— Вот моя яшма! Как я могу ее потерять! Да и спутать нельзя. Они разные. Забыл вам, бабушка, сказать, что третьего дня вечером, когда я лег спать и повесил яшму под пологом, она вдруг стала излучать свет и полог сделался красным!
— Не болтай глупости! — попеняла внуку матушка Цзя. — Края полога обшиты красной материей, вот он и стал красным от света лампы.
— Нет, — возразил Баоюй, — лампы уже не горели, было совсем темно, и я хорошо видел, что свет исходит от яшмы.
Госпожи Син и Ван не могли сдержать смеха.
— А по-моему, это счастливое предзнаменование, — заметила Фэнцзе.
— Какое еще предзнаменование? — спросил Баоюй.
— Рано тебе про это знать, — сказала матушка Цзя. — Ты весь день на ногах, так что иди отдыхать!
Баоюй постоял в нерешительности, попрощался и ушел.
Между тем матушка Цзя обратилась к невесткам:
— Вы часто бываете у тетушки Сюэ — о сватовстве сказали?
— Только сегодня. До этого никак не могли, Цяоцзе болела, и Фэнцзе никуда не ходила. Госпожа Сюэ обрадовалась, услышав о сватовстве, но сказала, что должна посоветоваться с сыном — ведь отца у Баочай нет.
— Само собой, — согласилась матушка Цзя. — Пока тетушка не посоветуется с сыном, не будем заводить речи об этом. А потом все подробно обсудим.
Баоюй между тем, придя домой, сказал Сижэнь:
— Бабушка и Фэнцзе вели только что какой-то странный разговор, одними намеками, и я ничего не понял.
— Да, иногда трудно бывает догадаться, — немного подумав, сказала Сижэнь. — А барышня Линь Дайюй там была?
— Как она могла быть, если болеет? — удивился Баоюй.
В это время в передней затеяли ссору Шэюэ и Цювэнь.
— Чего расшумелись? — крикнула им Сижэнь.
— Цювэнь проиграла мне в кости и не хочет отдавать деньги, — ответила Шэюэ. — Я ей сразу отдала, когда проиграла. Мало того, она еще и мои деньги отняла!
— Подумаешь, несколько медных монет! — засмеялся Баоюй. — Дурочки вы, стоит ли из-за этого шум поднимать?
Девушки поворчали и умолкли, а Сижэнь стала укладывать Баоюя спать.
Но об этом мы рассказывать не будем.
Надобно вам сказать, что Сижэнь сразу догадалась, о чем шла речь у матушки Цзя. Конечно же о женитьбе Баоюя. Но говорить об этом юноше не стала, боялась, как бы он не натворил глупостей. Но поскольку дело это и к ней имело касательство, ночью, лежа в постели, она подумала: «Надо пойти к Цзыцзюань, посмотреть что да как, и все станет ясно».
Утром, едва отправив Баоюя в школу, Сижэнь привела себя в порядок и не торопясь отправилась в павильон Реки Сяосян. Цзыцзюань как раз рвала цветы в садике.
— Пройди в комнату, посиди, сестра, — сказала она Сижэнь.
— Ладно, — отвечала та. — А долго ты будешь рвать цветы? Как твоя барышня?
— Барышня только что встала и ждет, когда согреется лекарство, — ответила Цзыцзюань.
Сижэнь вошла в дом, Цзыцзюань — следом за ней.
Увидев Дайюй с книгой в руках, Сижэнь улыбнулась.
— Неудивительно, что вы устаете, барышня, — только с постели, и сразу за книгу! Вот бы второму господину Баоюю ваше усердие!
Дайюй, смеясь, отложила книгу. Сюэянь на подносе подала ей две чашки — с лекарством и с водой, вторая служанка, стоя у девушки за спиной, держала наготове плевательницу и полоскательную чашку.
Сижэнь шла сюда что-либо выведать, но не знала, с чего начать разговор. К тому же Дайюй чересчур подозрительна, узнать от нее ничего не удастся, а расстроить очень просто. Поэтому Сижэнь еще немного поболтала и ушла.
