ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Почувствовав себя лучше, Фэнцзе подумала, что это старуха Лю помогла ей своим заговором, отпустила служанок, велела старухе сесть рядом и стала жаловаться, что на душе у нее тревожно и все время чудятся привидения.
— У нас в деревне в таких случаях молятся бодхисаттвам, — сказала старуха Лю.
— Помолись за меня, — попросила Фэнцзе. — Если нужно, я дам денег на жертвоприношения!
Она сняла с руки золотой браслет и протянула старухе.
— Не надо, не надо, госпожа! — запротестовала старуха. — В деревне, например, дают обет, а если человек поправится, тратят на жертвоприношения несколько сот медных монет, и все. Зачем такие дорогие вещи? Вот дам я обет, а вы, когда поправитесь, сами придете и устроите жертвоприношение!
Фэнцзе понимала, что старуха Лю говорит от чистого сердца, и не стала настаивать.
— Бабушка! — сказала она, убирая браслет. — Все мои надежды на тебя. Моя Цяоцзе тоже несчастна, и я отдаю ее на твое попечение.
— В таком случае не стану мешкать и пойду молиться, — заявила старуха. — Время раннее, и я думаю, что успею выйти из города до закрытия ворот. А поправитесь — приду просить вас оплатить обет, который я дам!
Напуганная привидениями, Фэнцзе горячо желала, чтобы старуха Лю поскорее выполнила обещанное.
— Если ты для меня постараешься и я спокойно усну, — говорила Фэнцзе, — то в долгу перед тобой не останусь. А твоя внучка пусть пока поживет у нас!
— Она девочка деревенская, — возразила бабушка Лю, — неотесанная! Лучше я уведу ее!
— Какая же ты мнительная! — с укором произнесла Фэнцзе. — Чего боишься — ведь мы родственники! И хоть обеднели, но прокормить человека можем!
Неподдельная искренность Фэнцзе тронула старуху Лю, и она с радостью согласилась, подумав, что несколько дней можно будет на Цинъэр не тратиться. Неизвестно только, захочет ли внучка остаться. Цяоцзе принялась упрашивать свою новую подружку погостить, и девочка охотно согласилась. Наставив внучку, старуха попрощалась с Пинъэр и поспешила домой.
А теперь расскажем о кумирне Бирюзовой решетки. Когда сад Роскошных зрелищ готовили к приезду гуйфэй, кумирня оказалась в его пределах, но денег на содержание монахинь семья Цзя не давала. Монахини заявили властям о похищении Мяоюй, а сами из кумирни не уходили, ожидали ответа властей, да и как уйти? Ведь кумирня являлась собственностью Мяоюй.
Во дворце Жунго похищению Мяоюй не придали никакого значения, даже не стали докладывать Цзя Чжэну, у того после похорон матушки Цзя хватало хлопот. Одна Сичунь, вспоминая о Мяоюй, ни днем ни ночью не знала покоя.
Слух о ее похищении дошел и до Баоюя.
— Сердце — не камень, — толковали люди, — вот Мяоюй и сбежала с любовником.
Баоюй расстроился.
«Мяоюй наверняка похитили, — думал он. — Но она скорее умрет, чем стерпит позор!»
Особенно тревожило Баоюя то обстоятельство, что Мяоюй исчезла бесследно. До сих пор о ней не было никаких вестей.
— Она называла себя «стоящей за порогом» мирской суеты! Как же могло случиться, что ее постигла такая злая судьба?! — вздыхал он.
«Весело и шумно бывало у нас в саду! — вспоминал Баоюй. — Но со временем никого не осталось. Одних сестер выдали замуж, другие умерли. А теперь вот Мяоюй исчезла. Но она чиста, и никакая грязь ее не коснется! Поистине печальна ее судьба. Еще печальней, чем у сестрицы Линь Дайюй».
