Величина России – величина ее горя. Но будет время, что величина ее станет мерой счастья и радости».
– Завтра опять лес подсачивать пойдем, – говорил Егор.
– И я с тобой, – сказал Максимов. – Хочу посмотреть, какое то место, где ты росчисть делать хочешь.
Максимов говорил крестьянам о значении исследований, о необходимости разведки месторождений золота, железа, меди. Он уверял, что всего этого здесь не меньше, чем на Урале, но нет людей, которые бы открывали.
Васька слушал внимательно и все запоминал. Он теперь мечтал сходить когда-нибудь в тайгу с экспедицией.
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
На Додьгу приехали на лодке, которая вытащена была у Кузнецовых на берег озера под релкой.
Когда проезжали устьем одной из проток, Александр Николаевич, сидевший на веслах загребным, заметил (в то время как Егор завернул корму к протоке), что вдали на возвышенном берегу видны соломенная крыша и зеленое поле. Белая крыша напоминала Максимову китайские фанзы.
– Кто же это там живет, Егор Кондратьевич? – обратился он к рулевому.
– А это у нас китаец тут поселился и росчисть делает.
Егор рассказал историю Сашки.
– Можем ли мы на обратном пути заехать к этому китайцу? – спросил Максимов.
– Пожалуй. Твоя воля, Александр Николаевич. А если не ждать нас, так дадим тебе лодку.
– Да нет уж, все вместе. Или поздно будет?
– Да нет, нынче погода, поди, переменится. Рано управимся.
– Да, похоже, что переменится погода.
Утро в тайге душное.
– Ноги гудят! – жаловался дед.
Максимов взял пробы песков на Додьге, а потом вернулся на стан. Вооружившись топором, он работал вместе с Кузнецовыми.
Час от часу парило сильней.
Крестьяне усердно работали топорами. Максимов видел, что их больше занимает новая земля, чем найденное золото.
Александр Николаевич любил поработать, размяться. Физическая работа – ему отдых. В Петербурге в те дни, когда жена отпускала прислугу, он с большим удовольствием помогал ей. На даче был у него огород.
Работа среди тайги, с переселенцами была не только удовлетворением. Он замечал, как Егор рубит дуб, а как липу, как какое дерево трещит, как поддается рубке, каков сок. Древесина, заболонь. Даже одной и той же породы деревья все отличались друг от друга, каждое росло, и жило, и умирало по-своему. Для исследователя, всю жизнь мечтающего о лесах, а живущего большую часть жизни в Петербурге, среди подлых чинуш и каменных домов, это наслаждение – стоять вот так, в лесу, мыслью о котором живешь всю жизнь, и действовать топором рядом с человеком из народа, у которого обо всем есть свое суждение: и о муравьях и о пнях, о дубе, акации, яблоне. Он говорит поясней любого петербургского ученого, какого-нибудь всеевропейского знатока российской флоры, автора книг о Сибири, человека с блеском и апломбом.
«Егор – сама мудрость народа, – думал Максимов. – Среди нашей бестолочи, малограмотности, угодничества в простом народе встретить такого Егорья-победоносца, как называет его мылкинский батюшка!»
Многое, что говорил Егор, следовало бы проверить. Максимов вспомнил, что ученые в Петербурге не раз спрашивали его, не известны ли ему в Сибири какие-либо знаменитые колдуны.
«Ищут колдунов, исследуют их методы, обосновывают научно, стараются проверить народные средства, а сами поносят и унижают русский народ, говорят, что он дик, темен, не способен к образованию и выше колдунов не может подняться без помощи варягов. А право, и мне стоит задуматься. Кузнецов уверяет, что хлеб на земле из-под березового леса лучше, белее».
– А что же китаец, ваш сосед, сеет?
– Да он и пшеницу, ячмень, бобы, овес, всего понемногу. Ярицу не сеет. Они ведь черной муки не признают.
– Да, они белую. А как же он за два года такую большую пашню распахал?
– Там и пашня и огород. Он третий год работает. Китайцы ведь старательный народ.
– Да, трудолюбивый.
– Славный народ, Александр Николаевич!
Максимов замечал, что переселенцы всюду хвалят китайцев.
Сам Максимов изучал китайский язык. Он бывал в Китае и в Маньчжурии. Жизнью китайцев на Амуре среди русских он интересовался особенно и решил познакомиться с Сашкой.
– Чем же хороши китайцы, по-твоему?
– Они честный народ. Не крадут и не обманывают. Что китаец обещал – сделает. И работает хорошо. Как мы сюда пришли, только и слыхали: китайцы, мол, обманщики, воры. Их, мол, много, и китаец пойдет на Русь и всех зальет, как водой.
– Кто же эту теорию вам изложил?
– Да господа… Говорил об этом Оломов. Вот в Николаевске есть скупщик рыбы, был он иностранец, а теперь принял наше подданство, он все нам говорит: «Бойтесь китайцев. Это народ ой-ой!» А Бердышов говорит, что он то же самое и китайцам говорит: «Мол, русские ой-ой! Бойтесь русских!» А сам торгует со всеми.
