Но Федор тянул его обратно. Полагая, что русский лучше знает, как свататься, Айдамбо уступил.
– Пойдем, ладно! – согласился он нехотя.
Федор держал несколько лошадей для разгона. Он поймал гнедого мерина, надел на него шлею с бубенцами. Конь, ступая вдоль берега, на длинной веревке потянул лодку. Гольд и мужик залезли в нее.
– Вот увидишь, ей понравится, помни мое слово.
– Мимо Ваньки поедем? – спросил Айдамбо.
– Конечно! Мы с тобой шуму на всю деревню наделаем. Ну, пошел! – взмахнул кнутом мужик. – Эх, гармонь бы сейчас! Ну, ничего, будем и так горланить!..
– Быстро ехай! – дико крикнул Айдамбо, вскакивая в лодке во весь рост.
Мужик, показывая, как старается и угрожает, еще раз хлестнул бичом. Конь, одичавший – его несколько месяцев не запрягали, – испуганно шарахнулся я, то лязгая копытами и спотыкаясь, то разбрызгивая воду, помчался по косам и заводям.
– Эх, поше-е-ел!.. «По улице мостово-о-ой!..» – заорал Федор.
Поравнявшись с бердышовской избой, Айдамбо выпятил грудь в красной рубахе и выставил ногу в лакированном сапоге.
– Однако, никто не заметил, – пожаловался гольд. – Никого нету.
– Не беспокойся. Все видят! Бабы, знаешь, как наблюдают: ты их и не заметишь!
– Ну, давай еще!
– Давай!..
Федор завернул коня.
– Эй, а это че-то? Порвался, что ли? – вдруг спросил гольд. В трещине сапога виднелся его черный палец. – Черт знает! Как такие сапоги таскают, нога как деревянная!
– В таких сапогах надо чистеньким ходить, в грязь не лезть. А ты в лакированных сапогах лезешь в Амур. Это не бродни!.. – сказал Федор, правя веслом к берегу. – Ну, приехали. Кто такие сапоги долго носит – привыкает, – утешал он гольда, вылезая на косу.
– Да они тебе малы! – заметил гольду Силин, вышедший на берег полюбоваться на новые проделки соседа. – Без привычки поломаешь ноги, пальцы стопчешь!
Федор увел гольда домой и напоил его до бесчувствия. Когда, лежа на кровати ничком, пьяный Айдамбо храпел в глубоком сне, Агафья спросила мужа:
– Это что же, даром поить его? Такая-то гулянка!
Федор подмигнул.
– Убери этот мешок с глаз моих, – кивнул он на вещи гольда.
На другой день приехал Иван. Айдамбо явился к нему. С похмелья у гольда болела голова. Пальцы его лезли из растрескавшихся сапог, он не снимал их и ночью.
– Я русский теперь! – невесело сказал Айдамбо.
На душе у него было нехорошо, он хотел бы все высказать.
– Мутит тебя? – спросил Бердышов.
– Мутит, – признался гольд.
– Я слыхал, как ты куролесил. Ладно, меня дома не было, а то бы я выскочил да бичом бы вас обоих с Федькой! А ты что приехал?
Айдамбо молчал, павши духом.
– Свататься хочешь?
– Конечно, так, – покорно, как бы заранее на все готовый, ответил Айдамбо.
– К Покпе в фанзу жену повезешь?
– Да, туда можно.
– Чтобы ее там блохи заели?
Гольд молчал.
– Она крещеная, а ты деревяшкам кланяешься. Верно?
– Так, верно! – кисло согласился гольд.
– Разве ты русский? Ты только шкуру чужую надел! Паря, смех смотреть на тебя в таких сапогах. Лак растрескался, грязные пальцы видать. – Иван потрепал Айдамбо за рубаху и штаны.
У гольда от обиды слезы выступили на глазах.
– Ну, раз так – мне жить не надо! – воскликнул он. – Себя убью!
– Убьешь – только посмеемся над тобой. А ты на самом деле стань русским. А это что! Рубаху может каждый сменить! И отвяжись от меня!
