Как он ни обессилел, слова Бургкерта вывели его из апатии.
А мы? — подумал он.
Мы терпим поражение. Мы хорошо обучены, превосходно вооружены, у Бургкерта боевого опыта на десятерых хватит, и деремся мы отчаянно. Но нас бьют, опрокидывают, гонят. Почему? Я словно в параличе каком-то. А не сознание ли это… неправоты? Не оттого ли, что мы знаем: все ложь!
А они?
Поставь себя на их место, сказал мне когда-то Гомулка. Поставь себя на место человека, у которого эсэсовцы перебили всю семью… К тому же начали ведь не они!.. Хольт сидел на снегу, вытянув коченеющие ноги, и мучительно думал. Наши избалованные победами войска напали на них. Мы дошли до Волги, прорвались на Кавказ — ни один из нас и ломаного гроша не дал бы за всю их армию. А они поднялись, и разбили нас, и продолжают бить, преследуют по пятам, они гонят нас, гонят уже три тысячи километров, и сил у них все прибавляется. И вот они перешли Одер!
Среди них нет никого, кто думал бы, как я: все жертвы напрасны. Кто бы втайне сознавал: не должно быть, чтобы такое побеждало! Кто бы сам себе признался: все ложь.
Может быть, оттого русские и непобедимы.
Они сидели друг подле друга и молчали.
Они двинулись дальше. Наконец-то большое село. Опять заградительный отряд. Эсэсовцы. Ротенфюрер набрасывается на них:
— Почему оставили позиции?
— Позиций и в помине нет, парень. Есть только русские — молодец к молодцу. Погоди, скоро они и сюда доберутся! — И Бургкерт отодвинул ротенфюрера в сторону.
Голос Феттера:
— Из Франции, значит, прикатили, ну и ну!
Какой-то капитан, дрожа от нервного возбуждения, кричал:
— Одиннадцатая танковая? Нет здесь никаких танков, танки в Бреславле, но нет экипажей! Нечего вам здесь околачиваться! Получайте направление в Штрелен!
Дребезжащий грузовичок, подпрыгивая на ухабах, катил по снегу на запад. Навстречу попадались войска, сводные роты, батарея минометов, ПТО, несколько самоходных лафетов, обозы. Где-то за спиной грохотала тяжелая артиллерия.
В Штрелене их попытались сунуть в сводную роту и снова послать вперед.
— Увиливаете? Давай обратно на фронт!
Бургкерт врал напропалую. Все они, мол, радисты, прошедшие специальную подготовку. Их место в крепости Бреславль! Командование армии!
И вот у них в руках предписание отправиться в Бреславль.
В Штрелене скапливались штабы, войска, обозы, роты трудовой повинности, команды военнопленных — людской поток все прибывал и прибывал. Когда канонада на востоке усилилась, началась паника. Каждые полчаса полевая жандармерия прочесывала рестораны.
В каком-то кафе Хольт в изнеможении рухнул на стул. Машина только вечером должна была отправиться в Бреславль. В зале было тепло и душно. Вольцов выругал поданное им горячее пойло. Бургкерт выплеснул лимонад под стол и налил себе водки нз запасов, которые в целости и сохранности вынес из боя. Он быстро осушил бутылку и тут же уснул.
— Недурно бы попасть в один экипаж с Бургкертом, — заговорил Вольцов, — при условии, что у него будет вдоволь спиртного. Он только и жив, когда пьян. — Вольцов остановил спешившего мимо штатского и выхватил у него газету. Развернул: — Сегодняшняя! Сообщение из ставки фюрера… »Неоднократные попытки врага переправиться через Одер между Козелем и Бреславлем были отбиты…»
Ничего себе, отбиты, — подумал Хольт. Вольцов закурил.
— Вернер, слушай! «Что решит борьбу на Востоке?»
— Должно быть, про новое оружие! — вставил Феттер. Вольцов читал вслух. Феттер, разинув рот, слушал.
— «…видит свой долг в том, чтобы, не щадя себя, кропотливо и методично выводить из строя танк за танком, пехотинца за пехотинцем…»
…Выводить из строя? Мы это видели только вчера: Зепп и ефрейтор… противотанковое заграждение… »Великий тактик» Вольцов… лучше не думать об этом!
— Здесь говорится, будто русские ввели в бой последние резервы, и если нам удастся… — Вольцов прочел вслух: «…эти резервы разбить, они будут обезоружены и вернут все, что захватили».
— Обезоружены! — подхватил Феттер. — Ишь ты! Да что он нас за дураков считает?
— А что, собственно, получилось у нас вчера с противотанковым заграждением? — спросил Хольт.
— Я думал, эффект неожиданности будет так велик, — с раздражением ответил Вольцов, — что они растеряются.
— Да брось ты, парень! — загудел вдруг бас обер-фельдфебеля. Бургкерт жмурился спросонок, веки у него набухли. — Неужели ты думаешь, они не знают твоего фокуса с заграждением? И этот и другие фокусы знают наперечет. Уж на что я бывалый танкист, но они ничуть не глупее! — Он наполнил свою алюминиевую кружку водкой. — Вся эта ставка на фаустпатрон — одно горе! «Лучшему солдату — лучшее оружие…» — Он осушил кружку до дна и откинулся на спинку стула. — Ну и надули же нас! — Глаза у него совсем слипались.