Егор не стал рассказывать, как однажды он сам наломал бока братьям Гао за насилия, которые терпели от них гольды. И хотя он за гольдов заступался, но выместил свое.
– А вот стали мы с китайцем соседями и видим, что можно жить. А нынче зимой он женился.
– На китаянке?
– Нет, на гольдке. Нищая была, вся в заплатах ходила. Она жила в семье свекра. Муж у нее умер, была лишним ртом. Китаец ее присмотрел и высватал. Отдали ее охотно.
– Старая?
– Нет, она молодая. Свекор у нее слабенький, а семья большая, и все девки. И славные девки. Но бедны.
– Как же ее зовут?
– Одака… Только уж больно некрасивая. Ее дома били, все ругали, со свету сживали свекровь со свекром. Здоровая такая…
– А китаец ее не бьет?
– Нет, он ее не обижает, пампушки ей сам делает, – сказал Егор. – Ты, мол, не умеешь как надо…
– Что же она – хотела за него идти?
– Да уж этого я не знаю. Разве их спрашивают… Китаец будто доволен. Они работают дружно, для себя, и она старается. Я нынче весной их видел, они у меня коня опять одалживали, так она с брюхом была.
– Теперь уж, поди, сын у Сашки, – сказал дед.
– Китайцы тут всегда на гольдках женятся, – продолжал Егор.
– Он не испугается меня? Есть у него паспорт? Я мундир, пожалуй, сниму.
– Живет – и все. Росчисть сделал на протоке и живет, пока начальство не прогонит. Голодному как бы прокормиться. А жаль, если прогонят. Как он старается! Да нынче приезжал исправник, он ходил к нему, и купцы-китайцы еще за него прошлый год похлопотали, так теперь уж он так придирки не боится. А нынче зимой у него завелся помощник. Да весной еще один китаец откуда-то приехал. Тому исправник обещал быка и денег выдать. Колькой зовут по-нашему. Умный китаец. Вот они и живут: Сашка с женой, Колька и Володька.
Под вечер Кузнецовы и Максимов заехали к Сашке.
На берегу встретил их сам Сашка. Жена его, гольдка Одака, та самая, которую когда-то Кальдука хотел отдать китайцам вместо дочери, стояла чуть поодаль. Одета она в дабовые штаны, как китаянка, у плеча китайская тяпка, особая, для полки, а на руках – младенец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
– Завтра опять лес подсачивать пойдем, – говорил Егор.
– И я с тобой, – сказал Максимов. – Хочу посмотреть, какое то место, где ты росчисть делать хочешь.
Максимов говорил крестьянам о значении исследований, о необходимости разведки месторождений золота, железа, меди. Он уверял, что всего этого здесь не меньше, чем на Урале, но нет людей, которые бы открывали.
Васька слушал внимательно и все запоминал. Он теперь мечтал сходить когда-нибудь в тайгу с экспедицией.
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
На Додьгу приехали на лодке, которая вытащена была у Кузнецовых на берег озера под релкой.
Когда проезжали устьем одной из проток, Александр Николаевич, сидевший на веслах загребным, заметил (в то время как Егор завернул корму к протоке), что вдали на возвышенном берегу видны соломенная крыша и зеленое поле. Белая крыша напоминала Максимову китайские фанзы.
– Кто же это там живет, Егор Кондратьевич? – обратился он к рулевому.
– А это у нас китаец тут поселился и росчисть делает.
Егор рассказал историю Сашки.
– Можем ли мы на обратном пути заехать к этому китайцу? – спросил Максимов.
– Пожалуй. Твоя воля, Александр Николаевич. А если не ждать нас, так дадим тебе лодку.
– Да нет уж, все вместе. Или поздно будет?
– Да нет, нынче погода, поди, переменится. Рано управимся.
– Да, похоже, что переменится погода.
Утро в тайге душное.
– Ноги гудят! – жаловался дед.
Максимов взял пробы песков на Додьге, а потом вернулся на стан. Вооружившись топором, он работал вместе с Кузнецовыми.
Час от часу парило сильней.
Крестьяне усердно работали топорами. Максимов видел, что их больше занимает новая земля, чем найденное золото.
Александр Николаевич любил поработать, размяться. Физическая работа – ему отдых. В Петербурге в те дни, когда жена отпускала прислугу, он с большим удовольствием помогал ей. На даче был у него огород.
Работа среди тайги, с переселенцами была не только удовлетворением. Он замечал, как Егор рубит дуб, а как липу, как какое дерево трещит, как поддается рубке, каков сок. Древесина, заболонь. Даже одной и той же породы деревья все отличались друг от друга, каждое росло, и жило, и умирало по-своему. Для исследователя, всю жизнь мечтающего о лесах, а живущего большую часть жизни в Петербурге, среди подлых чинуш и каменных домов, это наслаждение – стоять вот так, в лесу, мыслью о котором живешь всю жизнь, и действовать топором рядом с человеком из народа, у которого обо всем есть свое суждение: и о муравьях и о пнях, о дубе, акации, яблоне. Он говорит поясней любого петербургского ученого, какого-нибудь всеевропейского знатока российской флоры, автора книг о Сибири, человека с блеском и апломбом.