Айдамбо ушел от Ивана смущенный и подавленный. Барабанова дома не было. Гольд снял сапоги и лег на кровать. Он поклялся никогда таких сапог не надевать.
Кто-то толкнул его в плечо. Перед ним стояла Агафья.
– Встань-ка, – сказала она. – Ишь, разлегся!
– Башка болит! – с жалобой в голосе ответил парень.
Айдамбо слез с кровати.
Баба поправила одеяло. Айдамбо долго сидел на лавке. Видя, что Агафья не в духе, он решил убраться подобру-поздорову.
– Давай мой мешок, – робко сказал он.
– Поди возьми. Я не стану ходить за тобой. Вон он.
Айдамбо поднял мешок. Мехов в нем не было.
– А где выдры?
– Какие еще выдры? Да ты что, окаянная душа! – заголосила баба. – Гулял-гулял, пил, всех поил, безобразничал! Да ты что это?
– А зачем толкаешься? – с обидой крикнул гольд.
– Вот, на твои обутки, хоть уху из них вари! И поди ты вон! Грязь за тобой надоело убирать. Я и тебя и Федора изобью!
– Черт не знай, – удивился Айдамбо, выскакивая на крыльцо.
– Попало тебе? – окликнул его Тимошка. – Пойдем ко мне.
Изба у Тимошки маленькая, белая, из начисто обтесанных бревен и крыта колотыми бревнами. Во всю изгородь сушится невод, как будто Тимоха поймал огород в Амуре и вытащил на берег. Невод с лыковой насадкой и красными глиняными грузилами.
Сидя на солнышке, Силин учил сына плести лапти.
– Ты ловко делаешь! – удивился Айдамбо. – Это че такое?
– Деревянные обутки! – ответил Тимоха. – Ты из рыбы делаешь, а я из липы. Я из дерева все могу сделать: избу, одежду, посуду. На ногах – липа, веревки лыковые. Ты вяжешь из дикой конопли, а я из дерева. Вот, гляди, я сделал девкам утку, куклу… Вот солонка… А тебя русским сделали? Дураков, как мы с тобой, много на свете! Вот ты хвалишься, что кабана да медведя убил, а тут сам попался. С богатыми в другой раз не водись. Оставайся у меня, погости.
Одностворчатое окно избы распахнуто, и внутри, как в темной норе, видны тулупчики на белых бревенчатых стенах. У дома, составленные стоймя, как ружья в козлах, сушатся мокрые лесины. Это плавник, выловленный Тимохой в реке.
Силиниха, худая, с темным от загара лицом, моет травой чугун.
Айдамбо не хотел задерживаться, опасаясь, не будет ли и тут неприятностей из-за угощений, но Тимоха оставил его обедать.
– Ко мне на угощенье, знаешь, трудней попасть, чем к Ваньке или к Федьке. Тем надо пушнину, а я смотрю, какой ты человек.
* * *
Айдамбо сидел на берегу и наблюдал, как багрово-бурое бревно качалось на зеленых волнах. Он ждал, пока вернется Федор, уехавший ловить рыбу. По реке быстро бежала парусная лодка. Федор и Санка, мокрые, довольные, вылезли на берег. В лодке было полно воды и плескались большие рыбины.
– Да, парень, мы с тобой набедокурили, – с сочувствием сказал Барабанов, выслушав Айдамбо. – Ну, давай присядем.
Санка притащил осетра. Федор отсек хрящ и угостил Айдамбо.
– Ты на мою бабу не обижайся. Что с ней сделаешь! Да и то права, мы весь дом у нее перевернули.
На душе у Айдамбо отлегло.
– А выдр и соболя мне обратно отдашь? – спросил он.
– Какую это выдру? – сделал Федор испуганно-настороженное лицо.
– Которая вот в этом мешке была.
– Да ты же мне сам их отдал!
– Ты че, Федя? Не-ет… Моя их прятал.
– Ну вот еще!
Гольд морщил лоб, поглядывая по сторонам.
– Федька, однако, ты обманываешь! – сказал он.
