мимо ехал гольд с Мылок и кричал с обидой, что никто больше сюда не приедет, ничего в деревню продавать не привезет.
– Ваша обманывает! – кричал он.
Все понимали, что гольд грозит зря, говорит для красного словца, но было неприятно, что за Федькины обманы пятно ложилось на всю деревню. Бабам было любопытно, как пойдет разговор дальше, что и кто ответит Агафье. Каждая ждала, что ссориться начнет другая.
– Чем хвалишься-то! – вдруг с сердцем воскликнула Наталья.
– Хочу – и хвалюсь! Кому какое дело?
– А то! – грубо оборвала Кузнецова. Она задышала тяжело, лицо ее, в веснушках и темных пятнах, но все еще кроткое и миловидное, помолодело. – Утром гольд от вас поехал – плачет. Поди, ободрали как липку!
– Гляди не выпростайся! – с насмешкой ответила Агафья.
– Верно, верно! – подхватила Арина. – Хорошо ли грабить-то людей? Чего ты насмехаешься? С утра крик, вой по деревне…
– Какой он ни будь гольд, а что у нас, пристанище?
Бабы накинулись на Барабаниху. Со всех сторон на нее посыпалась брань.
– Эка, растравились! – ответила Агафья, довольная собой, и замолчала, храня выражение насмешливости и этим как бы отбивая все приступы.
Выбрав миг, когда бабы стихли, Татьяна вдруг что-то сказала про нее Арине. Та покачала головой и улыбнулась.
– К нам же придете, – хмурясь, вымолвила Агафья.
– Конечно, богатые! – как бы нечаянно обронила Татьяна и прыснула.
На этот раз взорвало Агафью. Она понять не могла, что тут смешного. Терпеть еще от такой! Что Наталья злилась – было ей даже приятно. Но что эта молоденькая бабенка хихикнула, поперхнулась смехом, Агафья вынести не могла. И тем больше зло разбирало Агафью, что связываться с ней не хотелось.
– А вот у нас были одни, – заговорила Таня, – тоже ба-агатые, мешок да голодное брюхо таскали! – И она, как бы издеваясь, бойко глянула на Агафью. – Позовут гольда в гости, набьют его да выкинут, а меха отберут. А говорят: «Мы богатые, нам все можно». Тятя-то один раз их за это на сходе давай пороть. Эх и хлестали!..
– Ты помолчи лучше! – злобясь, сказала Агафья.
Если ссоры шли у нее с Натальей, с Ариной, так то были дела старые, и сами те бабы одного возраста с ней и такие же семейные. С ними в брани она была ровня. А эта бойкая, чистенькая бабенка, одетая в новое, еще не обносившая своих нарядов, была другого поля ягода.
Таня не унималась.
– Сказывают, один всех обижал, был богатый, а потом пропал совсем.
– Помолчи, говорю! – взвизгнула Агафья. – За Федьку своего схватись лучше. На булавку приколи его.
– Что мой Федька! Твой-то Федул кабы не надул! У него, слыхать, гольдовская старушонка завелась.
– И-и! Ох-хо!.. – так и раскатились бабы.
– Вот я те волосы-то выдеру! – в исступлении шагнула к Тане Агафья.
– А вот это что такое? – протянула та валек. – Я тебя сейчас, как гольд медведя. Под брюхо тебе залезу, толщину-то выпущу!.. Богатство-то будешь собирать!
Агафья стала ругаться, но Таня, ударив вальком по белью и заглушая ее, громко запела:
Эх, во поле березынька стоя-а-ла…
Бабы подхватили, и Барабаниха поняла, что ее не желают слушать.
Управившись с бельем, все так же с песнями бабы поднялись на релку. Дома удивлялись Татьяне.
– Ну и бой! Неужто так и сказала?
– Так и отрезала!
– Как же это ты, Таня?
– Пусть не колется! – весело отвечала молодуха.
* * *
На свадьбе, после первой ночи, Таня чуть не сгорела со стыда, думая, как утром бабы приступят к ней. Выручила ее Наталья. Она заранее догадалась, что ничего у молодых не случится, что Федька еще как малый ребенок.
Минула свадьба, молодые привыкали друг к другу. Часто долгие часы проводили они в обнимку, не шевельнувшись, прильнув друг к другу горячими лицами, тихо беседуя про хозяйство, про куриц, которых заедала мошка, или про пойманную рыбу, раненную кем-то в бок.
