Истреблять танки на Восточном фронте! И Зепп записался! Феттер, свесившись с койки, усердно скреб под рубахой грудь.
— Фюрер сказал: кто средствами ближнего боя уничтожит шесть танков, получит Рыцарский крест.
— Что-о? — воскликнул Феттер. — За шесть танков… Рыцарский крест? Ну, тогда и я, господин лейтенант. Да и вообще — о чем говорить!
Гильберт, Зепп, Христиан… а я?
Вольцов, взглянув вверх, на койку Хольта, спросил:
— А ты, Вернер?
— Господин лейтенант, — сказал Хольт и не узнал собственного голоса, — меня запишите!
Но больше уже никто не вызвался. Лейтенант сказал:
— Вы четверо… Так я и думал. Благодарю, камрады! Завтра можете отсыпаться, сколько хотите. В двенадцать явитесь в канцелярию, возьмете бегунки. Спокойной ночи!
Хольт спрыгнул на пол. Ревецкий стоял посреди комнаты и орал:
— А остальные в кусты? Да? Вы что, захотели жить вечно?
Хольт рылся в шкафчике, пытаясь найти листок писчей бумаги. А Ревецкий все кричал:
— Вы еще раскаетесь! Подбить танк — миг, а каяться — года! Завтра с утра начну выколачивать из вас проклятый инстинкт самосохранения, рахитики несчастные! — Дверь с грохотом захлопнулась за ним.
Хольт сидел и писал. Кто-то крикнул:
— Гаси свет! Нам через три часа вставать!
Вольцов — он набрасывал список для вещевого склада — рявкнул:
— Заткнись, молокосос!
— Правильно! — подтвердил штабс-ефрейтор Киндхен, лежа в постели, и добавил: — Так его! Не будь у меня, к сожалению, анкилоз коленного сустава, босиком бы с вами пошел!
Хольт писал: «Дорогая Гундель, завтра я отправляюсь на Восточный фронт истреблять танки. Я записался добровольцем, сам не знаю почему».
Он задумался. Хотел было написать: я это делаю ради тебя.
Ради Гундель?
И тут он услышал свой собственный голос, а затем голос адвоката Гомулки: «Ждать? Но чего же?..» — «Что сказочный принц скоро освободит нашу заколдованную малютку…»
Хольт уставился на белый листок. Ложь, думал он, все ложь!
8
На бегунке значилось: Лазарет. Вещевой склад. Оружейный склад. Инструктор по стрельбе. Каптенармус. Старшина роты и т. д.
В лазарете врач-капитан наскоро осмотрел их.
— Вполне здоровы, — резюмировал он. — Истребление танков — лучшее средство от рака в старости.
На вещевом складе всегда можно было узнать батальонные сплетни. Здесь они услышали, что ночью уже отправлено несколько команд. Унтер-офицер принес все, что потребовал от него Вольцов.
— Так цацкаются только с безнадежно больными, — заметил Хольт, забирая в охапку теплое белье, свитер, комплект полевого обмундирования с короткими двубортными френчами, башмаки, гетры, рукавицы. Списку Вольцова, казалось, не будет конца, там значились подшлемники, ватники, белые маскхалаты с капюшонами. Начальник склада запротестовал: это не положено!
— Не положено? А русские танки действуют только как положено, а? — обрезал его Вольцов.
Начальник оружейного склада сослался на полученное указание — каждому по автомату. Но Вольцов не взял новое оружие и, обращаясь к унтер-офицеру на «ты», сказал:
— Не знаешь разве, что на фронте не найти укороченных патронов? Давай автомат образца сорок второго года!
Феттер пытался выклянчить парабеллум. Вольцов, прихватив еще ракетницу, пошел к дверям. Его остановил крик начальника оружейной.
— Господа забыли пулемет. Быть может, прикажете доставить его прямо в номер?
— Я им и так уж плечо намял! — огрызнулся Хольт. На складе боеприпасов в подвале Киндхен, выстроив перед ними целую башню из коробок с патронами, изощрялся в похвалах:
— Товар высшего качества! Отличный товар! Двадцать лент — первый сорт, господа! Каждый третий патрон — трассирующий!
— Товар первый сорт… Ну и скажет же! — возмутился Феттер.
Киндхен покраснел, его огромные уши так и пылали.
— Кто же это понесет! — сказал Хольт.
— Еще шесть автоматных магазинов и ручные гранаты! — не унимался Киндхен. И крикнул им вслед: — А фаустпатроны? На каждого по ящику. Я велю их погрузить прямо на машину. Первоклассное обслуживание покупателей!
У каптенармуса Феттер играл первую скрипку.
— Выкладывайте-ка самое лучшее, господин фельдфебель: шоколад «Кола» и пакетики с надписью «Для танкистов в бою». Вольцов врал напропалую:
— Сам майор сказал: для моих добровольцев я ничего не пожалею!
Чертыхаясь, фельдфебель спустился в подвал.
