Но тут громкое ура атакующих заставило подняться всех, кто еще уцелел в окопах.
Хольт вскочил на ноги, глаза и рот у него были полны песку, установил пулемет на бруствер; беспорядочная стрельба, разрывы ручных гранат. Американцы были у самых окопов и бежали налево в сторону улицы, где им удалось уже прорваться. Фигурки в форме цвета хаки прыгали в окопы и начали их очищать ударом во фланг… Вольцов заорал. Хольт резко повернул пулемет в сторону. Американцы беспорядочной толпой хлынули к месту прорыва. Вольцов бросал одну ручную гранату за другой. Там, где дорога смыкалась с улицей и первыми домами, американцы расправлялись со всеми, кто оказывал сопротивление или пытался спастись бегством…
— Вперед! — крикнул Вольцов и выбрался из окопа. На дорогу из-за домов выскочила самоходная противотанковая пушка и врезалась в самую гущу американцев, за ней атаковал взвод Феттера. Ошеломленные американцы отступили. Противотанковая пушка ударила несколько раз по бегущим осколочными снарядами, прошла вперед по дороге и открыла огонь по грузовикам на шоссе. Вольцов, собрав горстку людей, бросился к дороге, где солдаты Феттера прикладами и штыками теснили американцев. Хольт, задыхаясь, тащил пулемет, прижав его к бедру, правая рука под сошками, левая — на спуске. Возле купы деревьев человек десять американцев, сгрудившись вокруг рослого негра, еще отбивались, но, когда упал негр, исход был предрешен.
Итак, рота удержала городок и заваленные окопы. Вольцов будто взбесился. Бледный от ярости, он подталкивал перед собой молодого солдатика (тот во время рукопашной хотел было юркнуть в кусты), довел его до обочины и пристрелил. Феттер со своими людьми тоже расстреляли несколько успевших проникнуть в город американцев, хотя те и подняли руки. По распоряжению Вольцова прикончили также раненых. Слишком далеко выскочившая вперед противотанковая пушка пылала ярким пламенем. Но всего этого Хольт не видел. Закрыв лицо руками, он сидел на ящике с патронами, в стороне, возле садика; каска валялась рядом. Тишина. Наконец-то спустился вечер.
14
На командирском пункте горела керосиновая лампа. Вольцов отстегнул пояс с кобурой и кинул на скамейку с телефонами. Феттер тоже снял оружие, расстегнул ворот, нагнулся и испытующе посмотрел на Венерта.
— Во всяком случае, рота удержала позиции, — сказал Вольцов.
Унтер-офицер Винклер стоял возле двери; он неопределенно махнул рукой.
— Рота? — повторил он сорванным от крика голосом. — Рота больше не существует. Каких-нибудь пятьдесят человек. Да и те валятся от усталости.
— Отдохнут! — отрезал Вольцов. — Им еще придется идти в бой. Если на то пошло, выдать всем спирту.
Но Винклер, как видно, не собирался уходить из подвала.
— Истребители, — хрипло проговорил он. Осунувшееся лицо его было безжизненно, оно не выражало даже страха. — Истребители… Наши потери… Это же безумие!
Вольцов поднял глаза. Винклер съежился и замолчал под его взглядом. Вольцов нервно забарабанил пальцами по карте.
— Раненых отправить в Бухек. Феттер! Подготовить к обороне дома на окраине. Выставить снаружи посты. Будем драться за каждый дом!
Феттер, щелкнув каблуками, крикнул:
— Так точно, господин унтер-офицер! — затянул ремень, схватил автомат. Дверь захлопнулась за ним.
Вольцов позвонил в Бухек. Он сам произнес всего несколько слов и с бесстрастным лицом слушал, что говорили на другом конце провода.
— В Бухек прибыли эсэсовцы. — Он положил трубку и, отойдя к столу, добавил: — Они и повесят Венерта! — Потом склонился над картами.
Винклер стоял, прислонясь к дверному косяку. Глаза его были закрыты, грудь вздымалась и опускалась, словно он все еще никак не мог отдышаться. Он даже не снял каски, на груди у него висел автомат.
— Вольцов… этот паренек… — выдавил он наконец из себя, — мальчишка, которого ты… Это же… — а замолчал, как только Вольцов поднял голову, но взгляд его растерянно блуждал по подвалу и остановился на Хольте.
Хольт прикорнул на скамье среди телефонов. Он все еще не справился с пережитым ужасом. В полудремоте свежие впечатления недавнего боя смешивались с картинами прошлого. Он снова видел перед собой избиение на Скале Ворона, голодающих русских пленных на батарее, лесопилку в Карпатах, трупы в полосатых куртках на дне ямы. Он гнал от себя эти картины, но не мог от них избавиться.
Феттер вернулся лишь после полуночи и зычно отрапортовал.
Хольт вздрогнул.
— Обсудим положение, — сказал Вольцов.
