Ларочка, я ценю твои высокие побуждения. Но все это запоздало года на два. От нас с тобой больше ничего не зависит. Банк станет добиваться своих денег любой ценой.
— А если бы я тебе сказала, что есть пять миллионов, которые мог бы забрать твой банк, не уничтожая компанию, ты бы согласился?
— Если бы это были реальные деньги? Конечно. Ты что думаешь, мне самому по душе все это гробить?
— Тогда — деньги есть! — с некоторой торжественностью произнесла Лариса, одновременно чисто по-женски оценивая произведенный эффект. Эффект, впрочем, не был оглушительным: Коломнин, боясь ее обидеть, отмолчался. — Не веришь, да? Между прочим, мне это в отделе ценных бумаг сказали. Компания «Руссойл»…
— Вы хотите предложить банку самому взыскать ваш долг с мифического «Руссойла»?
— Нет! И не мифического вовсе. Перестань наконец перебивать женщину! Мне и так непросто. Так вот, у директора «Руссойла» сохранились мощные связи, и все эти годы он активно работал сразу с несколькими российскими экспортерами. И там накопилось…
— Можно себе представить. Одних ваших украденных двадцати пяти миллионов долларов…
— Не это сейчас важно. «Руссойл» по германскому законодательству обязан каждый год подводить итоги и принимать решение о выплате акционерам дивидендов. Решение принимается простым большинством голосов.
— И что?
— Наши девчонки из отдела ценных бумаг говорят, что дивиденды еще ни разу не выплачивались. Им каждый год из «Руссойла» копии балансов и протоколов присылают. Наверное, в Германии так положено. — И кто от вас участвовал в собраниях?
— Никто. Так вот за эти пять лет, по грубым подсчетам, на наши акции накопилось почти одиннадцать миллионов марок. Это порядка семи миллионов долларов. И — нам пришло извещение, что через десять дней в Гамбурге как раз состоится годовое собрание акционеров. Ты понимаешь?!
— Едва ли. Похоже, я вообще перестаю что-либо понимать. Есть компания-должник, имеющая, как выясняется, деньги. И к тому же зарегистрированная в Германии, то есть находящаяся под жестким государственным контролем. Есть два главных акционера: вы и могучий «Паркойл». Так чего проще: вместе сгонять на собрание, принять решение о выплате дивидендов, а заодно разобраться с другим сущим пустячком — двадцатипятимиллионным долгом? А, Ларис? Или сделать это Сарман Курбадовичу тоже гордость не позволяет? И что это за гордость такая?
— Во-первых, у «Паркойла» больше нет акций.
— Н-не понял?
— Я сегодня дозвонилась к ним. Говорят, кому-то продали.
— Миленькое дельце. А сами-то вы почему в собраниях этих не участвуете? У вас же блокирующий пакет.
Лариса смутилась:
— Салман Курбадович запретил. У него плохие отношения с Бурлюком.
— Фантастика! — Коломнин аж головой замотал. — У Фархадова не сложились отношения с каким-то Бурлюком. И поэтому «Нафта» позволяет себя за здорово живешь обкрадывать…Погоди, с кем?!
— С Бурлюком, президентом «Руссойла». Я разве не говорила? В советское время работал в минтопе. Сейчас живет в Гамбурге. Что с тобой, Сережа? Вы что, знакомы?
— Иван Гаврилович?
— Иван?.. — Лариса быстро сверилась с текстом присланного приглашения. — Да, наверное, — стоит «И.Г.».
— Вот уж подлинно тесна Европа. Трем русским разминуться негде, — пробормотал ошарашенный Коломнин. — Да, так ты, помнится, что-то хотела предложить?
— Попросить. Узнай через свои каналы, кому «Паркойл» продал акции «Руссойла». Мы бы могли с теми, кто купил, договориться по поводу голосования. Наверное, семь миллионов долларов им тоже не лишние.
— Наверняка.
— Так ты смог бы их найти?
— Пожалуй, — подтвердил Коломнин. — И даже гораздо быстрее, чем ты думаешь.
Он доподлинно припомнил разговор о голосовании между Янко и Бурлюком. Что ж, бывают сюрпризы и приятные. Неясным, правда, оставалось, как эти акции оказались в системе банка и почему записаны они на «Авангард финанс». Но главное сейчас, что они есть. И они подконтрольны. А, стало быть…
Он возбужденно заходил по комнате. Засмеялся, увидев, что Лариса, перепуганная внезапной переменой в его настроении, настороженно всматривается в его лицо. — Что ты меня сверлишь, друг мой Лара? На самом деле, как ни странно, все хорошо под нашим задиаком. Правда, пока это так… эскиз к портрету. А вот чтоб его написать… Словом, мне нужен срочный разговор с Фархадовым. Без Мамедовых, Мясоедовых, прочих «едовых». Я, он и — желательно -ты. Договаривайся на утро.
— Сережа, но как ты себе это представляешь? — Лариса растерялась. — Что я скажу? Чем объясню?
