Ведь любовь к сестрам — старая болезнь Баоюя. Надо отвлечь его, не то не избежать новых неприятностей».
От этих мыслей Баочай вся вспыхнула и, чтобы никто не заметил, поспешила во внутреннюю комнату, будто бы для того, чтобы заняться туалетом.
А сейчас вернемся к матушке Цзя. Два дня она веселилась, много ела и наутро почувствовала себя не совсем хорошо — ныло под ложечкой.
Однако Цзя Чжэну матушка Цзя не велела ничего говорить.
— Я переела, — сказала она. — Не надо поднимать шума, — поголодаю, и все пройдет!
Вернувшись вечером домой и увидев Баочай, которая ходила справляться о здоровье матушки Цзя и госпожи Ван, Баоюй вспомнил о том, что произошло утром, и покраснел. Это не ускользнуло от Баочай, и, зная, что Баоюй — натура увлекающаяся, Баочай решила: пусть поступает как ему хочется.
— Ты и сегодня собираешься спать в передней? — спросила она.
— Мне все равно, — отвечал Баоюй.
Баочай хотела еще что-то сказать, но вдруг смутилась и потупилась.
— Пустой разговор! — вмешалась Сижэнь. — Не верю, чтобы второму господину в передней спалось спокойно.
— Не беда, что второй господин спит в передней, — подхватила Уэр. — Хуже то, что он во сне разговаривает и невозможно понять, что ему нужно.
— Сегодня в передней спать буду я, — заявила Сижэнь. — Может, и я начну во сне разговаривать? А второму господину постелите в спальне!
Баочай ничего не сказала, а Баоюй так смутился, что у него и в мыслях не было возражать, и его постель перенесли в спальню.
Баоюй позволил это сделать потому, что чувствовал себя виноватым и хотел успокоить Баочай, а Баочай, со своей стороны, боялась, как бы Баоюй не заболел от тревожных дум, и решила, что лучше всего его приласкать. Словом, оба пошли на уступки.
Вечером Сижэнь приказала перенести свою постель в переднюю.
Баоюй давно хотел попросить у жены прощения, и Баочай не стала его отталкивать. Вот так впервые со дня своего замужества она познала благоуханное «чувство облака и дождя». Отныне «силы двойки и пятерки» слились воедино и застыли.
Но об этом речь пойдет ниже.
На следующее утро Баоюй и Баочай встали вместе, привели себя в порядок и пошли справиться о здоровье матушки Цзя.
Матушка Цзя любила Баоюя, в Баочай ей нравились покорность и послушание, поэтому она позвала Юаньян, велела достать из сундука яшмовые подвески времен династии Хань, чтобы отдать внуку. Конечно, они уступали чудодейственной яшме Баоюя, но все же могли считаться редкостным украшением.
— Мне кажется, я никогда не видела эту вещь, — сказала Юаньян, передавая подвески матушке Цзя. — Какая у вас ясная память, почтенная госпожа! Вы помните, в каком сундуке что лежит! Даже не пришлось их искать — открыла сундук и сразу взяла! Но зачем они вам понадобились?
— Что ты знаешь об этих подвесках? — промолвила матушка Цзя. — Их оставил моему деду его отец, а так как дед меня очень любил, то и подарил их мне перед свадьбой и сказал: «Эта яшма — истинное сокровище, она времен династии Хань. Так что держи ее всегда при себе, чтобы меня не забывать». Но я тогда была чересчур молода, ничего не смыслила и положила подвески в сундук. А после переезда в этот дом совсем о них позабыла! Здесь украшений было хоть отбавляй. Так и пролежали они в сундуке более шестидесяти лет. Я их ни разу не надевала. Теперь же, видя почтение, с которым относится ко мне Баоюй, я захотела подарить эти подвески ему взамен утерянной яшмы, как их когда-то подарил мне мой дед.
После того как Баоюй справился о ее здоровье, матушка Цзя подозвала его к себе и, ласково улыбаясь, промолвила:
— Сейчас я тебе покажу одну вещицу!
Баоюй приблизился, и она протянула ему ханьскую яшму. Баоюй принял ее и внимательно осмотрел. Красноватого цвета яшма была прекрасно отшлифована и по форме напоминала дыню. Восхищенный Баоюй не мог удержаться от радостного возгласа.
— Нравится? — спросила матушка Цзя. — Это подарок моего деда. Дарю ее тебе!
Баоюй поблагодарил, взял яшму и хотел показать матери.
— Не надо, — остановила его матушка Цзя. — Мать расскажет отцу, а тот снова будет ворчать, что я люблю его меньше тебя. Я ведь никогда им не показывала этих подвесок.
Баоюй ушел. Следом за ним попрощалась с матушкой Цзя и Баочай.
Через два дня матушка Цзя заболела: не могла ни пить, ни есть, грудь сдавило, появилось головокружение, рябило в глазах, не проходил кашель.