Феттер повесил автомат на крючок возле двери. Вольцов надел офицерскую фуражку Венерта. Его знобило, и он попросил Феттера накинуть на него также и шинель лейтенанта. Зыбкий свет керосиновой лампы отбрасывал на побеленную стену подвала его чудовищную тень.
— Господа!
Хольт насторожился. Опять этот голос, резкий, металлический, чужой голос! У Хольта забегали мурашки по спине: голос, отдающий приказы, голос судьбы. Он проник в его усталый мозг, как когда-то вторгался во все грезы, настигая его и на берегу реки и в тиши госпитальной палаты, голос, от которого никуда не уйти.
— Рота отбила первую атаку и должна…
Голова Хольта была будто налита свинцом. Голос Вольцова отогнал усталость. Хольт прислушался, и вдруг слова перестали быть пустым звуком, их смысл открылся ему.
— …героически погибнуть!
Как часто он это слышал! Об этом говорилось во всех хрестоматиях, прославлявших героев, начиная со священного отряда Пелопида и кончая образами Эрнста Юнгера. В последние годы призыв героически погибнуть не сходил со страниц газет. Это была фраза, угроза, истерический вопль. Но теперь, в устах Вольцова, она прозвучала как смертный приговор.
Выхода нет, думал Хольт.
Вольцов протянул ему коробку сигарет, но Хольт покачал головой. Вольцов глубоко затянулся:
— Я всю жизнь был поборником шлиффеновской трактовки Канн… Еще Клаузевиц учил, что концентрический удар… Наполеон говорит, что более слабая сторона не должна…
Разглагольствования Вольцова вызывали у Хольта недоумение, словно он слышал подобные речи впервые. Да кто же это, думал он, стоит там, наклонившись над картами?
— …подошли, если бы не… и я бы в случае… удалось бы, но… наверное удалось бы, если б…
Я бы, если бы, в случае, наверное…
Завеса прорвалась. Хольт проснулся. Он пришел в себя. Раньше он видел и темный подвал, и стол с картами, и пьяного лейтенанта лишь неясно, расплывчато, будто сквозь туман. Теперь все предстало перед ним ясно, выпукло, четко. Мысль заработала с последовательностью и остротой, которые целую вечность притупляли апатия и равнодушие, — если он вообще когда-нибудь способен был мыслить, он, ищущий с завязанными глазами в темноте… Мыслительный аппарат в один миг перепахал весь прежний опыт, по-новому осмыслил все впечатления, перевернул всю его жизнь с головы на ноги и перенес его из прошлого в настоящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Хольт вскочил на ноги, глаза и рот у него были полны песку, установил пулемет на бруствер; беспорядочная стрельба, разрывы ручных гранат. Американцы были у самых окопов и бежали налево в сторону улицы, где им удалось уже прорваться. Фигурки в форме цвета хаки прыгали в окопы и начали их очищать ударом во фланг… Вольцов заорал. Хольт резко повернул пулемет в сторону. Американцы беспорядочной толпой хлынули к месту прорыва. Вольцов бросал одну ручную гранату за другой. Там, где дорога смыкалась с улицей и первыми домами, американцы расправлялись со всеми, кто оказывал сопротивление или пытался спастись бегством…
— Вперед! — крикнул Вольцов и выбрался из окопа. На дорогу из-за домов выскочила самоходная противотанковая пушка и врезалась в самую гущу американцев, за ней атаковал взвод Феттера. Ошеломленные американцы отступили. Противотанковая пушка ударила несколько раз по бегущим осколочными снарядами, прошла вперед по дороге и открыла огонь по грузовикам на шоссе. Вольцов, собрав горстку людей, бросился к дороге, где солдаты Феттера прикладами и штыками теснили американцев. Хольт, задыхаясь, тащил пулемет, прижав его к бедру, правая рука под сошками, левая — на спуске. Возле купы деревьев человек десять американцев, сгрудившись вокруг рослого негра, еще отбивались, но, когда упал негр, исход был предрешен.
Итак, рота удержала городок и заваленные окопы. Вольцов будто взбесился. Бледный от ярости, он подталкивал перед собой молодого солдатика (тот во время рукопашной хотел было юркнуть в кусты), довел его до обочины и пристрелил. Феттер со своими людьми тоже расстреляли несколько успевших проникнуть в город американцев, хотя те и подняли руки. По распоряжению Вольцова прикончили также раненых. Слишком далеко выскочившая вперед противотанковая пушка пылала ярким пламенем. Но всего этого Хольт не видел. Закрыв лицо руками, он сидел на ящике с патронами, в стороне, возле садика; каска валялась рядом. Тишина. Наконец-то спустился вечер.
14
На командирском пункте горела керосиновая лампа. Вольцов отстегнул пояс с кобурой и кинул на скамейку с телефонами. Феттер тоже снял оружие, расстегнул ворот, нагнулся и испытующе посмотрел на Венерта.
— Во всяком случае, рота удержала позиции, — сказал Вольцов.