— Ты хочешь, чтоб я тебя научил, как объясняться с собственным свекром? Найдешь, думаю, предлог. Будет встреча, будет шанс договориться. Нет? Стало быть, увы. Попробуй как-нибудь. Сейчас не время для тотальной конспирации.
Глаза Ларисы сузились. Она шагнула к телефону. Прежде чем он успел отреагировать, набрала номер:
— Салман Курбадович, это Лариса… Да, да, все в порядке…Уложили? Спасибо… Я? В «Ройяль отеле». Только что встретилась здесь с господином Коломниным. Он завтра собирается улетать…Давайте об этом после. Салман Курбадович, он просит о срочной встрече. Речь идет о позиции банка в отношении «Нафты». Пожалуйста! Я — тоже прошу.
Раскрасневшаяся, прикрыв глаза, она стояла у прикраватной тумбочки. Даже до Коломнина доносилось из далека невнятное похрипывающее бурление.
Наконец Лариса положила трубку, взялась за сумочку:
— Поехали!
— Но…Как ты теперь объяснишься?!
— А это не твоя забота. Как ты говоришь, не время для конспирации. Едем же! Он старый человек и привык рано ложиться спать.
Такси подъехало к трехэтажному, огороженному решеткой коттеджу. При виде показавшейся из машины Ларисы калитка автоматически отворилась, — за входом осуществлялось видеонаблюдение.
Также беззвучно раскрылась резная дубовая дверь, за которой, отделенные стеклом, сидели двое охранников.
Дом спал. Сам Фархадов в пуловере и пижамных брюках поджидал их в каминном зале. Стрельнул недовольным взглядом из-под косматых бровей по невестке, будто снайпер из-за укрытия, хмуро поздоровался с нежданным гостем.
— И что за спешка? Кофе? Чай?.. Лариса!
— Да, да, я приготовлю, — Лариса поспешно двинулась вглубь дома.
— Как впечатления от меторождения?
— Видно, что дело всерьез начиналось, — Коломнин по знаку хозяина погрузился в глубокое кресло у журнального столика, в котором тут же и утонул. Сам Фархадов уселся подле, на жестком маленьком диванчике.
— Дело — да. Это главное, — Фархадов словно не обратил внимания на двусмысленность похвалы. Пожевал выцветшими губами. — Ради этого и бьюсь. На отдых бы пора. Заслужил как будто. Да и ресурс выработан. Но — как оставить? И на кого? С сыном начинали. Вот доведу до конца и тогда уж… Так что хотел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— А если бы я тебе сказала, что есть пять миллионов, которые мог бы забрать твой банк, не уничтожая компанию, ты бы согласился?
— Если бы это были реальные деньги? Конечно. Ты что думаешь, мне самому по душе все это гробить?
— Тогда — деньги есть! — с некоторой торжественностью произнесла Лариса, одновременно чисто по-женски оценивая произведенный эффект. Эффект, впрочем, не был оглушительным: Коломнин, боясь ее обидеть, отмолчался. — Не веришь, да? Между прочим, мне это в отделе ценных бумаг сказали. Компания «Руссойл»…
— Вы хотите предложить банку самому взыскать ваш долг с мифического «Руссойла»?
— Нет! И не мифического вовсе. Перестань наконец перебивать женщину! Мне и так непросто. Так вот, у директора «Руссойла» сохранились мощные связи, и все эти годы он активно работал сразу с несколькими российскими экспортерами. И там накопилось…
— Можно себе представить. Одних ваших украденных двадцати пяти миллионов долларов…
— Не это сейчас важно. «Руссойл» по германскому законодательству обязан каждый год подводить итоги и принимать решение о выплате акционерам дивидендов. Решение принимается простым большинством голосов.
— И что?
— Наши девчонки из отдела ценных бумаг говорят, что дивиденды еще ни разу не выплачивались. Им каждый год из «Руссойла» копии балансов и протоколов присылают. Наверное, в Германии так положено. — И кто от вас участвовал в собраниях?
— Никто. Так вот за эти пять лет, по грубым подсчетам, на наши акции накопилось почти одиннадцать миллионов марок. Это порядка семи миллионов долларов. И — нам пришло извещение, что через десять дней в Гамбурге как раз состоится годовое собрание акционеров. Ты понимаешь?!
— Едва ли. Похоже, я вообще перестаю что-либо понимать. Есть компания-должник, имеющая, как выясняется, деньги. И к тому же зарегистрированная в Германии, то есть находящаяся под жестким государственным контролем. Есть два главных акционера: вы и могучий «Паркойл». Так чего проще: вместе сгонять на собрание, принять решение о выплате дивидендов, а заодно разобраться с другим сущим пустячком — двадцатипятимиллионным долгом? А, Ларис? Или сделать это Сарман Курбадовичу тоже гордость не позволяет? И что это за гордость такая?
— Во-первых, у «Паркойла» больше нет акций.
