— Вороны тоже съедобны, если их сварить в супе. Мы с Земцким нынче вечером отправимся в поле, накопаем два рюкзака картошки. Кроме того, я пошатаюсь по деревням, посмотрю, как и что. — Одеваясь, он отдавал все новые распоряжения. — Надо набрать грибов и насушить их. Внизу за ущельем вот-вот поспеет черника. Христиан, возьми себе на заметку. — Феттер именовал Вольцова «шефом» и рабски ему повиновался. — А кроме того, — продолжал Вольцов, — мы же собирались удить рыбу.
— Это опасно, — предостерег Гомулка. — На реке нас могут увидеть.
— Ну, на ночь-то можно поставить удочки, — предложил Хольт, подумывавший об условленной встрече с Визе. — Поручите это мне. Реку я беру на себя.
Феттер снова заскулил, что у него нет маргарина.
— Попробуй приготовить что-нибудь без маргарина!.. Вот если бы раздобыть свинью! — добавил он мечтательно.
Все уселись хлебать грибной суп. Земцкому Феттер отнес его порцию в кастрюльке. Хольт и Гомулка стали снаряжаться на свою первую охоту.
— У вас вид робинзонов, — ухмыльнулся Вольцов. — С таким оружием только на мамонтов ходить. Ни пуха ни пера! — крикнул он им вдогонку.
Охотники спустились по крутой, еще не утоптанной тропке п, пройдя ущелье, выбрались на широкую долину. Держа ружья под мышкой, они двинулись в восточном направлении дремучим лесом, с трудом продираясь через цепкие кустарники и густой подлесок. В кустах раздался пронзительный предостерегающий крик сойки. Хольт вскинул винтовку.
— Как по-твоему, соек едят? — спросил он шепотом.
— Едят, но лучше не стрелять, еще спугнешь что-нибудь посущественнее.
— Ее крик все равно разгонит всю дичь. В лесу это как полицейский свисток.
Сойка опустилась на ветви дуба, ее пестрое оперение светилось сквозь листву. Глубокий выдох, предварительный спуск курка, взять прицел. Выстрел. Птица упала наземь в облаке взлетевших перьев. Хольт перезарядил. Первая добыча! Хольт сунул сойку в рюкзак, и они побрели дальше.
К вечеру вышли на широкую прогалину. Здесь протекал прозрачный ручей. Они расположились на отдых у лесной опушки. Дул прохладный ветерок.
— Ты когда-нибудь вспоминаешь о доме? — спросил Хольт.
— Нет, — сказал Гомулка. — А ты? Вспоминаешь наш город? — Хольт покачал головой. — Ну а трактир… помнишь, в деревне… куда нас привезли на сбор урожая?
Хольт напряженно смотрел в сторону. Вопрос застиг его врасплох.
— Иногда вспоминаю, — прошептал он после долгого молчания.
Неподалеку в траве они увидели зайца, он стоял на задних лапках, поводя ушами и закатывая глаза… Очень медленно и осторожно Хольт поднял малокалиберку. Он заставил себя двигаться спокойно и внимательно целиться. Гомулка приложился щекой к прикладу штуцера, готовясь стрелять, если Хольт промахнется. Сумерки, только бы не дернуть при спуске курок! Голова с длинными ушами дрожала над мушкой. Когда грохнул выстрел, заяц высоко подскочил, упал на траву и затих. И в ту же минуту где-то в ощутимой близости вырвалось из кустов какое-то крупное животное и легкими пружинистыми скачками понеслось по прогалине. «Стреляй!» — крикнул Хольт, но штуцер уже прогремел. Гомулка исчез в клубах едкого дыма. Эхо прокатилось по лесу. Гомулка вскочил. Он наклонился вперед и с лихорадочной поспешностью вставил в ствол новый патрон. Животное уже скрылось в лесу за прогалиной.
— Бежим! — крикнул Хольт. — Это косуля, а может, и олень. Они бегом пересекли прогалину, перемахнули через ручей.
На опушке леса раздался торжествующий возглас Гомулки:
— Есть!
Хольт увидел большую лужу крови, которая быстро впитывалась землей, и широкий кровавый след, неожиданно обрывавшийся.
— Там, в кустах!
Они раздвинули ветви. Что-то опять зашумело в листве, тень ринулась в сторону, казалось, ее можно ухватить руками. Из зарослей, где пряталось раненое животное, кровавый след вел дальше. Гомулка с внезапным испугом схватил Хольта за руку:
— Вон он!
Метрах в тридцати в кустах укрытый сумерками лежал олень. Он опять с трудом поднялся на передние ноги и повернул к ним голову, увенчанную могучими рогами. Гомулка стал на колено, прицелился. Хольту казалось, что прошла целая вечность; но вот прогремел выстрел, и эхо затерялось в верхушках деревьев. Едкий привкус черного пороха наполнил нос и рот. Олень рухнул наземь. Гомулка уронил ружье, вскочил и собирался уже издать победный вопль, как Хольт остановил его.
— Тише! Еще кого-нибудь принесет!
С минуту они стояли и напряженно слушали. Нигде ни звука.
— Никто сюда не придет. Мужчины все на войне, а женщины в лес не ходят, боятся.
Гомулка поднял свой штуцер и забил в него новый патрон. Они постояли над убитым зверем. Олень в предсмертной агонии изрыл рогами вокруг себя всю землю и теперь неподвижно лежал на боку. Гомулка сосчитал отростки на рогах.
— Двенадцать. Значит, бык старый и убит по всем правилам… А ведь мог и здорово морочить нас, тем более что мы без собаки. — Первый заряд угодил оленю в бок под лопатку, второй пробил шею у загривка.
— Я так и знал, что выстрелил удачно, — с удовлетворением сказал Гомулка. — Он напоролся на мою пулю…
Хольт побежал за зайцем. Потом они оттащили оленя поглубже в чащу дубняка. — В нем добрых два центнера, вес изрядный!
— Настоящий охотник никогда не скажет об олене «изрядный вес», — поправил его Гомулка. — Только — добрый олень, отличный, знаменитый. То же самое и о рогах. С провинившегося берут штраф в виде взрослого оленя, а кроме того, ему полагается посвящение охотничьим ножом.
— Это как же? — спросил Хольт.
— Три удара плашмя. При первом ударе старший охотник возглашает: «Это за моего милостивого князя и господина!» При втором: «Это за рыцарей, добрых людей и барских холопов!» А при третьем: «Это во славу благородных охотничьих правил!»
Хольт рассмеялся. Но они так и не решились разделать свою добычу.
— Тебе уже приходилось свежевать оленя? Лучше за это не браться. Давай, оттащим его в кусты. — Они засыпали кровь на опушке и в кустах, а затем повалили молодую елочку и продели ствол в связанные ноги животного.
— Так хорошо, — сказал Гомулка.
— На войне придется таскать ноши и потяжелее, — заметил Хольт.
Гомулка разжег небольшой костер. Они зажарили сойку на открытом пламени, она была с голубя величиной. Не удовлетворившись таким ужином, они надели зайца на палку и принялись жарить его на медленном огне.
Спустилась ночь. Хольт разостлал плащ-палатку и улегся, прислонясь головой к оленьей туше. Гомулка опустился на корточки рядом и подбрасывал сучья в костер. Капли жира, стекая, шипели в пламени. Между кронами деревьев высыпали звезды.
Хольт смотрел в небо, как той ночью, несколько дней назад, в чужой темной каморке. По правде, я давно ее забыл. Когда я пытаюсь ее вспомнить, передо мной встает другое лицо…
— Ты вот спросил меня… — обратился он к Гомулке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153