Унтер-офицер Винклер стоял возле двери; он неопределенно махнул рукой.
— Рота? — повторил он сорванным от крика голосом. — Рота больше не существует. Каких-нибудь пятьдесят человек. Да и те валятся от усталости.
— Отдохнут! — отрезал Вольцов. — Им еще придется идти в бой. Если на то пошло, выдать всем спирту.
Но Винклер, как видно, не собирался уходить из подвала.
— Истребители, — хрипло проговорил он. Осунувшееся лицо его было безжизненно, оно не выражало даже страха. — Истребители… Наши потери… Это же безумие!
Вольцов поднял глаза. Винклер съежился и замолчал под его взглядом. Вольцов нервно забарабанил пальцами по карте.
— Раненых отправить в Бухек. Феттер! Подготовить к обороне дома на окраине. Выставить снаружи посты. Будем драться за каждый дом!
Феттер, щелкнув каблуками, крикнул:
— Так точно, господин унтер-офицер! — затянул ремень, схватил автомат. Дверь захлопнулась за ним.
Вольцов позвонил в Бухек. Он сам произнес всего несколько слов и с бесстрастным лицом слушал, что говорили на другом конце провода.
— В Бухек прибыли эсэсовцы. — Он положил трубку и, отойдя к столу, добавил: — Они и повесят Венерта! — Потом склонился над картами.
Винклер стоял, прислонясь к дверному косяку. Глаза его были закрыты, грудь вздымалась и опускалась, словно он все еще никак не мог отдышаться. Он даже не снял каски, на груди у него висел автомат.
— Вольцов… этот паренек… — выдавил он наконец из себя, — мальчишка, которого ты… Это же… — а замолчал, как только Вольцов поднял голову, но взгляд его растерянно блуждал по подвалу и остановился на Хольте.
Хольт прикорнул на скамье среди телефонов. Он все еще не справился с пережитым ужасом. В полудремоте свежие впечатления недавнего боя смешивались с картинами прошлого. Он снова видел перед собой избиение на Скале Ворона, голодающих русских пленных на батарее, лесопилку в Карпатах, трупы в полосатых куртках на дне ямы. Он гнал от себя эти картины, но не мог от них избавиться.
Феттер вернулся лишь после полуночи и зычно отрапортовал.
Хольт вздрогнул.
— Обсудим положение, — сказал Вольцов.
Феттер повесил автомат на крючок возле двери. Вольцов надел офицерскую фуражку Венерта. Его знобило, и он попросил Феттера накинуть на него также и шинель лейтенанта. Зыбкий свет керосиновой лампы отбрасывал на побеленную стену подвала его чудовищную тень.
— Господа!
Хольт насторожился. Опять этот голос, резкий, металлический, чужой голос! У Хольта забегали мурашки по спине: голос, отдающий приказы, голос судьбы. Он проник в его усталый мозг, как когда-то вторгался во все грезы, настигая его и на берегу реки и в тиши госпитальной палаты, голос, от которого никуда не уйти.
— Рота отбила первую атаку и должна…
Голова Хольта была будто налита свинцом. Голос Вольцова отогнал усталость. Хольт прислушался, и вдруг слова перестали быть пустым звуком, их смысл открылся ему.
— …героически погибнуть!
Как часто он это слышал! Об этом говорилось во всех хрестоматиях, прославлявших героев, начиная со священного отряда Пелопида и кончая образами Эрнста Юнгера. В последние годы призыв героически погибнуть не сходил со страниц газет. Это была фраза, угроза, истерический вопль. Но теперь, в устах Вольцова, она прозвучала как смертный приговор.
Выхода нет, думал Хольт.
Вольцов протянул ему коробку сигарет, но Хольт покачал головой. Вольцов глубоко затянулся:
— Я всю жизнь был поборником шлиффеновской трактовки Канн… Еще Клаузевиц учил, что концентрический удар… Наполеон говорит, что более слабая сторона не должна…
Разглагольствования Вольцова вызывали у Хольта недоумение, словно он слышал подобные речи впервые. Да кто же это, думал он, стоит там, наклонившись над картами?
— …подошли, если бы не… и я бы в случае… удалось бы, но… наверное удалось бы, если б…
Я бы, если бы, в случае, наверное…
Завеса прорвалась. Хольт проснулся. Он пришел в себя. Раньше он видел и темный подвал, и стол с картами, и пьяного лейтенанта лишь неясно, расплывчато, будто сквозь туман. Теперь все предстало перед ним ясно, выпукло, четко. Мысль заработала с последовательностью и остротой, которые целую вечность притупляли апатия и равнодушие, — если он вообще когда-нибудь способен был мыслить, он, ищущий с завязанными глазами в темноте… Мыслительный аппарат в один миг перепахал весь прежний опыт, по-новому осмыслил все впечатления, перевернул всю его жизнь с головы на ноги и перенес его из прошлого в настоящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153