«Выдры были хороши. Шесть штук я перебил на снегу. Они как в упряжке скакали, а я их бил, – вспоминал Айдамбо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
– Пойдем, ладно! – согласился он нехотя.
Федор держал несколько лошадей для разгона. Он поймал гнедого мерина, надел на него шлею с бубенцами. Конь, ступая вдоль берега, на длинной веревке потянул лодку. Гольд и мужик залезли в нее.
– Вот увидишь, ей понравится, помни мое слово.
– Мимо Ваньки поедем? – спросил Айдамбо.
– Конечно! Мы с тобой шуму на всю деревню наделаем. Ну, пошел! – взмахнул кнутом мужик. – Эх, гармонь бы сейчас! Ну, ничего, будем и так горланить!..
– Быстро ехай! – дико крикнул Айдамбо, вскакивая в лодке во весь рост.
Мужик, показывая, как старается и угрожает, еще раз хлестнул бичом. Конь, одичавший – его несколько месяцев не запрягали, – испуганно шарахнулся я, то лязгая копытами и спотыкаясь, то разбрызгивая воду, помчался по косам и заводям.
– Эх, поше-е-ел!.. «По улице мостово-о-ой!..» – заорал Федор.
Поравнявшись с бердышовской избой, Айдамбо выпятил грудь в красной рубахе и выставил ногу в лакированном сапоге.
– Однако, никто не заметил, – пожаловался гольд. – Никого нету.
– Не беспокойся. Все видят! Бабы, знаешь, как наблюдают: ты их и не заметишь!
– Ну, давай еще!
– Давай!..
Федор завернул коня.
– Эй, а это че-то? Порвался, что ли? – вдруг спросил гольд. В трещине сапога виднелся его черный палец. – Черт знает! Как такие сапоги таскают, нога как деревянная!
– В таких сапогах надо чистеньким ходить, в грязь не лезть. А ты в лакированных сапогах лезешь в Амур. Это не бродни!.. – сказал Федор, правя веслом к берегу. – Ну, приехали. Кто такие сапоги долго носит – привыкает, – утешал он гольда, вылезая на косу.
– Да они тебе малы! – заметил гольду Силин, вышедший на берег полюбоваться на новые проделки соседа. – Без привычки поломаешь ноги, пальцы стопчешь!
Федор увел гольда домой и напоил его до бесчувствия. Когда, лежа на кровати ничком, пьяный Айдамбо храпел в глубоком сне, Агафья спросила мужа:
– Это что же, даром поить его? Такая-то гулянка!
Федор подмигнул.
– Убери этот мешок с глаз моих, – кивнул он на вещи гольда.
На другой день приехал Иван. Айдамбо явился к нему. С похмелья у гольда болела голова. Пальцы его лезли из растрескавшихся сапог, он не снимал их и ночью.
– Я русский теперь! – невесело сказал Айдамбо.
На душе у него было нехорошо, он хотел бы все высказать.
– Мутит тебя? – спросил Бердышов.
– Мутит, – признался гольд.
– Я слыхал, как ты куролесил. Ладно, меня дома не было, а то бы я выскочил да бичом бы вас обоих с Федькой! А ты что приехал?
Айдамбо молчал, павши духом.
– Свататься хочешь?
– Конечно, так, – покорно, как бы заранее на все готовый, ответил Айдамбо.
– К Покпе в фанзу жену повезешь?
– Да, туда можно.
– Чтобы ее там блохи заели?
Гольд молчал.
– Она крещеная, а ты деревяшкам кланяешься. Верно?
– Так, верно! – кисло согласился гольд.
– Разве ты русский? Ты только шкуру чужую надел! Паря, смех смотреть на тебя в таких сапогах. Лак растрескался, грязные пальцы видать. – Иван потрепал Айдамбо за рубаху и штаны.
У гольда от обиды слезы выступили на глазах.
– Ну, раз так – мне жить не надо! – воскликнул он. – Себя убью!
– Убьешь – только посмеемся над тобой. А ты на самом деле стань русским. А это что! Рубаху может каждый сменить! И отвяжись от меня!
Айдамбо ушел от Ивана смущенный и подавленный. Барабанова дома не было. Гольд снял сапоги и лег на кровать. Он поклялся никогда таких сапог не надевать.