«Егор – сама мудрость народа, – думал Максимов. – Среди нашей бестолочи, малограмотности, угодничества в простом народе встретить такого Егорья-победоносца, как называет его мылкинский батюшка!»
Многое, что говорил Егор, следовало бы проверить. Максимов вспомнил, что ученые в Петербурге не раз спрашивали его, не известны ли ему в Сибири какие-либо знаменитые колдуны.
«Ищут колдунов, исследуют их методы, обосновывают научно, стараются проверить народные средства, а сами поносят и унижают русский народ, говорят, что он дик, темен, не способен к образованию и выше колдунов не может подняться без помощи варягов. А право, и мне стоит задуматься. Кузнецов уверяет, что хлеб на земле из-под березового леса лучше, белее».
– А что же китаец, ваш сосед, сеет?
– Да он и пшеницу, ячмень, бобы, овес, всего понемногу. Ярицу не сеет. Они ведь черной муки не признают.
– Да, они белую. А как же он за два года такую большую пашню распахал?
– Там и пашня и огород. Он третий год работает. Китайцы ведь старательный народ.
– Да, трудолюбивый.
– Славный народ, Александр Николаевич!
Максимов замечал, что переселенцы всюду хвалят китайцев.
Сам Максимов изучал китайский язык. Он бывал в Китае и в Маньчжурии. Жизнью китайцев на Амуре среди русских он интересовался особенно и решил познакомиться с Сашкой.
– Чем же хороши китайцы, по-твоему?
– Они честный народ. Не крадут и не обманывают. Что китаец обещал – сделает. И работает хорошо. Как мы сюда пришли, только и слыхали: китайцы, мол, обманщики, воры. Их, мол, много, и китаец пойдет на Русь и всех зальет, как водой.
– Кто же эту теорию вам изложил?
– Да господа… Говорил об этом Оломов. Вот в Николаевске есть скупщик рыбы, был он иностранец, а теперь принял наше подданство, он все нам говорит: «Бойтесь китайцев. Это народ ой-ой!» А Бердышов говорит, что он то же самое и китайцам говорит: «Мол, русские ой-ой! Бойтесь русских!» А сам торгует со всеми.
Егор не стал рассказывать, как однажды он сам наломал бока братьям Гао за насилия, которые терпели от них гольды. И хотя он за гольдов заступался, но выместил свое.
– А вот стали мы с китайцем соседями и видим, что можно жить. А нынче зимой он женился.
– На китаянке?
– Нет, на гольдке. Нищая была, вся в заплатах ходила. Она жила в семье свекра. Муж у нее умер, была лишним ртом. Китаец ее присмотрел и высватал. Отдали ее охотно.
– Старая?
– Нет, она молодая. Свекор у нее слабенький, а семья большая, и все девки. И славные девки. Но бедны.
– Как же ее зовут?
– Одака… Только уж больно некрасивая. Ее дома били, все ругали, со свету сживали свекровь со свекром. Здоровая такая…
– А китаец ее не бьет?
– Нет, он ее не обижает, пампушки ей сам делает, – сказал Егор. – Ты, мол, не умеешь как надо…
– Что же она – хотела за него идти?
– Да уж этого я не знаю. Разве их спрашивают… Китаец будто доволен. Они работают дружно, для себя, и она старается. Я нынче весной их видел, они у меня коня опять одалживали, так она с брюхом была.
– Теперь уж, поди, сын у Сашки, – сказал дед.
– Китайцы тут всегда на гольдках женятся, – продолжал Егор.
– Он не испугается меня? Есть у него паспорт? Я мундир, пожалуй, сниму.
– Живет – и все. Росчисть сделал на протоке и живет, пока начальство не прогонит. Голодному как бы прокормиться. А жаль, если прогонят. Как он старается! Да нынче приезжал исправник, он ходил к нему, и купцы-китайцы еще за него прошлый год похлопотали, так теперь уж он так придирки не боится. А нынче зимой у него завелся помощник. Да весной еще один китаец откуда-то приехал. Тому исправник обещал быка и денег выдать. Колькой зовут по-нашему. Умный китаец. Вот они и живут: Сашка с женой, Колька и Володька.
Под вечер Кузнецовы и Максимов заехали к Сашке.
На берегу встретил их сам Сашка. Жена его, гольдка Одака, та самая, которую когда-то Кальдука хотел отдать китайцам вместо дочери, стояла чуть поодаль. Одета она в дабовые штаны, как китаянка, у плеча китайская тяпка, особая, для полки, а на руках – младенец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208