Да и, честно говоря, названная сумма превышала всю оставшуюся в отеле наличность.
Но отступать было поздно, — подошедшая Лариса с любопытством прислушивалась к разговору.
— А! Где наша не продадала?! — Коломнин сорвал с руки «Роллекс», купленный полгода назад с банковской премии: президент банка внушал высшему менеджменту, что часы, наряду с ручкой и галстуком, — лицо банкира. — Вот это стоит девятьсот долларов. Девятьсот, понял?! Отдаю!..Погоди, как девятьсот на твоем поганом языке будет?
Он мог бы не затрудняться. Продавец, затаив дыхание, нетерпеливо тянулся к часам: тайцы давно научились разбираться в дорогих вещах.
— Пойдем отсюда, Сережка! — Лариса подхватила спутника за руку. — Стоит ли тратить сумасшедшие деньги на прихоти?
— Стоит! — упрямо заверил Коломнин. — На тебя — стоит!
Лариса улыбнулась:
— Тогда, раз уж решился, перестань мучиться и дай ему шестьдесят долларов. Уверяю тебя, останется доволен!
Она посмотрела на озадаченное его лицо и расхохоталась:
— Языки учить надо, юноша! Сиксти — это как раз шестьдесят. Добавь пять долларов, и цветы доставят прямо ко мне в отель, — она обменялась с разочарованным продавцом несколькими репликами на английском и увлекла кавалера дальше. — А вообще — спасибо.
— За цветы-то? Оно того не стоит.
— За цветы тоже, — Лариса поколебалась. — Расскажу все-таки. Подобное у меня было один раз. Я была студенткой, и меня тогда изо всех сил обаял один аспирант. Все замуж звал. А я… хоть и нравился, но вертихвостка та еще была. Так что динамила от души. И как-то затащил он меня в меховой салон. Решил подарить шубу. А сам-то, я знала, жил в общаге, помощь от родителей не принимал, хотя все были в курсе, что батюшка вполне при больших деньгах. По ночам какие-то фуры разгружал, чтоб было на что угощать. Единственно — на День рождения перед тем ему отец «девятку» подарил. Перламутр. Тогда это самый писк был. Против машины не устоял — принял. Очень гордился. Хвоста распускал, когда по Москве рассекали. Вот на ней и подъехали. Только не в тот отдел черт его дернул зайти, — в шубах-то не разбирался. Так что примеряла я норку. Смотрелась, видно, удачно. Он аж зарделся:
— Берем!
— Ради Бога! — и выписывают чек на нынешние две тысячи долларов.
А у него, бедолаги, на все-про все где-то триста в заначке.
Я, конечно, снимать шубу. Да и мерила больше, чтоб подурачиться. Гляжу, побелел:
— Сказал, твое. Значит, носи!
Директора истребовал. Документы и ключи от машины вынул:
— Хочу невесте подарок сделать. А мелочь забыл. Если завтра не принесу деньги, твое!
Пижонство, конечно. Но ты бы видел, как мы уходили! Весь магазин посмотреть вышел.
— И что? Выкупил?
— Откуда? Я и то уговаривала: у отца попроси. Вышлет.
Так аж зубами заскрипел. Потом на меня посмотрел и расплылся:
— Да и черт с ней, с машиной. Зато как на тебе сидит! Надо обмыть! И тут же на последние заначенные триста баксов всю общагу в ресторан потащил!
— И это был твой муж?
— Да, — тихо подтвердила Лариса. — Ты мне сейчас… что-то вдруг от него.
Коломнин смолчал. Услышанное не показалось ему комплиментом. Как бы хороша ни была копия, она всегда останется лишь слепком с оригинала. Да и масштаб — что говорить — не тот.
Словно угадав его душевное состояние, Лариса благодарно сжала его локоть.
Совсем далеко заполночь, вовсе не чувствуя ног, остановили они знаменитый тук-тук — местное маршрутное такси: крытый минигрузовичок с двумя параллельными скамейками, каждая рассчитанная на пять человек, — и добрались до ее отеля. Коломнин выпрыгнул первым и сразу повернулся помочь. Так что соскочившая следом Лариса невольно оказалась в его объятиях. — Вот только без… — она быстро выставила меж ними ладонь, стараясь, видимо, опередить тем какое-то его движение. Но в следующую долю секунду поняла, что ни о каком движении он и не помышлял, и — рассмеялась: смущенно и чуть раздосадованно.
Быть может, досада ее пропала бы, если б сумела догадаться о том, что происходит внутри неловкого ее ухажера. Коломнин не просто увлекся. Он ошалел. Каждое прикосновение к Ларисе вызывало в нем такое желание, что он едва сдерживался, боясь выдать его и тем оскорбить молодую женщину. Но сдерживаться с каждым днем становилось все трудней. И он изнывал от адской смеси из глубочайшей, пронизывающей нежности и едва подконтрольного желания схватить эту покрывшуюся шоколадной корочкой женщину и не выпускать. Особенно в воде. В какую-то минуту, когда Лариса, расшалившись, принялась крутиться вокруг него, пытаясь ухватить сзади за плечи, Коломнин, вывернувшись, обхватил ее за талию и, задохнувшись, прижал к себе, неловко тыкаясь губами в мокрые волосы. Он даже успел ощутить ответное подрагивание. Но тут же Лариса с силой оттолкнулась:
— Никогда! Чтоб никогда! Или… пойми.