— Н-не понял?
— Я сегодня дозвонилась к ним. Говорят, кому-то продали.
— Миленькое дельце. А сами-то вы почему в собраниях этих не участвуете? У вас же блокирующий пакет.
Лариса смутилась:
— Салман Курбадович запретил. У него плохие отношения с Бурлюком.
— Фантастика! — Коломнин аж головой замотал. — У Фархадова не сложились отношения с каким-то Бурлюком. И поэтому «Нафта» позволяет себя за здорово живешь обкрадывать…Погоди, с кем?!
— С Бурлюком, президентом «Руссойла». Я разве не говорила? В советское время работал в минтопе. Сейчас живет в Гамбурге. Что с тобой, Сережа? Вы что, знакомы?
— Иван Гаврилович?
— Иван?.. — Лариса быстро сверилась с текстом присланного приглашения. — Да, наверное, — стоит «И.Г.».
— Вот уж подлинно тесна Европа. Трем русским разминуться негде, — пробормотал ошарашенный Коломнин. — Да, так ты, помнится, что-то хотела предложить?
— Попросить. Узнай через свои каналы, кому «Паркойл» продал акции «Руссойла». Мы бы могли с теми, кто купил, договориться по поводу голосования. Наверное, семь миллионов долларов им тоже не лишние.
— Наверняка.
— Так ты смог бы их найти?
— Пожалуй, — подтвердил Коломнин. — И даже гораздо быстрее, чем ты думаешь.
Он доподлинно припомнил разговор о голосовании между Янко и Бурлюком. Что ж, бывают сюрпризы и приятные. Неясным, правда, оставалось, как эти акции оказались в системе банка и почему записаны они на «Авангард финанс». Но главное сейчас, что они есть. И они подконтрольны. А, стало быть…
Он возбужденно заходил по комнате. Засмеялся, увидев, что Лариса, перепуганная внезапной переменой в его настроении, настороженно всматривается в его лицо. — Что ты меня сверлишь, друг мой Лара? На самом деле, как ни странно, все хорошо под нашим задиаком. Правда, пока это так… эскиз к портрету. А вот чтоб его написать… Словом, мне нужен срочный разговор с Фархадовым. Без Мамедовых, Мясоедовых, прочих «едовых». Я, он и — желательно -ты. Договаривайся на утро.
— Сережа, но как ты себе это представляешь? — Лариса растерялась. — Что я скажу? Чем объясню?
— Ты хочешь, чтоб я тебя научил, как объясняться с собственным свекром? Найдешь, думаю, предлог. Будет встреча, будет шанс договориться. Нет? Стало быть, увы. Попробуй как-нибудь. Сейчас не время для тотальной конспирации.
Глаза Ларисы сузились. Она шагнула к телефону. Прежде чем он успел отреагировать, набрала номер:
— Салман Курбадович, это Лариса… Да, да, все в порядке…Уложили? Спасибо… Я? В «Ройяль отеле». Только что встретилась здесь с господином Коломниным. Он завтра собирается улетать…Давайте об этом после. Салман Курбадович, он просит о срочной встрече. Речь идет о позиции банка в отношении «Нафты». Пожалуйста! Я — тоже прошу.
Раскрасневшаяся, прикрыв глаза, она стояла у прикраватной тумбочки. Даже до Коломнина доносилось из далека невнятное похрипывающее бурление.
Наконец Лариса положила трубку, взялась за сумочку:
— Поехали!
— Но…Как ты теперь объяснишься?!
— А это не твоя забота. Как ты говоришь, не время для конспирации. Едем же! Он старый человек и привык рано ложиться спать.
Такси подъехало к трехэтажному, огороженному решеткой коттеджу. При виде показавшейся из машины Ларисы калитка автоматически отворилась, — за входом осуществлялось видеонаблюдение.
Также беззвучно раскрылась резная дубовая дверь, за которой, отделенные стеклом, сидели двое охранников.
Дом спал. Сам Фархадов в пуловере и пижамных брюках поджидал их в каминном зале. Стрельнул недовольным взглядом из-под косматых бровей по невестке, будто снайпер из-за укрытия, хмуро поздоровался с нежданным гостем.
— И что за спешка? Кофе? Чай?.. Лариса!
— Да, да, я приготовлю, — Лариса поспешно двинулась вглубь дома.
— Как впечатления от меторождения?
— Видно, что дело всерьез начиналось, — Коломнин по знаку хозяина погрузился в глубокое кресло у журнального столика, в котором тут же и утонул. Сам Фархадов уселся подле, на жестком маленьком диванчике.
— Дело — да. Это главное, — Фархадов словно не обратил внимания на двусмысленность похвалы. Пожевал выцветшими губами. — Ради этого и бьюсь. На отдых бы пора. Заслужил как будто. Да и ресурс выработан. Но — как оставить? И на кого? С сыном начинали. Вот доведу до конца и тогда уж… Так что хотел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109