— Маркиз де Монфор, — спросил священник, кончив обряд венчания, — какое имя Вы хотите дать мальчику, который теперь принадлежит к вашей фамилии и имеет право на ваш герб?
— Он родился в день Святого Эстоми, так пусть ему дадут это имя, — ответил мушкетер.
Дитя записали в церковную книгу под именем Эстоми де Монфор. Магдалена Гриффон опять взяла его на руки и с невыразимой горячей любовью прижала к сердцу.
— Я должен сообщить новобрачным, — сказал священник, совершив заключительную молитву и спускаясь со ступеней алтаря, — что разрешение из Рима получено, и заключенный брак может быть снова расторгнут, как только этого пожелают обе стороны. Признано, что нужно было только дать имя ребенку, затем родители могут указать какую-нибудь незначительную причину и требовать развода.
Он поклонился маркизу, Канонику и едва стоявшей на ногах Магдалене, и также неслышно ушел за алтарь, как и появился оттуда.
Что значил этот брак, который через несколько дней собирались расторгнуть? Какие обстоятельства так жестоко разъединяли этих двух людей, только что так таинственно, в полночный час, соединенных перед Богом. Болезненный вид прекрасной Магдалены и полное страдания лицо маркиза ясно говорили о какой-то роковой неотвратимости. Что могло встать между этими двумя людьми, по-видимому, неизъяснимо любившими друг друга? Кто из них был виноват? Только не маркиз! Его благородной душе были чужды всякие обман и подлость.
Значит, виновата Магдалена Гриффон? С трепетом обнимая свое дитя, она боязливо оглянулась на свидетеля этой ночной сцены. Он отошел в сторону. Звонарь тоже на несколько минут удалился. Маркиз подошел к Магдалене, которая горячо прижала к груди ребенка.
— Я знаю, что вы хотите сделать, Эжен, — пылко сказала она. — Вы имеете полное право требовать того, что разрывает мне сердце.
— Магдалена, не осложняйте нашу разлуку, мы ведь пережили тяжелый час, — отвечал маркиз. — Бередя раны, вы только прибавляете себе страданий.
— Мне отрадно это, Эжен, я ведь ищу смерти! Вы благороднейший человек, а я несчастнейшее существо в мире! Я всегда буду смотреть на вас как на святого. Простимся же в последний раз, мы больше никогда, никогда не увидимся! Я чувствую, что смертью искуплю свою вину. Тогда, Эжен, помолитесь за мою бедную разбитую душу и простите несчастной Магдалене Гриффон то, что она вам сделала, она и так жестоко расплатилась за это.
— Я вам все прощаю, Магдалена, да сохранит вас Бог!
— Теперь, Эжен, возьмите дитя. Вы требуете этого, и я отрываю его от своего сердца, исполняя ваше желание, — прошептала бедняжка.
Слезы душили ее.
— Возьмите это сокровище, последний залог любви, но хорошенько спрячьте, — прибавила она с лихорадочным отчаянием в голосе и слезами в широко раскрытых глазах. — Может наступить момент, Эжен, когда материнская любовь перейдет всякие границы, и тогда я, как безумная, буду искать своё дитя, найду его и унесу. Это будет свидетельством того, что Магдалена Гриффон еще жива.
Слезы залили ее лицо. Звонарь поспешно подошел к маркизу, который взял ребенка у зашатавшейся Магдалены, и принял его на руки.
— Я вас провожу до кареты, вы больны и слабы, — сказал маркиз де Монфор Магдалене, почти теряющей сознание.
— Это последняя услуга, которую вы оказываете неблагодарной, — едва внятно прошептала она, опираясь на его руку.
Сцена была настолько драматичной, что даже звонарь, также мало понимавший, что происходило, как и Каноник, едва мог сдерживать волнение. Он держал дитя, а маркиз медленно вел силившуюся овладеть собой Магдалену к выходу. У паперти стояли две кареты, и у отворенной дверцы одной из них ожидал лакей. Маркиз с нежной заботливостью посадил даму в карету.
— Батист, — сказал он лакею, — смотри хорошенько за госпожой в дороге. Сейчас же как приедете, пошлите за старым доктором, припадок может повториться. Употребите все средства, чтобы помочь ей.
Лакей почтительно поклонился, захлопнул дверцу и вскочил на козлы. Через мгновение экипаж скрылся в ночной темноте. Маркиз вернулся в церковь и подошел к Канонику.
— Благодарю тебя за дружескую услугу, — сказал он, пожав ему руку. — Теперь все кончено, не будем никогда больше об этом вспоминать.
Друзья простились. Каноник пошел домой, а маркиз попросил звонаря отнести за ним дитя в карету.
Кучер, видимо, уже знал, куда ехать.Звонарь захлопнул дверцу, и лошади быстро помчались по темным улицам предместья. В церкви Св. Флорентина гасили свечи.
Было около двух часов ночи, когда карета остановилась у маленького домика с мезонином на улице Лаферронери.
На улице было тихо и пустынно. Неожиданно пошел дождь, крупными каплями орошая плиты мостовой. За темными окнами дома отсутствовали всякие признаки жизни. Маркиз приподнял и опустил дверной молоток. Его металлический звук гулко разнесся по безлюдной улице. Через несколько минут за дверью послышались тихие шаги и замелькал слабый свет.
— Кто стучится так поздно? — спросил ворчливый голос.
— Отворите, Ренарда, мне надо поговорить с вами, — вполголоса ответил мушкетер.
— Неужели… или я ошибаюсь… неужели это вы?
— Да, я — маркиз, не бойтесь, милая Ренарда, ничего не случилось особенного…
— Иисусе! — вскричала, отворяя дверь, старая луврская судомойка. — Да как же это вы ночью! После несчастья с нашим добрым королем, да погибнет убийца в геенне огненной, я всего боюсь.
Болтливая старуха впустила гостя, низко поклонилась ему и продолжала, тараща глаза:
— Святая Генофра! А на руках-то у вас… и ночью, ночью…
— Дитя, как видите, Ренарда, но заприте скорее дверь и пойдемте наверх. Мне надо поговорить с вами.
Судомойке было жаль, что не удалось вдоволь поахать и выразить свое удивление. Пришлось исполнять приказание маркиза. Она заперла дверь и со свечой в руке стала подниматься по старой крутой лестнице.
— Ступайте вперед, маркиз, — прошептала она, — только потихоньку идите, чтобы жильцы не услыхали да не выдумали чего-нибудь.
Мушкетер невольно посмеялся над старой Ренардой. Ее лицо с острым подбородком, обрамленное широкой оборкой большого ночного чепчика, выражало нетерпение и любопытство. Они вошли в комнату мезонина, где старуха жила одна после смерти мужа и сына.
Ренарда поспешно заперла дверь, поставила свечу на стол и опустила занавеси, точно боясь, как бы соседи не увидели у нее ночного посетителя.
— Господин маркиз, так что же случилось? — спросила она, глядя то на мушкетера, то на спавшее дитя.
— Не будьте любопытны, милая Ренарда. Я обращаюсь к вам с просьбой, поскольку всегда считал вас хорошей аккуратной женщиной.
— Да, это было моей единственной гордостью после смерти моего маленького Нарцисса! Ах, если бы вы видели этого ангела!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150