У ворот двора Наслаждения пурпуром она увидела двух юношей и в нерешительности остановилась. Один из юношей, заметив Сижэнь, подбежал к ней. Это был Чуяо.
— Ты зачем пришел? — спросила Сижэнь.
— Меня прислал второй господин Цзя Юнь, — отвечал юноша. — Он принес второму господину Баоюю письмо, велел передать и ждать ответа.
— Неужели ты не знаешь, что господин Баоюй в школе? Как он может ответить?
— Я так и сказал господину Цзя Юню, но он надеется получить ответ от вас.
Не успела Сижэнь слово произнести, как к ней вразвалку подошел второй юноша. Сижэнь пригляделась и узнала Цзя Юня.
— Скажи второму господину, — обратилась она к Чуяо, — что ты передал мне его просьбу. Как только господин Баоюй вернется из школы, я вручу ему письмо!
А дело было в том, что Цзя Юню приглянулась Сижэнь, но действовать открыто он боялся и пошел на хитрость с письмом. Он было направился к Сижэнь, но, услышав ее последние слова, остановился в замешательстве. Сижэнь круто повернулась и скрылась за воротами. Цзя Юню ничего не оставалось, как вместе с Чуяо покинуть сад.
Когда Баоюй вернулся из школы, Сижэнь ему сказала:
— Приходил второй господин Цзя Юнь.
— Зачем?
— Не знаю, оставил записку.
— Дай сюда!
В это время в комнату вошла Шэюэ, взяла письмо и протянула Баоюю. Сверху было написано: «Почтительно вручаю дяде».
— Почему он перестал называть меня своим приемным отцом? — удивился Баоюй.
— О чем ты? — спросила Сижэнь.
— Однажды он подарил мне бегонию и признал своим отцом, — объяснил Баоюй. — А сейчас, видно, отказался от меня, раз называет дядей.
— Он такой же бесстыжий, как ты! — ответила Сижэнь. — Совсем взрослый — и вздумал звать тебя отцом? В самом деле, ты даже…
Она осеклась, покраснела и рассмеялась.
Баоюй догадался, что она имеет в виду, и улыбнулся:
— Трудно что-либо сказать, но, как гласит пословица: «У монаха нет родных сыновей, зато много почтительных детей»! Я согласился называть его своим сыном лишь потому, что он умен и внушает симпатию. А не желает считать меня отцом — я возражать не стану. — Он развернул записку.
— Этот Цзя Юнь дьявольски хитер, — сказала между тем Сижэнь, — то появляется, то прячется! Что-то недоброе у него на уме!
Баоюй, занятый письмом, пропустил слова Сижэнь мимо ушей. Сначала он нахмурился, потом усмехнулся, покачал головой, и на лице его отразилось недовольство. Как только Баоюй прочел, Сижэнь, наблюдавшая за ним, спросила, в чем дело.
Баоюй ничего не ответил и разорвал письмо на мелкие клочки.
Сижэнь не стала допытываться, только спросила, будет ли он сегодня учить уроки.
— Просто забавно! Этот мальчишка Цзя Юнь оказался настоящим наглецом! — заметил Баоюй.
Сижэнь повторила вопрос:
— Скажи, в конце концов, в чем дело?
— Нечего спрашивать! — ответил Баоюй. — Давай лучше поедим и ляжем спать. Что-то тревожно на душе.
Он велел девочке-служанке зажечь лампу и сжег обрывки письма.
Вскоре служанки накрыли на стол, и Баоюй с расстроенным видом сел ужинать. Он едва прикоснулся к еде, и то лишь благодаря уговорам Сижэнь, лег спать и заплакал. Сижэнь и Шэюэ гадали, что могло так его опечалить.
— Что с ним? — недоумевала Шэюэ. — Наверняка Цзя Юнь его расстроил! Как прочел Баоюй его дурацкое письмо, так словно умом тронулся — то плачет, то смеется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167