Госпожа Син, госпожа Ван, Фэнцзе да и остальные то и дело приходили справляться о ее здоровье. Матушка Цзя бодрилась, и они не особенно беспокоились, только велели сообщить о ее болезни Цзя Чжэну. Навестив мать, Цзя Чжэн распорядился пригласить врача.
Врач исследовал пульс и прописал лекарство, заявив, что ничего опасного нет, просто застой пищи — что нередко бывает у пожилых — и небольшая простуда.
Цзя Чжэн просмотрел рецепт, там значились самые обычные снадобья, велел приготовить лекарство, а потом каждый раз приходил навещать матушку. Но прошло три дня, а улучшения не наступало.
Цзя Чжэн велел Цзя Ляню найти врача поопытнее.
— Отыщи во что бы то ни стало, — наказывал он, — пусть как следует осмотрит матушку. Сдается мне, что врачи, которые до сих пор приходили, никуда не годятся!
После некоторого раздумья Цзя Лянь ответил:
— Когда был болен брат Баоюй, я позвал врача, который лечит только безнадежных больных. Самое лучшее его пригласить.
— Лекарское искусство — вещь непростая, — согласился Цзя Чжэн, — бывает, что неизвестный врач обладает незаурядными талантами. Надо непременно того врача разыскать!
Цзя Лянь кивнул, вышел, но вскоре вернулся и сообщил:
— Доктора, о котором я говорил, зовут Лю, он уехал к своим ученикам, а в городе бывает всего раз в десять дней. Ждать его мы не можем, и я пригласил другого врача. Сейчас он приедет!
Цзя Чжэну не оставалось ничего иного, как ждать. Но об этом мы рассказывать не будем.
Итак, матушка Цзя захворала, и все обитательницы дома приходили каждый день ее навещать. Однажды, когда все собрались у постели матушки Цзя, пришла женщина, дежурившая у калитки в сад, и доложила:
— Пожаловала настоятельница Мяоюй из кумирни Бирюзовой решетки, хочет справиться о здоровье старой госпожи.
— Она так редко бывает у нас! — удивленно воскликнули все. — Непременно надо ее принять!
Фэнцзе подошла к кровати и сообщила матушке Цзя о приходе Мяоюй.
Син Сюянь, давнишняя подруга монахини, первой вышла ее встречать.
На голове Мяоюй была точно такая же шапочка, какую когда-то носила знаменитая монахиня Мяочан, ослепительно белая атласная кофточка, поверх — муслиновая безрукавка с синей атласной каймой, подвязанная желтым поясом, белая с черными узорами сатиновая юбка. В руках — мухогонка из лосинового хвоста и четки.
Син Сюянь подошла к монахине, справилась о здоровье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
От этих мыслей Баочай вся вспыхнула и, чтобы никто не заметил, поспешила во внутреннюю комнату, будто бы для того, чтобы заняться туалетом.
А сейчас вернемся к матушке Цзя. Два дня она веселилась, много ела и наутро почувствовала себя не совсем хорошо — ныло под ложечкой.
Однако Цзя Чжэну матушка Цзя не велела ничего говорить.
— Я переела, — сказала она. — Не надо поднимать шума, — поголодаю, и все пройдет!
Вернувшись вечером домой и увидев Баочай, которая ходила справляться о здоровье матушки Цзя и госпожи Ван, Баоюй вспомнил о том, что произошло утром, и покраснел. Это не ускользнуло от Баочай, и, зная, что Баоюй — натура увлекающаяся, Баочай решила: пусть поступает как ему хочется.
— Ты и сегодня собираешься спать в передней? — спросила она.
— Мне все равно, — отвечал Баоюй.
Баочай хотела еще что-то сказать, но вдруг смутилась и потупилась.
— Пустой разговор! — вмешалась Сижэнь. — Не верю, чтобы второму господину в передней спалось спокойно.
— Не беда, что второй господин спит в передней, — подхватила Уэр. — Хуже то, что он во сне разговаривает и невозможно понять, что ему нужно.
— Сегодня в передней спать буду я, — заявила Сижэнь. — Может, и я начну во сне разговаривать? А второму господину постелите в спальне!
Баочай ничего не сказала, а Баоюй так смутился, что у него и в мыслях не было возражать, и его постель перенесли в спальню.
Баоюй позволил это сделать потому, что чувствовал себя виноватым и хотел успокоить Баочай, а Баочай, со своей стороны, боялась, как бы Баоюй не заболел от тревожных дум, и решила, что лучше всего его приласкать. Словом, оба пошли на уступки.
Вечером Сижэнь приказала перенести свою постель в переднюю.
Баоюй давно хотел попросить у жены прощения, и Баочай не стала его отталкивать. Вот так впервые со дня своего замужества она познала благоуханное «чувство облака и дождя». Отныне «силы двойки и пятерки» слились воедино и застыли.
Но об этом речь пойдет ниже.
На следующее утро Баоюй и Баочай встали вместе, привели себя в порядок и пошли справиться о здоровье матушки Цзя.