— Я не хотел. Я думал… — Коломнин обескураженно поплелся к берегу.
Через минуту Лариса тихо присела рядышком:
— Ты извини меня, Сережа! Я, конечно, дура. Но — я не могу. Понимаешь? Мне до сих пор ночами муж снится. И если тебе совсем в тягость, то… — она облизнула губы. — Может, лучше не надо себя мучить. Разойдемся и…
— Ну что ж! — Коломнин резко повернулся.
Он увидел испуганные ее глаза, и приготовленные слова про то, что муж ее давно мертв и нельзя жить воспоминаниями, а сам он все-таки мужчина и не может не думать о ней как о женщине, сами собой проглотились.
— Ничего, Лариса. Можно и просто… Раз уж так сложилось, — и зарыл голову в горячий, остужающий песок.
На третий день на пляже их разыскал Ознобихин.
— Совет да любовь, — томно проворковал он. Прижавшиеся словно ненароком влюбленные инстинктивно отдернулись друг от друга.
— А мы это… загораем, — теряясь, сообщил Коломнин.
— А я это вижу, — Ознобихин наклонился, чтобы поцеловать руку Ларисе. И — пристально, с невыказанным вопросом заглянул в ее глаза. Удивленно разогнулся. — Ребята! А я, представьте, без вас соскучился. — А как же любимые тайки? — подколола Лариса.
— Тайки, как кокосы, приедаются. Предлагаю сегодняшний день провести вместе.
Он заметил, как переглянулись они меж собой со сдержанным разочарованием. И объяснился, усмехнувшись:
— Завтра срочно улетаю в Москву… Президент банка затребовал по мобильному. Какой-то новый проект. Так что — прошу не побрезговать. Тем более и программу предлагаю не хилую: Минисиам, битва слонов.
— Слонов?! — Лариса разом уселась на песок. Умоляюще глянула на Коломнина. — Слоны ведь!
— Слоны так слоны, — Коломнин поднялся, подумав, что появление Ознобихина даже кстати: лежать рядом с разгоряченной женщиной ему сделалось до того невмоготу, что аж в песок вгзызся: желтоватые зернышки захрустели на белых его зубах.
— Тогда прошу в авто, — вверху, на набережной, красовался могучий внедорожник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Но отступать было поздно, — подошедшая Лариса с любопытством прислушивалась к разговору.
— А! Где наша не продадала?! — Коломнин сорвал с руки «Роллекс», купленный полгода назад с банковской премии: президент банка внушал высшему менеджменту, что часы, наряду с ручкой и галстуком, — лицо банкира. — Вот это стоит девятьсот долларов. Девятьсот, понял?! Отдаю!..Погоди, как девятьсот на твоем поганом языке будет?
Он мог бы не затрудняться. Продавец, затаив дыхание, нетерпеливо тянулся к часам: тайцы давно научились разбираться в дорогих вещах.
— Пойдем отсюда, Сережка! — Лариса подхватила спутника за руку. — Стоит ли тратить сумасшедшие деньги на прихоти?
— Стоит! — упрямо заверил Коломнин. — На тебя — стоит!
Лариса улыбнулась:
— Тогда, раз уж решился, перестань мучиться и дай ему шестьдесят долларов. Уверяю тебя, останется доволен!
Она посмотрела на озадаченное его лицо и расхохоталась:
— Языки учить надо, юноша! Сиксти — это как раз шестьдесят. Добавь пять долларов, и цветы доставят прямо ко мне в отель, — она обменялась с разочарованным продавцом несколькими репликами на английском и увлекла кавалера дальше. — А вообще — спасибо.
— За цветы-то? Оно того не стоит.
— За цветы тоже, — Лариса поколебалась. — Расскажу все-таки. Подобное у меня было один раз. Я была студенткой, и меня тогда изо всех сил обаял один аспирант. Все замуж звал. А я… хоть и нравился, но вертихвостка та еще была. Так что динамила от души. И как-то затащил он меня в меховой салон. Решил подарить шубу. А сам-то, я знала, жил в общаге, помощь от родителей не принимал, хотя все были в курсе, что батюшка вполне при больших деньгах. По ночам какие-то фуры разгружал, чтоб было на что угощать. Единственно — на День рождения перед тем ему отец «девятку» подарил. Перламутр. Тогда это самый писк был. Против машины не устоял — принял. Очень гордился. Хвоста распускал, когда по Москве рассекали. Вот на ней и подъехали. Только не в тот отдел черт его дернул зайти, — в шубах-то не разбирался. Так что примеряла я норку. Смотрелась, видно, удачно. Он аж зарделся:
— Берем!
— Ради Бога! — и выписывают чек на нынешние две тысячи долларов.
А у него, бедолаги, на все-про все где-то триста в заначке.