Одна мысль влекла за собой другую, и Баоюй в конце концов вспомнил изречение Чжуан-цзы: «Небытие — беспредельно, жизнь — скоротечна, промчится как ветер, улетит словно облако!»
На глаза Баоюя навернулись слезы, и он стал громко плакать. Служанки подумали, что это приступ болезни, и принялись ласково его успокаивать.
Баочай не могла понять, что творится с Баоюем, пыталась его вразумить, но тщетно. Он был по-прежнему мрачен, и душа его пребывала в смятении.
После долгих расспросов Баочай наконец удалось выяснить, что всему виной похищение Мяоюй, и она попыталась отвлечь мужа от грустных мыслей.
— Цзя Лань хоть и не ходит в школу, — говорила она, — но с каким усердием занимается! А ведь он всего лишь правнук старой госпожи! Все надежды она возлагала на тебя, и отец твой дни и ночи о тебе беспокоится, а ты погубить себя хочешь! Стоит ли после этого заботиться о тебе?
Баоюй сразу не нашелся что возразить, долго думал и наконец сказал:
— Что мне за дело до того, кто чем занимается?! Невыносимо тяжело при мысли, что счастье нашего рода иссякло!
— Опять ты за свое! — воскликнула Баочай. — Отец с матерью только и мечтают, чтобы ты добился высокого положения и поддержал славу своих предков, а ты упорствуешь в своих заблуждениях! Ну что с тобой делать?
Баоюй, словно не слыша, облокотился о стол и погрузился в размышления. Оставив возле него Шэюэ, Баочай ушла спать.
Баоюй же снова погрузился в раздумья:
«Цзыцзюань давно у меня в услужении, но мы с ней еще ни разу не поговорили по душам. Когда я болел, она не отходила от меня. Я же оказался неблагодарным, и теперь на душе у меня невыносимо тяжело! Она строга, не то что Шэюэ или Цювэнь, не терпит свободного обращения. До сих пор я храню зеркальце, которое она мне дала! Почему же сейчас она так холодна со мной? Может быть, из-за Баочай? Но ведь Баочай дружила с сестрицей Линь и к Цзыцзюань относится по-доброму! Пока меня нет, Цзыцзюань разговаривает с Баочай и шутит, но стоит мне появиться, сразу уходит. Наверняка не может простить, что сестрица Линь умерла, а я женился! Ах, Цзыцзюань, Цзыцзюань! Знала бы ты, как я страдаю! Пока все спят, надо пойти обо всем ее расспросить. Если обидел, попросить прощения…»
Решив так, Баоюй потихоньку вышел из дома и отправился к Цзыцзюань.
Девушка жила в западном флигеле. Подкравшись к окну, Баоюй заметил в комнате свет. Он языком продавил оконную бумагу и заглянул внутрь. Цзыцзюань сидела возле свечи, облокотившись о стол, погруженная в размышления.
— Сестра, — тихо позвал Баоюй, — ты не спишь?
Цзыцзюань вздрогнула, огляделась, спросила испуганно:
— Кто это?
— Я, — отозвался Баоюй.
— Второй господин? — удивилась девушка.
— Да, я, — ответил Баоюй.
— Зачем вы пришли?
— Поговорить с тобой! Впусти меня!
— Время позднее, идите отдыхать, — немного подумав, ответила Цзыцзюань. — Завтра скажете, что хотели!
Баоюй не знал, как поступить. Откроет Цзыцзюань или не откроет? Гордость не позволяла Баоюю уйти, и он стоял в нерешительности.
— Я хочу задать тебе только один вопрос, — произнес наконец Баоюй.
— Ладно, говорите, — отозвалась Цзыцзюань.
Но Баоюй молчал, не зная, с чего начать.
Цзыцзюань, зная странности Баоюя, испугалась. Уж не обидела ли она его? Как бы не начался приступ болезни. Девушка прислушалась и подала голос:
— Вы все еще стоите здесь, как дурачок? Хотели что-то сказать, а сами молчите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167