Вольцов подмигнул. Обер-фельдфебель, захмелев, бормотал:
— Нас было трое братьев… на шести моргенах… Песок, как и всюду в Померании. Одной картошкой и спасались… А потом в имении батрачили — нам натурой платили… Барон был военный, майор… Как-то он на кабанов охотился. У него охотничьи дрожки четверней запряжены… Лошади возьми да и понеси. Я их схватил за недоуздок и остановил. — Язык у Бургкерта еле ворочался. — Барон и говорит: «Как звать? Здешний?» Я говорю: «Сосед… Трое братьев, шесть моргенов». Народ без жизненного пространства. Майор мне: «А ты добудь себе земли. На Востоке ее сколько хочешь!» — Голова обер-фельдфебеля опустилась на грудь. — У меня это и засело в башке; Все думал: пойдешь в солдаты, будет у тебя свое хозяйство… — И вдруг хлопнул кружкой по столу: — Наливай, новобранец!
Вольцов ухмыльнулся и снова налил кружку до краев. Бургкерт пил зажмурившись. Водка стекала по подбородку, шее, на мундир. С трудом поднял руку, он провел ею по губам и уронил.
— Вот и все… только ради этого и дрался, чтобы свое хозяйство Заиметь…
— Наклюкался! Пьян в стельку! — сказал Вольцов.
— Вот уж кто попался на приманку насчёт «земли на Востоке»! — заметил Феттер. — Ему теперь и кажется, что его облапошили!
Здоровенный обер-фельдфебель, тяжело навалившись на стол, храпел с открытым ртом. Этот уж никогда больше не будет шагать за плугом, ни сеять, ни жать, думал Хольт. Он способен лишь напиваться да лезть на рожон. Разве это жизнь?
Конченый он человек. И все мы тем же кончим: пьяные, пропащие, обманутые.
Смертельно усталый, он думал: хоть бы уж скорее все было позади!
Хольт так и уснул на стуле. Очнулся он лишь под вечер. Смеркалось. Столики кругом опустели. За стойкой никто уже не ополаскивал стаканы. Все удрали. Проснулись и Вольцов с обер-фельдфебелем. Бургкерт отправил Феттера в город.
— Погляди, куда грузовичок девался!
Они закусили.
— Здесь в старину стоял гарнизон гусар, — рассказывал Вольцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
А мы? — подумал он.
Мы терпим поражение. Мы хорошо обучены, превосходно вооружены, у Бургкерта боевого опыта на десятерых хватит, и деремся мы отчаянно. Но нас бьют, опрокидывают, гонят. Почему? Я словно в параличе каком-то. А не сознание ли это… неправоты? Не оттого ли, что мы знаем: все ложь!
А они?
Поставь себя на их место, сказал мне когда-то Гомулка. Поставь себя на место человека, у которого эсэсовцы перебили всю семью… К тому же начали ведь не они!.. Хольт сидел на снегу, вытянув коченеющие ноги, и мучительно думал. Наши избалованные победами войска напали на них. Мы дошли до Волги, прорвались на Кавказ — ни один из нас и ломаного гроша не дал бы за всю их армию. А они поднялись, и разбили нас, и продолжают бить, преследуют по пятам, они гонят нас, гонят уже три тысячи километров, и сил у них все прибавляется. И вот они перешли Одер!
Среди них нет никого, кто думал бы, как я: все жертвы напрасны. Кто бы втайне сознавал: не должно быть, чтобы такое побеждало! Кто бы сам себе признался: все ложь.
Может быть, оттого русские и непобедимы.
Они сидели друг подле друга и молчали.
Они двинулись дальше. Наконец-то большое село. Опять заградительный отряд. Эсэсовцы. Ротенфюрер набрасывается на них:
— Почему оставили позиции?
— Позиций и в помине нет, парень. Есть только русские — молодец к молодцу. Погоди, скоро они и сюда доберутся! — И Бургкерт отодвинул ротенфюрера в сторону.
Голос Феттера:
— Из Франции, значит, прикатили, ну и ну!
Какой-то капитан, дрожа от нервного возбуждения, кричал:
— Одиннадцатая танковая? Нет здесь никаких танков, танки в Бреславле, но нет экипажей! Нечего вам здесь околачиваться! Получайте направление в Штрелен!
Дребезжащий грузовичок, подпрыгивая на ухабах, катил по снегу на запад. Навстречу попадались войска, сводные роты, батарея минометов, ПТО, несколько самоходных лафетов, обозы. Где-то за спиной грохотала тяжелая артиллерия.
В Штрелене их попытались сунуть в сводную роту и снова послать вперед.
— Увиливаете? Давай обратно на фронт!
Бургкерт врал напропалую. Все они, мол, радисты, прошедшие специальную подготовку. Их место в крепости Бреславль! Командование армии!
