Втайне ей так приятно было слушать все его слова. Но идти за него, за женатого, за приятеля отца, за старого, – ему уже лет тридцать пять, верно, – да что он, смеется!
«Ну, что с ней будешь делать?! – думал Иван. – Как я могу заставить ее полюбить себя? Илья ее околдовал. Бойкая, ловкая, ума – палата… Как она не поймет?»
В голубых глазах Дуни мелькнул огонек.
«Или она играет со мной?» – подумал Иван, и в этот миг душу обдало жаром. Глаза ее смотрели открыто, вызывающе, озорно; они поднимали в нем зверскую, неведомую силу. Казалось, она понимала, что происходит с ним. Сейчас он готов был на любое преступление…
Иван протянул руку, обнял ее крепко.
– Дуня…
– Да поди ты к чертям, дяденька, с такими шутками! – вдруг грубо ответила Дуня и оттолкнула его.
За дверью послышались голоса. Тунгус бранился с Савоськой.
Иван засмеялся и замотал головой.
– Разве ты меня не любишь? А я надеялся! Но все равно помяни мое слово…
Вошли Спирька и Родион.
– Помяни мое слово!.. – с деланной ласковостью повторил Иван.
Народ к нему все шел и шел.
– У нас к тебе дельце, – таинственно шепнул Санька. – Зайди вечером.
* * *
Шатровые ворота Овчинниковых утонули в сугробе. Из тяжелых снегов курился дымок. Белые пряди инея, как седая грива, висят над крышей и над дверью. На цепи лязгает, лает собака. В просторном, полупустом доме Овчинниковых, как в лабазе, пахнет мукой и залежалым товаром. Пол застлан половиками.
Братья – голубоглазый Санька и кареглазый Котяй – уселись по обе руки гостя. Вечер шел в разговорах о торговле и охоте, но между делом Санька помянул про главное. Он просил Бердышова помочь женить Терешку.
– На ком желательно? – оживился Иван.
– На Дуньке Шишкиной. А я тебя так уважу, что удовольствуешься. Ведь ты все можешь…
– А ты что поздно хватился? Она уже просватана. Она Илью Бормотова любит.
– Ну какая там любовь! – от души воскликнул Санька. – Мы богатые, а они голь, нищета!.. Будь милосерден, прижми-ка Спирьку, а то к нему подступа нет.
– Уж подсоби, – слабо просил Котяй. – Ты захочешь – сотворишь.
– Да почему именно ее надо?
– Она девка здоровая. А нам невестку в дом надо хорошую. Хозяйство большое, а старуха одна не управляется. Она бой-девка, подсобляла бы нам. Опять же породу не испортит, – подмигнул он.
Котяй и Санька так чисто смотрели Ивану в глаза, словно затевали доброе дело.
– Я бы взялся, да мне ехать надо, – весело ответил Бердышов. – А верно, вам в дом надо хорошую работницу!
Для Саньки все это было так ясно, что он и поддакивать не стал. С печи слез Терешка и подсел на лавку, подложив под себя подушку.
– Ты что, Терешка, отдыхаешь? – спросил Иван.
– Отдыхаешь! – тихо передразнил отец. – Он болеет. Злые люди оговорили. Его на сходе драли. Ворота будто Дуньке хотел вымазать, да вроде попался.
Санька не сказал, что сам он подучил этому сына. На сходе мужики решили выдрать Терешку и дали розги в руки его собственному отцу – Саньке. «Твой сын, учи-ка его!» – велел Родион. Под розгами Терешка стал винить отца, признался, что его подучивал снасильничать, затянуть Дуняшу в пустой амбар. Отец, озлобившись на такие признания, избил Терешку розгами до полусмерти и теперь каялся.
– Мне ехать послезавтра утром, – оказал Иван. – Но все же я попробую тебе подсобить, – хитро засмеялся он.
Овчинников рассказал, что к Дуне многие сватаются, что приезжал недавно один богач из города.