Матушка Цзя любила Баоюя, в Баочай ей нравились покорность и послушание, поэтому она позвала Юаньян, велела достать из сундука яшмовые подвески времен династии Хань, чтобы отдать внуку. Конечно, они уступали чудодейственной яшме Баоюя, но все же могли считаться редкостным украшением.
— Мне кажется, я никогда не видела эту вещь, — сказала Юаньян, передавая подвески матушке Цзя. — Какая у вас ясная память, почтенная госпожа! Вы помните, в каком сундуке что лежит! Даже не пришлось их искать — открыла сундук и сразу взяла! Но зачем они вам понадобились?
— Что ты знаешь об этих подвесках? — промолвила матушка Цзя. — Их оставил моему деду его отец, а так как дед меня очень любил, то и подарил их мне перед свадьбой и сказал: «Эта яшма — истинное сокровище, она времен династии Хань. Так что держи ее всегда при себе, чтобы меня не забывать». Но я тогда была чересчур молода, ничего не смыслила и положила подвески в сундук. А после переезда в этот дом совсем о них позабыла! Здесь украшений было хоть отбавляй. Так и пролежали они в сундуке более шестидесяти лет. Я их ни разу не надевала. Теперь же, видя почтение, с которым относится ко мне Баоюй, я захотела подарить эти подвески ему взамен утерянной яшмы, как их когда-то подарил мне мой дед.
После того как Баоюй справился о ее здоровье, матушка Цзя подозвала его к себе и, ласково улыбаясь, промолвила:
— Сейчас я тебе покажу одну вещицу!
Баоюй приблизился, и она протянула ему ханьскую яшму. Баоюй принял ее и внимательно осмотрел. Красноватого цвета яшма была прекрасно отшлифована и по форме напоминала дыню. Восхищенный Баоюй не мог удержаться от радостного возгласа.
— Нравится? — спросила матушка Цзя. — Это подарок моего деда. Дарю ее тебе!
Баоюй поблагодарил, взял яшму и хотел показать матери.
— Не надо, — остановила его матушка Цзя. — Мать расскажет отцу, а тот снова будет ворчать, что я люблю его меньше тебя. Я ведь никогда им не показывала этих подвесок.
Баоюй ушел. Следом за ним попрощалась с матушкой Цзя и Баочай.
Через два дня матушка Цзя заболела: не могла ни пить, ни есть, грудь сдавило, появилось головокружение, рябило в глазах, не проходил кашель.
Госпожа Син, госпожа Ван, Фэнцзе да и остальные то и дело приходили справляться о ее здоровье. Матушка Цзя бодрилась, и они не особенно беспокоились, только велели сообщить о ее болезни Цзя Чжэну. Навестив мать, Цзя Чжэн распорядился пригласить врача.
Врач исследовал пульс и прописал лекарство, заявив, что ничего опасного нет, просто застой пищи — что нередко бывает у пожилых — и небольшая простуда.
Цзя Чжэн просмотрел рецепт, там значились самые обычные снадобья, велел приготовить лекарство, а потом каждый раз приходил навещать матушку. Но прошло три дня, а улучшения не наступало.
Цзя Чжэн велел Цзя Ляню найти врача поопытнее.
— Отыщи во что бы то ни стало, — наказывал он, — пусть как следует осмотрит матушку. Сдается мне, что врачи, которые до сих пор приходили, никуда не годятся!
После некоторого раздумья Цзя Лянь ответил:
— Когда был болен брат Баоюй, я позвал врача, который лечит только безнадежных больных. Самое лучшее его пригласить.
— Лекарское искусство — вещь непростая, — согласился Цзя Чжэн, — бывает, что неизвестный врач обладает незаурядными талантами. Надо непременно того врача разыскать!
Цзя Лянь кивнул, вышел, но вскоре вернулся и сообщил:
— Доктора, о котором я говорил, зовут Лю, он уехал к своим ученикам, а в городе бывает всего раз в десять дней. Ждать его мы не можем, и я пригласил другого врача. Сейчас он приедет!
Цзя Чжэну не оставалось ничего иного, как ждать. Но об этом мы рассказывать не будем.
Итак, матушка Цзя захворала, и все обитательницы дома приходили каждый день ее навещать. Однажды, когда все собрались у постели матушки Цзя, пришла женщина, дежурившая у калитки в сад, и доложила:
— Пожаловала настоятельница Мяоюй из кумирни Бирюзовой решетки, хочет справиться о здоровье старой госпожи.
— Она так редко бывает у нас! — удивленно воскликнули все. — Непременно надо ее принять!
Фэнцзе подошла к кровати и сообщила матушке Цзя о приходе Мяоюй.
Син Сюянь, давнишняя подруга монахини, первой вышла ее встречать.
На голове Мяоюй была точно такая же шапочка, какую когда-то носила знаменитая монахиня Мяочан, ослепительно белая атласная кофточка, поверх — муслиновая безрукавка с синей атласной каймой, подвязанная желтым поясом, белая с черными узорами сатиновая юбка. В руках — мухогонка из лосинового хвоста и четки.
Син Сюянь подошла к монахине, справилась о здоровье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167