И вот у них в руках предписание отправиться в Бреславль.
В Штрелене скапливались штабы, войска, обозы, роты трудовой повинности, команды военнопленных — людской поток все прибывал и прибывал. Когда канонада на востоке усилилась, началась паника. Каждые полчаса полевая жандармерия прочесывала рестораны.
В каком-то кафе Хольт в изнеможении рухнул на стул. Машина только вечером должна была отправиться в Бреславль. В зале было тепло и душно. Вольцов выругал поданное им горячее пойло. Бургкерт выплеснул лимонад под стол и налил себе водки нз запасов, которые в целости и сохранности вынес из боя. Он быстро осушил бутылку и тут же уснул.
— Недурно бы попасть в один экипаж с Бургкертом, — заговорил Вольцов, — при условии, что у него будет вдоволь спиртного. Он только и жив, когда пьян. — Вольцов остановил спешившего мимо штатского и выхватил у него газету. Развернул: — Сегодняшняя! Сообщение из ставки фюрера… »Неоднократные попытки врага переправиться через Одер между Козелем и Бреславлем были отбиты…»
Ничего себе, отбиты, — подумал Хольт. Вольцов закурил.
— Вернер, слушай! «Что решит борьбу на Востоке?»
— Должно быть, про новое оружие! — вставил Феттер. Вольцов читал вслух. Феттер, разинув рот, слушал.
— «…видит свой долг в том, чтобы, не щадя себя, кропотливо и методично выводить из строя танк за танком, пехотинца за пехотинцем…»
…Выводить из строя? Мы это видели только вчера: Зепп и ефрейтор… противотанковое заграждение… »Великий тактик» Вольцов… лучше не думать об этом!
— Здесь говорится, будто русские ввели в бой последние резервы, и если нам удастся… — Вольцов прочел вслух: «…эти резервы разбить, они будут обезоружены и вернут все, что захватили».
— Обезоружены! — подхватил Феттер. — Ишь ты! Да что он нас за дураков считает?
— А что, собственно, получилось у нас вчера с противотанковым заграждением? — спросил Хольт.
— Я думал, эффект неожиданности будет так велик, — с раздражением ответил Вольцов, — что они растеряются.
— Да брось ты, парень! — загудел вдруг бас обер-фельдфебеля. Бургкерт жмурился спросонок, веки у него набухли. — Неужели ты думаешь, они не знают твоего фокуса с заграждением? И этот и другие фокусы знают наперечет. Уж на что я бывалый танкист, но они ничуть не глупее! — Он наполнил свою алюминиевую кружку водкой. — Вся эта ставка на фаустпатрон — одно горе! «Лучшему солдату — лучшее оружие…» — Он осушил кружку до дна и откинулся на спинку стула. — Ну и надули же нас! — Глаза у него совсем слипались.
Вольцов подмигнул. Обер-фельдфебель, захмелев, бормотал:
— Нас было трое братьев… на шести моргенах… Песок, как и всюду в Померании. Одной картошкой и спасались… А потом в имении батрачили — нам натурой платили… Барон был военный, майор… Как-то он на кабанов охотился. У него охотничьи дрожки четверней запряжены… Лошади возьми да и понеси. Я их схватил за недоуздок и остановил. — Язык у Бургкерта еле ворочался. — Барон и говорит: «Как звать? Здешний?» Я говорю: «Сосед… Трое братьев, шесть моргенов». Народ без жизненного пространства. Майор мне: «А ты добудь себе земли. На Востоке ее сколько хочешь!» — Голова обер-фельдфебеля опустилась на грудь. — У меня это и засело в башке; Все думал: пойдешь в солдаты, будет у тебя свое хозяйство… — И вдруг хлопнул кружкой по столу: — Наливай, новобранец!
Вольцов ухмыльнулся и снова налил кружку до краев. Бургкерт пил зажмурившись. Водка стекала по подбородку, шее, на мундир. С трудом поднял руку, он провел ею по губам и уронил.
— Вот и все… только ради этого и дрался, чтобы свое хозяйство Заиметь…
— Наклюкался! Пьян в стельку! — сказал Вольцов.
— Вот уж кто попался на приманку насчёт «земли на Востоке»! — заметил Феттер. — Ему теперь и кажется, что его облапошили!
Здоровенный обер-фельдфебель, тяжело навалившись на стол, храпел с открытым ртом. Этот уж никогда больше не будет шагать за плугом, ни сеять, ни жать, думал Хольт. Он способен лишь напиваться да лезть на рожон. Разве это жизнь?
Конченый он человек. И все мы тем же кончим: пьяные, пропащие, обманутые.
Смертельно усталый, он думал: хоть бы уж скорее все было позади!
Хольт так и уснул на стуле. Очнулся он лишь под вечер. Смеркалось. Столики кругом опустели. За стойкой никто уже не ополаскивал стаканы. Все удрали. Проснулись и Вольцов с обер-фельдфебелем. Бургкерт отправил Феттера в город.
— Погляди, куда грузовичок девался!
Они закусили.
— Здесь в старину стоял гарнизон гусар, — рассказывал Вольцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153