Кто-то толкнул его в плечо. Перед ним стояла Агафья.
– Встань-ка, – сказала она. – Ишь, разлегся!
– Башка болит! – с жалобой в голосе ответил парень.
Айдамбо слез с кровати.
Баба поправила одеяло. Айдамбо долго сидел на лавке. Видя, что Агафья не в духе, он решил убраться подобру-поздорову.
– Давай мой мешок, – робко сказал он.
– Поди возьми. Я не стану ходить за тобой. Вон он.
Айдамбо поднял мешок. Мехов в нем не было.
– А где выдры?
– Какие еще выдры? Да ты что, окаянная душа! – заголосила баба. – Гулял-гулял, пил, всех поил, безобразничал! Да ты что это?
– А зачем толкаешься? – с обидой крикнул гольд.
– Вот, на твои обутки, хоть уху из них вари! И поди ты вон! Грязь за тобой надоело убирать. Я и тебя и Федора изобью!
– Черт не знай, – удивился Айдамбо, выскакивая на крыльцо.
– Попало тебе? – окликнул его Тимошка. – Пойдем ко мне.
Изба у Тимошки маленькая, белая, из начисто обтесанных бревен и крыта колотыми бревнами. Во всю изгородь сушится невод, как будто Тимоха поймал огород в Амуре и вытащил на берег. Невод с лыковой насадкой и красными глиняными грузилами.
Сидя на солнышке, Силин учил сына плести лапти.
– Ты ловко делаешь! – удивился Айдамбо. – Это че такое?
– Деревянные обутки! – ответил Тимоха. – Ты из рыбы делаешь, а я из липы. Я из дерева все могу сделать: избу, одежду, посуду. На ногах – липа, веревки лыковые. Ты вяжешь из дикой конопли, а я из дерева. Вот, гляди, я сделал девкам утку, куклу… Вот солонка… А тебя русским сделали? Дураков, как мы с тобой, много на свете! Вот ты хвалишься, что кабана да медведя убил, а тут сам попался. С богатыми в другой раз не водись. Оставайся у меня, погости.
Одностворчатое окно избы распахнуто, и внутри, как в темной норе, видны тулупчики на белых бревенчатых стенах. У дома, составленные стоймя, как ружья в козлах, сушатся мокрые лесины. Это плавник, выловленный Тимохой в реке.
Силиниха, худая, с темным от загара лицом, моет травой чугун.
Айдамбо не хотел задерживаться, опасаясь, не будет ли и тут неприятностей из-за угощений, но Тимоха оставил его обедать.
– Ко мне на угощенье, знаешь, трудней попасть, чем к Ваньке или к Федьке. Тем надо пушнину, а я смотрю, какой ты человек.
* * *
Айдамбо сидел на берегу и наблюдал, как багрово-бурое бревно качалось на зеленых волнах. Он ждал, пока вернется Федор, уехавший ловить рыбу. По реке быстро бежала парусная лодка. Федор и Санка, мокрые, довольные, вылезли на берег. В лодке было полно воды и плескались большие рыбины.
– Да, парень, мы с тобой набедокурили, – с сочувствием сказал Барабанов, выслушав Айдамбо. – Ну, давай присядем.
Санка притащил осетра. Федор отсек хрящ и угостил Айдамбо.
– Ты на мою бабу не обижайся. Что с ней сделаешь! Да и то права, мы весь дом у нее перевернули.
На душе у Айдамбо отлегло.
– А выдр и соболя мне обратно отдашь? – спросил он.
– Какую это выдру? – сделал Федор испуганно-настороженное лицо.
– Которая вот в этом мешке была.
– Да ты же мне сам их отдал!
– Ты че, Федя? Не-ет… Моя их прятал.
– Ну вот еще!
Гольд морщил лоб, поглядывая по сторонам.
– Федька, однако, ты обманываешь! – сказал он.
«Выдры были хороши. Шесть штук я перебил на снегу. Они как в упряжке скакали, а я их бил, – вспоминал Айдамбо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208