Федя все больше привязывался к жене и, отлучаясь, всегда спешил домой. Он часто уезжал из Уральского, и на первых порах Татьяна даже рада была его отлучкам. Но как-то раз, еще зимой, он уехал за почтой. Мела сильная метель. Белые косматые вихри двигались по всему Амуру. Застывшая река и снежная релка опять бегом побежали мимо кузнецовской избы.
Федя вовремя не вернулся. Не приехал он и на другой день. На третьи сутки пришла почта, и ямщики удивились, что его еще нет дома. Они сказали, что Федька очень торопился и уехал вперед.
Тане представилось, как муж к ней со всей душой и заботой, а она чуть не рада, когда он с глаз долой. Вот бог ее за это теперь и наказал! «Сказал, поди, мой Федя: „Все нипочем, в буран поеду!“ – и застыл где-нибудь!..» Она понимала, что пустился он в этот путь ради нее, чтобы поскорей приехать к жене. Она готова была искать его сама, но тут заскрипели полозья, и в дверь ввалился Федька. Оказалось, что по дороге лошадь зашибла ногу о торос и он останавливался в гольдской деревне, пережидая там пургу.
Федька с красными пятнами обмороза на широких щеках сидел на скамейке, а Татьяна сияла от радости.
– Не пущу я тебя больше с почтой! – говорила она.
Федьку так тронуло ее горе; он представил, как бы убивалась она, если бы он замерз, – и у него слезы навернулись на глазах.
– Да уж теперь весна скоро, – утешал он жену. – Еще один раз пройдет верховая – и все. А снизу, говорят, не будет больше почты. Дуня тебе кланялась. Гостинцы послала.
– Ой, Дуня, ягода моя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
Наталья тогда же заметила ее печаль.
– Чего же это она науськать меня хочет, говорит – я батрачка? – плакала Таня.
– Людей не слушай! – утешала ее Наталья.
Таня пожаловалась, и ей стало легче.
Она чувствовала, что злая баба, делая вид, что жалеет, хочет поссорить ее с Кузнецовыми. Всю радость своей жизни Таня пустила бы прахом, поддайся она Агафье.
Бабка, слыхавшая разговор ее с Натальей, невольно подивилась, подумала, что у невестки-то ладная голова: мал золотник, да дорог.
– Умная Татьяна-то, – говорила она старику. – И бойкая. Это не то, что наши перминские. Гляди-ка, она живо Агафью раскусила.
После этого случая неприязнь кузнецовских баб к Барабанихе усилилась.
…С приходом Агафьи все замолчали. Настроение переменилось.
Слышны были только плеск воды, удары вальков о мокрое белье и крики чаек, ловивших рыбу. Агафья оглядела баб и по тому, что они молчали, догадалась, что разговор шел о ней. Ей захотелось показать, что бабьих сплетен она не боится и будет делать, что захочет, никого не спросясь.
– Опять с гольдами возилась… – сказала она, и выражение тупого и сытого самодовольства расплылось на ее лице.
Руки у нее сильные, толстые, но тонки в запястьях. Она взмахнула вальком и звонко хлопнула.
Бабы все молчали, ожидая, что будет дальше. Незадолго перед приходом Агафьи мимо ехал гольд с Мылок и кричал с обидой, что никто больше сюда не приедет, ничего в деревню продавать не привезет.
– Ваша обманывает! – кричал он.
Все понимали, что гольд грозит зря, говорит для красного словца, но было неприятно, что за Федькины обманы пятно ложилось на всю деревню. Бабам было любопытно, как пойдет разговор дальше, что и кто ответит Агафье. Каждая ждала, что ссориться начнет другая.
– Чем хвалишься-то! – вдруг с сердцем воскликнула Наталья.
– Хочу – и хвалюсь! Кому какое дело?
– А то! – грубо оборвала Кузнецова. Она задышала тяжело, лицо ее, в веснушках и темных пятнах, но все еще кроткое и миловидное, помолодело. – Утром гольд от вас поехал – плачет. Поди, ободрали как липку!
– Гляди не выпростайся! – с насмешкой ответила Агафья.
– Верно, верно! – подхватила Арина. – Хорошо ли грабить-то людей? Чего ты насмехаешься? С утра крик, вой по деревне…
– Какой он ни будь гольд, а что у нас, пристанище?
Бабы накинулись на Барабаниху. Со всех сторон на нее посыпалась брань.
– Эка, растравились! – ответила Агафья, довольная собой, и замолчала, храня выражение насмешливости и этим как бы отбивая все приступы.
Выбрав миг, когда бабы стихли, Татьяна вдруг что-то сказала про нее Арине. Та покачала головой и улыбнулась.
– К нам же придете, – хмурясь, вымолвила Агафья.
