— Знаю я это потому, что сам вместе с Антонио читал пропускной билет, да и ответ герцога был у меня в руках. В лесочке за Гурне мы подстерегли мушкетера на обратном пути. Сначала я пристрелил под ним лошадь, а потом всадил пулю и ему самому в лоб. Когда он упал мертвый, мы забрали у него письма.
Ришелье и д'Эпернон с пониманием переглянулись, дескать мошенник-то хочет, кажется, одурачить нас!
Жюль Гри не подозревал, что кардинал задумывал нечто такое, что должно было ему решительно не понравиться.
— Вы сказали, что взяли у мушкетера письма, — проговорил Ришелье, пристально глядя на рассказчика своими черными проницательными глазами. — Кто же именно из вас взял их?
— Антонио. Ведь он был вожаком дела, а я только сопровождал его да помогал, потому что он обещал мне хорошую плату от герцога д'Эпернона, если нам удастся добыть те письма.
— И вы читали пропускное письмо герцога Бекингэма? — продолжал допрашивать Ришелье.
— Да, сейчас же после того, как мы оставили мушкетера мертвым на дороге, а сами ускакали от него подальше.
— Что же там было написано?
— Приказ всем чиновникам, служащим королю английскому, всеми способами помогать тому, кто покажет им это письмо. Подписано оно было самим герцогом Бекингэмом, — уверенно ответил Жюль Гри.
— Ну, а второе письмо, которое вы взяли у мушкетера, вы тоже прочли?
— Нет, ваша эминенция, того не читали. Оно было запечатано большой печатью самого графа.
— А был на нем адрес или какая-нибудь надпись?
— Нет, ничего такого не было. И сложено письмо было так, что никак нельзя было подсмотреть, что в нем написано.
— И вы думаете, что, когда Антонио въехал в Париж, письма были еще у него?
— В этом могу побожиться, ваша эминенция!
— В таком случае дело весьма похоже на то, что вы сами зарезали его, чтобы письма эти остались в ваших руках! — неожиданно, но невозмутимо спокойно заключил Ришелье.
Жюль Гри совершенно озадачился и взглянул на кардинала, все еще думая, что тот шутит.
— Я?.. ваша эминенция, — пробормотал он, — я?..
— Да, ведь знали об этих письмах только вы! Вы приехали сюда вместе с Антонио! Вас видели с ним последнего, — объяснил ему свою мысль Ришелье. — Из этого ясно, как день, что вы или убийца, или лгун и мошенник, желающий одурачить нас.
— Да сохранят меня от этого все святые! Уж не знаю, чем я заслужил от вас такие слова! Я пришел сюда в надежде получить вознаграждение за все те горести и напасти, которые перенес за это время, а вместо того слышу только одни…
— Вы ведь уверяете, что застрелили мушкетера д'Альби, — с раздражением перебил его Ришелье.
— Антонио сам это видел! Мушкетер остался лежать мертвым на дороге.
— А я вам скажу, что этот самый мушкетер теперь здесь в Париже!
— Вашей эминенции угодно испытать меня…
— Мне угодно только доказать вам, что вы рассчитывали провести нас и ошиблись! Мы раньше вас узнали правду! Вы рассчитывали, что мушкетер еще не успел доехать до Парижа, но забыли, что эти мушкетеры — чистые дьяволы! Могу сообщить вам, что д'Альби здесь, в Париже, и уже доставил по адресу то самое письмо, которое вы так хорошо описали!
— Ну, уж этого совсем не может быть! Вашу эминенцию обманули! — вскричал Жюль Гри с искренней уверенностью. — Возможное ли это дело! Вот эта самая рука спустила курок в упор ему… в лоб! Эти мои собственные глаза видели, как он повалился на землю и остался мертвым на дороге.
Ришелье встал, подошел к одному из огромных стрельчатых окон, выходивших на большой двор Лувра, и поднял тяжелую занавесь.
— Это действительно какое-то необъяснимое противоречие между фактами и рассказами, — проговорил д'Эпернон, озабоченно и печально покачивая головой.
— Подойдите сюда, — приказал Ришелье, — только осторожнее, чтобы вас не увидели со двора. Вы говорите, что убили мушкетера д'Альби. Не хотите ли посмотреть, как он бойко шагает по двору? Хотя уже начинает смеркаться, но вы, вероятно, еще сможете узнать его.
Жюль Гри подошел было к окну, но тотчас же отскочил, точно увидел привидение.
— Клянусь, это не спроста! — вскричал он, — ведь этот самый мушкетер лежит мертвый на большой дороге…
— Да, и в то же время здоровый, невредимый и веселый расхаживает по двору Лувра, а Антонио убит! — сказал Ришелье.
— Совсем, совсем ничего не понимаю! — вскричал д'Эпернон.
— А для меня так дело это совершенно ясное и простое, ваша светлость, и, если позволите, я вам все объясню, — предложил кардинал.
— Сделайте одолжение, ваша эминенция!
— Очень может быть, что этот человек действительно был товарищем Антонио. Я вполне допускаю это…
— Благодарствуйте, ваша светлость! Я вам сказал всю сущую правду!
— Я верю даже и тому, что мушкетер был ранен, судя по повязке у него на голове. Весьма вероятно также, что у него украли письма…
— Благодарю вас, ваша эминенция! Вот видите, теперь ведь выходит, что я говорил правду.
— Но рана эта была легкая, — продолжал Ришелье, не обращая на него внимания. — А потому мушкетер и приехал сюда сегодня. Этот человек знал об этом и рассчитал, что мушкетер заплатит ему за письма дороже, чем Антонио, который, как вы сами видите, собирался отделаться пустяками!
— Вот уж об этом я и не думал, ваша эминенция!
— Не вмешивайтесь и не перебивайте, мой милый, это очень невежливо! — прикрикнул д'Эпернон на совершенно растерявшегося мсье Гри.
— Поэтому этот человек решил завладеть письмами и за большие деньги перепродать их мушкетеру. Прошедшей ночью он зарезал Антонио, забрал у него бумаги и дождался д'Альби.
При этом весьма правдоподобном обвинении сын Пьера Гри решительно не мог совладать со своим волнением. Его просто била лихорадка.
— Когда мушкетер приехал, он отправился к нему, — невозмутимо продолжал между тем Ришелье, — и за приличную сумму продал ему письма…
— Да, да, да! Совершенно верно! Совершенно верно! — подтвердил д'Эпернон. — Иначе как бы они снова очутились у мушкетера?
— Но эта хитрая лисица задумала получить награду и от нас! Он явился сюда с наивнейшим видом рассказать о своих «трудах, горестях и нападках» в расчете, что мы заплатим ему…
— Прекрасно! Именно, именно так! — твердил д'Эпернон. — Иначе оно и не могло быть.
— Но лисица сама попалась в западню, — продолжал Ришелье с прежним хладнокровием, не обращая внимания на страшно побледневшего Жюля Гри. — Лисица слишком перемудрила и попадет за это в клетку.
Ришелье подошел к письменному столу, собираясь взять колокольчик и позвонить.
Д'Эпернон радостно смеялся, несчастный же Гри упал перед кардиналом на колени, в отчаянии ломая руки. Он понял, если ему не удастся переубедить Ришелье, то его схватят и посадят в тюрьму! Как ни тяжело ему было сделать одно признание, но он решился даже на него, лишь бы спастись от грозившей ему опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150