Я, конечно, снимать шубу. Да и мерила больше, чтоб подурачиться. Гляжу, побелел:
— Сказал, твое. Значит, носи!
Директора истребовал. Документы и ключи от машины вынул:
— Хочу невесте подарок сделать. А мелочь забыл. Если завтра не принесу деньги, твое!
Пижонство, конечно. Но ты бы видел, как мы уходили! Весь магазин посмотреть вышел.
— И что? Выкупил?
— Откуда? Я и то уговаривала: у отца попроси. Вышлет.
Так аж зубами заскрипел. Потом на меня посмотрел и расплылся:
— Да и черт с ней, с машиной. Зато как на тебе сидит! Надо обмыть! И тут же на последние заначенные триста баксов всю общагу в ресторан потащил!
— И это был твой муж?
— Да, — тихо подтвердила Лариса. — Ты мне сейчас… что-то вдруг от него.
Коломнин смолчал. Услышанное не показалось ему комплиментом. Как бы хороша ни была копия, она всегда останется лишь слепком с оригинала. Да и масштаб — что говорить — не тот.
Словно угадав его душевное состояние, Лариса благодарно сжала его локоть.
Совсем далеко заполночь, вовсе не чувствуя ног, остановили они знаменитый тук-тук — местное маршрутное такси: крытый минигрузовичок с двумя параллельными скамейками, каждая рассчитанная на пять человек, — и добрались до ее отеля. Коломнин выпрыгнул первым и сразу повернулся помочь. Так что соскочившая следом Лариса невольно оказалась в его объятиях. — Вот только без… — она быстро выставила меж ними ладонь, стараясь, видимо, опередить тем какое-то его движение. Но в следующую долю секунду поняла, что ни о каком движении он и не помышлял, и — рассмеялась: смущенно и чуть раздосадованно.
Быть может, досада ее пропала бы, если б сумела догадаться о том, что происходит внутри неловкого ее ухажера. Коломнин не просто увлекся. Он ошалел. Каждое прикосновение к Ларисе вызывало в нем такое желание, что он едва сдерживался, боясь выдать его и тем оскорбить молодую женщину. Но сдерживаться с каждым днем становилось все трудней. И он изнывал от адской смеси из глубочайшей, пронизывающей нежности и едва подконтрольного желания схватить эту покрывшуюся шоколадной корочкой женщину и не выпускать. Особенно в воде. В какую-то минуту, когда Лариса, расшалившись, принялась крутиться вокруг него, пытаясь ухватить сзади за плечи, Коломнин, вывернувшись, обхватил ее за талию и, задохнувшись, прижал к себе, неловко тыкаясь губами в мокрые волосы. Он даже успел ощутить ответное подрагивание. Но тут же Лариса с силой оттолкнулась:
— Никогда! Чтоб никогда! Или… пойми.
— Я не хотел. Я думал… — Коломнин обескураженно поплелся к берегу.
Через минуту Лариса тихо присела рядышком:
— Ты извини меня, Сережа! Я, конечно, дура. Но — я не могу. Понимаешь? Мне до сих пор ночами муж снится. И если тебе совсем в тягость, то… — она облизнула губы. — Может, лучше не надо себя мучить. Разойдемся и…
— Ну что ж! — Коломнин резко повернулся.
Он увидел испуганные ее глаза, и приготовленные слова про то, что муж ее давно мертв и нельзя жить воспоминаниями, а сам он все-таки мужчина и не может не думать о ней как о женщине, сами собой проглотились.
— Ничего, Лариса. Можно и просто… Раз уж так сложилось, — и зарыл голову в горячий, остужающий песок.
На третий день на пляже их разыскал Ознобихин.
— Совет да любовь, — томно проворковал он. Прижавшиеся словно ненароком влюбленные инстинктивно отдернулись друг от друга.
— А мы это… загораем, — теряясь, сообщил Коломнин.
— А я это вижу, — Ознобихин наклонился, чтобы поцеловать руку Ларисе. И — пристально, с невыказанным вопросом заглянул в ее глаза. Удивленно разогнулся. — Ребята! А я, представьте, без вас соскучился. — А как же любимые тайки? — подколола Лариса.
— Тайки, как кокосы, приедаются. Предлагаю сегодняшний день провести вместе.
Он заметил, как переглянулись они меж собой со сдержанным разочарованием. И объяснился, усмехнувшись:
— Завтра срочно улетаю в Москву… Президент банка затребовал по мобильному. Какой-то новый проект. Так что — прошу не побрезговать. Тем более и программу предлагаю не хилую: Минисиам, битва слонов.
— Слонов?! — Лариса разом уселась на песок. Умоляюще глянула на Коломнина. — Слоны ведь!
— Слоны так слоны, — Коломнин поднялся, подумав, что появление Ознобихина даже кстати: лежать рядом с разгоряченной женщиной ему сделалось до того невмоготу, что аж в песок вгзызся: желтоватые зернышки захрустели на белых его зубах.
— Тогда прошу в авто, — вверху, на набережной, красовался могучий внедорожник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109