Санька удивлялся, что хорошего и Дуня и отец ее нашли в Илюшке.
Иван посмеивался, поддакивал, а сам думал, что Дуня, видно, прославилась, из-за нее шла целая война. Люди бьются в дом Спиридона, охотников много на его дочь. «Чем милей и старше становилась она, тем больше спрос, как на товар. Но еще посмотрим, кто лучший охотник! Неужто Илья?»
– Попробуй, попробуй! – с надеждой говорил Санька, провожая его. Он полагал, что Иван хочет набить цену. – А я не постою.
– Ладно, а ты жди, – уходя, сказал Бердышов. – Может, что-нибудь и получится.
В зимнике и в избе у Родиона на сохачьих и медвежьих шкурах улеглись вповалку тунгусы и работники Бердышова. Родион лежал в кровати. Иван присел к нему и сказал, что был у Овчинниковых.
– Они просили меня помочь сосватать Дуню.
– Я с ними поссорился, – отвечал Родион. – Сына его драли мы на сходе. За что – я тебе говорил… А летом я у них одалживал коня. Теперь придираются ко мне, требуют соболей. Чем Санька богат? Кому надо занять, идут к нему. Он с гольдами тоже здорово торгует!.. Только он от своей избы и не шагнет далеко. Как ты, по речкам не таскается. Ему выгодно, что Синдана прогнали. Горюнцы теперь чаще к нему ездят. А сам он выше первых быков по реке не поднимался, говорит, что хлеб за брюхом не ходит… Бродяги у них в тайге живут, лес рубят для пароходов.
Бердышов сидел повесив голову.
– Я замечаю, что злодеи на Амуре заводятся, – сказал он, и глаза его заиграли.
– Эка поздно же тебя доняло! – оживляясь и выпрастывая свою окладистую темную бороду из-под красного ватного одеяла, молвил Родион. – А ты почему быстро хочешь уехать? Ведь хотел задержаться? Однако, тигры струсил.
– Между прочим, приедет Илюшка скоро. Спиридон и ваши звероловы распалят его на тигру…
– Ладно, я его не пущу. Уж если надо будет, сам с ним схожу. Я думаю, что надо народом ее уничтожить. Давай ложись, Иван, а то холодно. Избу сегодня выстудили.
– Я в избе сам мерзляк. В тайге не мерзну, а дома чуть что – застыну.
Бердышов стал раздеваться.
– Овчинниковым желательно согнуть Спирьку. Они же свои, соседи, из старой деревни шли вместе, а спят и видят, как бы задавить его. Они злятся, что он не хочет Дуню выдать за их Терешку.
– Это верно, – подтвердил Шишкин.
– Ты, Родион, только не дерись ночью, – поворачиваясь к приятелю спиной, весело сказал Иван.
– Я еще в тот раз рассердился на тебя, – отвечал Шишкин. – С тобой спать нельзя. Ты во сне обнимаешься.
Иван ухмыльнулся в подушку и тут же получил тычка в бок.
– Тамбовка – тигриное место. Тигры откуда-то берутся! – вздохнул Шишкин.
– Тигры охраняют вход на Горюн, – отвечал Бердышов. – Тут их гнездо, тигрятник.
Родион, кое о чем догадывавшийся, хотя Опиридон еще ничего никому не говорил, помолчав, ответил:
– Нет, тигрятник в Уральском, там самая тигра.
* * *
– Эх, Иван! – с затаенной надеждой взглянув на Бердышова, говорил наутро Спиридон. – Ты ли не зять! Каждый бы гордился. Ты с деньгой, – и он дружески и покровительственно хлопнул Ивана по плечу. Но тут же нахмурился, встал как ни в чем не бывало, отошел в угол, где стояло ружье. Деньги, кажется, соблазняли Спирьку.
«Хорош же будет у меня тестюшка! А ну, как дочка в него?» – мелькнуло в голове Ивана.
– Я дурной, всего не пойму никак! – сказал он.
– Помозгуй…
– Я не все пойму, что ты толкуешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208