— Ребята, жрите, пока война. Настанет мир — все с голоду подохнем! — разглагольствовал Феттер в спальне, перебирая плитки шоколада и пачки сигарет. Вольцов заряжал ручные гранаты. Рядом Хольт читал номер «Фелькишер беобахтер», в нем им выдали ком масла на всех. Шапка гласила: «О боях на Восточном фронте». С затаенным, каким-то сосущим чувством страха Хольт пытался заставить себя поверить тому, что там написано. Стало быть, русские никуда не годные солдаты. А я молод, силен, прошел хорошую выучку. Кому же, как не нам, молодым, с ними справиться!
Кто-то пинком распахнул дверь в спальню. Это был фельдфебель Бургкерт в черном мундире, при всех орденах. Лицо серое, опухшее, на лбу капельки пота. «Вы со мной?» — осведомился он сиплым голосом. Сел за стол и принялся играть вольцовским пистолетом. Руки у него дрожали, он весь покрылся испариной.
— Только что был на чердаке у радистов, — хрипло объявил он. — Всю ночь принимали крики о помощи. Фронта больше нет. Один сплошной котел. Наша одиннадцатая танковая входит в корпус Неринга, попавший в окружение под Калишем.
— Да, знаю! — равнодушно заметил Вольцов. — Какая-то боевая группа недавно передавала S0S! Все они там скисли — нервы не выдержали!
В спальню вошел маленький коренастый человек и внимательно оглядел всех.
— Ефрейтор Хорбек, — представился он и сел. Хольт узнал его. Это был тот самый ефрейтор, который стоял в рождественский вечер в дверях гаража — единственный трезвый среди пьяного сборища. Хольт заметил, что ефрейтор удивленно кивнул Гомулке, затем остановил пристальный и даже, как показалось Хольту, настороженный взгляд серых глаз на Вольцове и Феттере; впрочем, затаенная настороженность тут же сменилась равнодушием.
— Я водитель, — сказал ефрейтор. И, по всей видимости, в прекрасном расположении духа, он спросил: — Ну как, готова плавка?
— Что-что? — удивился Феттер.
— Я спрашиваю, вы готовы?
Вольцов продергивал новую сверкающую орденскую ленточку в петлицу френча. Хольт и Феттер прикрепили значки зенитчиков. Сидевший тут же бледный и молчаливый Гомулка безразлично бросил:
— А я свой потерял!
— На вас выпишут отдельное командировочное предписание, — пробасил Бургкерт.
Они отправились в канцелярию. Там лейтенант Венерт рассуждал о подвигах. Глаза его сверкали голубизной. «Нам нужны подвиги!.. С богом, камрады!» — закончил он.
На плацу уже стоял автомобиль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
— Фюрер сказал: кто средствами ближнего боя уничтожит шесть танков, получит Рыцарский крест.
— Что-о? — воскликнул Феттер. — За шесть танков… Рыцарский крест? Ну, тогда и я, господин лейтенант. Да и вообще — о чем говорить!
Гильберт, Зепп, Христиан… а я?
Вольцов, взглянув вверх, на койку Хольта, спросил:
— А ты, Вернер?
— Господин лейтенант, — сказал Хольт и не узнал собственного голоса, — меня запишите!
Но больше уже никто не вызвался. Лейтенант сказал:
— Вы четверо… Так я и думал. Благодарю, камрады! Завтра можете отсыпаться, сколько хотите. В двенадцать явитесь в канцелярию, возьмете бегунки. Спокойной ночи!
Хольт спрыгнул на пол. Ревецкий стоял посреди комнаты и орал:
— А остальные в кусты? Да? Вы что, захотели жить вечно?
Хольт рылся в шкафчике, пытаясь найти листок писчей бумаги. А Ревецкий все кричал:
— Вы еще раскаетесь! Подбить танк — миг, а каяться — года! Завтра с утра начну выколачивать из вас проклятый инстинкт самосохранения, рахитики несчастные! — Дверь с грохотом захлопнулась за ним.
Хольт сидел и писал. Кто-то крикнул:
— Гаси свет! Нам через три часа вставать!
Вольцов — он набрасывал список для вещевого склада — рявкнул:
— Заткнись, молокосос!
— Правильно! — подтвердил штабс-ефрейтор Киндхен, лежа в постели, и добавил: — Так его! Не будь у меня, к сожалению, анкилоз коленного сустава, босиком бы с вами пошел!
Хольт писал: «Дорогая Гундель, завтра я отправляюсь на Восточный фронт истреблять танки. Я записался добровольцем, сам не знаю почему».
Он задумался. Хотел было написать: я это делаю ради тебя.
Ради Гундель?
И тут он услышал свой собственный голос, а затем голос адвоката Гомулки: «Ждать? Но чего же?..» — «Что сказочный принц скоро освободит нашу заколдованную малютку…»
Хольт уставился на белый листок. Ложь, думал он, все ложь!
8
На бегунке значилось: Лазарет. Вещевой склад. Оружейный склад. Инструктор по стрельбе. Каптенармус. Старшина роты и т. д.
В лазарете врач-капитан наскоро осмотрел их.