– Конечно, богатые! – как бы нечаянно обронила Татьяна и прыснула.
На этот раз взорвало Агафью. Она понять не могла, что тут смешного. Терпеть еще от такой! Что Наталья злилась – было ей даже приятно. Но что эта молоденькая бабенка хихикнула, поперхнулась смехом, Агафья вынести не могла. И тем больше зло разбирало Агафью, что связываться с ней не хотелось.
– А вот у нас были одни, – заговорила Таня, – тоже ба-агатые, мешок да голодное брюхо таскали! – И она, как бы издеваясь, бойко глянула на Агафью. – Позовут гольда в гости, набьют его да выкинут, а меха отберут. А говорят: «Мы богатые, нам все можно». Тятя-то один раз их за это на сходе давай пороть. Эх и хлестали!..
– Ты помолчи лучше! – злобясь, сказала Агафья.
Если ссоры шли у нее с Натальей, с Ариной, так то были дела старые, и сами те бабы одного возраста с ней и такие же семейные. С ними в брани она была ровня. А эта бойкая, чистенькая бабенка, одетая в новое, еще не обносившая своих нарядов, была другого поля ягода.
Таня не унималась.
– Сказывают, один всех обижал, был богатый, а потом пропал совсем.
– Помолчи, говорю! – взвизгнула Агафья. – За Федьку своего схватись лучше. На булавку приколи его.
– Что мой Федька! Твой-то Федул кабы не надул! У него, слыхать, гольдовская старушонка завелась.
– И-и! Ох-хо!.. – так и раскатились бабы.
– Вот я те волосы-то выдеру! – в исступлении шагнула к Тане Агафья.
– А вот это что такое? – протянула та валек. – Я тебя сейчас, как гольд медведя. Под брюхо тебе залезу, толщину-то выпущу!.. Богатство-то будешь собирать!
Агафья стала ругаться, но Таня, ударив вальком по белью и заглушая ее, громко запела:
Эх, во поле березынька стоя-а-ла…
Бабы подхватили, и Барабаниха поняла, что ее не желают слушать.
Управившись с бельем, все так же с песнями бабы поднялись на релку. Дома удивлялись Татьяне.
– Ну и бой! Неужто так и сказала?
– Так и отрезала!
– Как же это ты, Таня?
– Пусть не колется! – весело отвечала молодуха.
* * *
На свадьбе, после первой ночи, Таня чуть не сгорела со стыда, думая, как утром бабы приступят к ней. Выручила ее Наталья. Она заранее догадалась, что ничего у молодых не случится, что Федька еще как малый ребенок.
Минула свадьба, молодые привыкали друг к другу. Часто долгие часы проводили они в обнимку, не шевельнувшись, прильнув друг к другу горячими лицами, тихо беседуя про хозяйство, про куриц, которых заедала мошка, или про пойманную рыбу, раненную кем-то в бок.
Федя все больше привязывался к жене и, отлучаясь, всегда спешил домой. Он часто уезжал из Уральского, и на первых порах Татьяна даже рада была его отлучкам. Но как-то раз, еще зимой, он уехал за почтой. Мела сильная метель. Белые косматые вихри двигались по всему Амуру. Застывшая река и снежная релка опять бегом побежали мимо кузнецовской избы.
Федя вовремя не вернулся. Не приехал он и на другой день. На третьи сутки пришла почта, и ямщики удивились, что его еще нет дома. Они сказали, что Федька очень торопился и уехал вперед.
Тане представилось, как муж к ней со всей душой и заботой, а она чуть не рада, когда он с глаз долой. Вот бог ее за это теперь и наказал! «Сказал, поди, мой Федя: „Все нипочем, в буран поеду!“ – и застыл где-нибудь!..» Она понимала, что пустился он в этот путь ради нее, чтобы поскорей приехать к жене. Она готова была искать его сама, но тут заскрипели полозья, и в дверь ввалился Федька. Оказалось, что по дороге лошадь зашибла ногу о торос и он останавливался в гольдской деревне, пережидая там пургу.
Федька с красными пятнами обмороза на широких щеках сидел на скамейке, а Татьяна сияла от радости.
– Не пущу я тебя больше с почтой! – говорила она.
Федьку так тронуло ее горе; он представил, как бы убивалась она, если бы он замерз, – и у него слезы навернулись на глазах.
– Да уж теперь весна скоро, – утешал он жену. – Еще один раз пройдет верховая – и все. А снизу, говорят, не будет больше почты. Дуня тебе кланялась. Гостинцы послала.
– Ой, Дуня, ягода моя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208