А вот сущую опасность для нас представляют разные такие разночинцы вроде Максимова. Знаете его? Ученый географ, приехал из Петербурга и живет в Мариинске. Зачем только их пускают сюда! Знаете, неприятно его поведение и разговоры тоже нехорошие. Амур слишком удален от Петербурга, и тут может быть стремление к революционности. А подавить будет трудно. Вот что опасно! Могут забыть бога и царя! Надо поменьше разных ненужных экспедиций. Говорят, что сей Максимов знаком с адмиралом Невельским по Петербургу. Адмирал, при всем своем громком имени, личность весьма недоброжелательная. Он, как говорят, всюду, где возможно, льет грязь на чиновников, которые трудятся в Приамурье… Оскорбляет ученых, опровергает авторитеты! Послушайте-ка, что рассказывает про него Телятев, недавно приехавший из Петербурга, поинтересуйтесь… Телятев – талантливый человек. Решаюсь назначить его сюда становым. Он тут наведет порядки, отучит уральских мужиков умничать!
Барсуков знал, что из центра России приехал полицейский офицер, что Оломов хочет определить его на должность станового, но что убрался Телятев со старого места из-за каких-то злоупотреблений и из-за этого пока дело стоит.
– О! Это штучка с ручкой! – говорил Оломов про нового станового. – И как раз наступает на будущий год время взысканий ссуд, выданных на переселение. Будем еще облагать кое-какими сборами. Я сам, ей-богу, не могу сладить с мужиками. А Телятев найдется. Он выкрутится…
Оломов заговорил о том, что важнейшим мероприятием по благоустройству новоселов он считает удачное проведение приказа о разбивке округа на новые станы с назначением в каждый из них полицейского офицера.
– Мы сделали большое дело, надо сознаться! Теперь будет больше полицейских станов. – И, придя в хорошее настроение, Оломов пошутил: – Полиция – тоже переселенцы!
Приезжие чиновники и попы ушли отдыхать в домик. Там для них были приготовлены постели. На дворе, сидя на пеньке, остался лишь Петр Кузьмич Барсуков.
Поп собрал уральских крестьян.
– Ну, погуляли, порадовались, а теперь есть к вам дело.
Мужики обеспокоенно переглянулись.
– Живете вы в достатке, сыны. Каждый из вас стяжает для себя. А церковь? – подняв палец и выкатив глаза, грозно спросил поп. – Не надо забывать об украшении церкви, а то ведь тут бревна одни. Надо нам наложить на себя обязанность, а То гордыня может обуять.
– Видишь ты какой, – молвил дед Кондрат.
– Сколько же тебе надо? – спросил Тимоха Силин.
– Ты уж до нашей косы добрался, – обратился к священнику Егор Кузнецов. – Рыбу ловить приехал, а позволения не спросил. А что, если бы я погнал тебя?
Мужики вспомнили попу все обиды. Но поп чувствовал, что возьмет свое.
– Тут господ нет, церковь мужицкая, – заговорил он. – К кому же мне обращаться?
Егор думал: «Хитер поп. Хотя он и амурский, и гусей стреляет, и на медведя ходит, но все же это поп, и он станет все тянуть, да еще будет когтем от начальства».
– Может, тут и молитва хлеще пойдет, с нового-то места скорей господа достигнет, – продолжал поп. – От новой земли молитва угодней. – Мысль эта ему понравилась. – Земля сия не запятнана грехами. Мне нет расчета вас разорять. Не оберу. Но и без поборов вас по тайге пустить – бога забудете.
– Уговор вот какой, – весело сказал Егор. – Худо молиться будешь, земля не уродит, тогда уж мы тебя палками выгоним из деревни.
Поп ударил с мужиками по рукам.
Барсуков хотел было сказать, что урожай не от попа зависит, что все это глупости, но спохватился.
Довольные необыкновенной сделкой, мужики толпились на берегу.
– А це бы наса так? – спросил гольдский купец Писотька. – Соболей поймал – долю попу, а его пусть хорошо саманит.
* * *
– Что, Алеша, невеселый? – встретив Айдамбо, спросили бабы.
– Иван обещал девку отдать, – отвечал молодой гольд, – а не знаю, отдаст ли.
– Он всем так отвечает, – молвила Наталья.
– Уж мы заступались за тебя, – ласково добавила Таня.
Айдамбо нравился бабам.
– Вот уж красавец! Черненький! Сама бы влюбилась, – смеясь, говорила Наталья.
– Страдает!
Бабы обступили Ивана на берегу.
– Почему Алешке жениться не дозволяешь? – спросила Наталья. – Дайте-ка мне хворостину, сама не нагнусь, – попросила она.
– Бабы, мне сегодня не до смеху… У меня сегодня печаль.
– Вот за это тебе еще, что не до смеху! За печаль! Знаем твои печали!..
– С горя да с печали сравнялась шея с плечами!
– Бабоньки, хватайте палки! – воскликнула Татьяна.
– Бейте его!..
Видя, что бабы не шутят, Иван хотел бежать, но в него вцепились и не пускали.
– Егор девку отбил, а ты срамишься, за старика ее хочешь выдать.
Мужики смеялись, глядя, в какой оборот попал Иван.
– Так тебе и надо!
– Эй, бабы! – закричал Силин. – Шут с ним! Он же злопамятный.
– Убьем тебя! – кричала Бердышову Арина.
– Паря, беда! Пьяные бабы страшней мужиков! – сказал Бердышов. – А ты почему думаешь, что я злопамятный? – спросил он Тимоху.
Илья с Дуняшей рассаживались в разные лодки. Они прощались на берегу, когда появился Иван с веслами.
Илья посмотрел на Бердышова с видом превосходства и ухмыльнулся.
– Что скалишься? Смотри старайся, а то отобью…
– Эй, Иван, – толкнул его в бок Егор, – хватит с девками баловать! Поедем.
Егор оттолкнулся от косы.
– Пошел! – крикнул Силин.
– Ну-ка, давай! – воскликнул Бердышов.
Гулко забили весла по воде. Лодки пронеслись через озеро, и, когда гребцы подняли весла, длинная вереница лодок, бесшумно скользя, вошла в протоку.
Толпа богомольцев, дома и палатки – все скрылось, и только зеленые маковки церкви и звонницы виднелись над чащей.
Навстречу лодкам открывались громадные, по-осеннему бледные воды Амура.
– Весной вода в речке красная, – говорил Кузнецов, цепко держа весла жилистыми руками, – а осенью густая, грести тяжело, пароходу и лодке идти трудно.
– Я в Амуре горную воду сразу узнаю, – отозвался с соседней лодки Иван. – Горная вода – черная, а сейчас идет коренная.
Поодаль от берега стояли пароход и баржа. Лоцман готовился к отвалу. Тамбовцы сговорились с ним плыть вниз на барже и полезли из лодок на ее борта.
Буксирный пароход пыхтел, разворачивался. Матрос на корме готовился кинуть конец.
Илья увидел, как Дуня полезла на баржу и как ее там обступили солдаты. Он забеспокоился.
– Кидайся в воду, – посоветовала Таня.
Пароход взял баржу на буксир, и тяжелое судно тронулось.
– Завтра будут дома, – сказал Иван.
– А у тебя рука тяжелая, – заметил ему Тимоха Силин.
– Откуда знаешь?
– Ты пьяный меня вчера ударил.
Дуня долго махала с борта белым платком. Илья приехал домой, сел на ту скамейку, на которой Дуня обещала ему за Дельдику глаза выцарапать, и сердце его защемило. Он долго смотрел вслед уходящей барже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208