— Вполне здоровы, — резюмировал он. — Истребление танков — лучшее средство от рака в старости.
На вещевом складе всегда можно было узнать батальонные сплетни. Здесь они услышали, что ночью уже отправлено несколько команд. Унтер-офицер принес все, что потребовал от него Вольцов.
— Так цацкаются только с безнадежно больными, — заметил Хольт, забирая в охапку теплое белье, свитер, комплект полевого обмундирования с короткими двубортными френчами, башмаки, гетры, рукавицы. Списку Вольцова, казалось, не будет конца, там значились подшлемники, ватники, белые маскхалаты с капюшонами. Начальник склада запротестовал: это не положено!
— Не положено? А русские танки действуют только как положено, а? — обрезал его Вольцов.
Начальник оружейного склада сослался на полученное указание — каждому по автомату. Но Вольцов не взял новое оружие и, обращаясь к унтер-офицеру на «ты», сказал:
— Не знаешь разве, что на фронте не найти укороченных патронов? Давай автомат образца сорок второго года!
Феттер пытался выклянчить парабеллум. Вольцов, прихватив еще ракетницу, пошел к дверям. Его остановил крик начальника оружейной.
— Господа забыли пулемет. Быть может, прикажете доставить его прямо в номер?
— Я им и так уж плечо намял! — огрызнулся Хольт. На складе боеприпасов в подвале Киндхен, выстроив перед ними целую башню из коробок с патронами, изощрялся в похвалах:
— Товар высшего качества! Отличный товар! Двадцать лент — первый сорт, господа! Каждый третий патрон — трассирующий!
— Товар первый сорт… Ну и скажет же! — возмутился Феттер.
Киндхен покраснел, его огромные уши так и пылали.
— Кто же это понесет! — сказал Хольт.
— Еще шесть автоматных магазинов и ручные гранаты! — не унимался Киндхен. И крикнул им вслед: — А фаустпатроны? На каждого по ящику. Я велю их погрузить прямо на машину. Первоклассное обслуживание покупателей!
У каптенармуса Феттер играл первую скрипку.
— Выкладывайте-ка самое лучшее, господин фельдфебель: шоколад «Кола» и пакетики с надписью «Для танкистов в бою». Вольцов врал напропалую:
— Сам майор сказал: для моих добровольцев я ничего не пожалею!
Чертыхаясь, фельдфебель спустился в подвал.
— Ребята, жрите, пока война. Настанет мир — все с голоду подохнем! — разглагольствовал Феттер в спальне, перебирая плитки шоколада и пачки сигарет. Вольцов заряжал ручные гранаты. Рядом Хольт читал номер «Фелькишер беобахтер», в нем им выдали ком масла на всех. Шапка гласила: «О боях на Восточном фронте». С затаенным, каким-то сосущим чувством страха Хольт пытался заставить себя поверить тому, что там написано. Стало быть, русские никуда не годные солдаты. А я молод, силен, прошел хорошую выучку. Кому же, как не нам, молодым, с ними справиться!
Кто-то пинком распахнул дверь в спальню. Это был фельдфебель Бургкерт в черном мундире, при всех орденах. Лицо серое, опухшее, на лбу капельки пота. «Вы со мной?» — осведомился он сиплым голосом. Сел за стол и принялся играть вольцовским пистолетом. Руки у него дрожали, он весь покрылся испариной.
— Только что был на чердаке у радистов, — хрипло объявил он. — Всю ночь принимали крики о помощи. Фронта больше нет. Один сплошной котел. Наша одиннадцатая танковая входит в корпус Неринга, попавший в окружение под Калишем.
— Да, знаю! — равнодушно заметил Вольцов. — Какая-то боевая группа недавно передавала S0S! Все они там скисли — нервы не выдержали!
В спальню вошел маленький коренастый человек и внимательно оглядел всех.
— Ефрейтор Хорбек, — представился он и сел. Хольт узнал его. Это был тот самый ефрейтор, который стоял в рождественский вечер в дверях гаража — единственный трезвый среди пьяного сборища. Хольт заметил, что ефрейтор удивленно кивнул Гомулке, затем остановил пристальный и даже, как показалось Хольту, настороженный взгляд серых глаз на Вольцове и Феттере; впрочем, затаенная настороженность тут же сменилась равнодушием.
— Я водитель, — сказал ефрейтор. И, по всей видимости, в прекрасном расположении духа, он спросил: — Ну как, готова плавка?
— Что-что? — удивился Феттер.
— Я спрашиваю, вы готовы?
Вольцов продергивал новую сверкающую орденскую ленточку в петлицу френча. Хольт и Феттер прикрепили значки зенитчиков. Сидевший тут же бледный и молчаливый Гомулка безразлично бросил:
— А я свой потерял!
— На вас выпишут отдельное командировочное предписание, — пробасил Бургкерт.
Они отправились в канцелярию. Там лейтенант Венерт рассуждал о подвигах. Глаза его сверкали голубизной. «Нам нужны подвиги!.. С богом, камрады!» — закончил он.
На плацу уже стоял автомобиль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153