О дворе и о своем царственном сыне она не знала почти ничего. Она слышала только, что король Людовик окончательно и всецело подпал под влияние своего любимца, и что этот всемогущий советник и первый министр пользовался своим влиянием точно так же, как делал это Кончини: спешил обогатиться всеми путями и средствами, возвыситься над всеми знатными людьми в государстве.
Эта весть порадовала Марию Медичи. Люинь, оставаясь в милости короля, мог только лишь пошатнуть значение трона, тем более, что число недовольных со времени изгнания королевы-матери еще более возросло.
Наступила зима 1619 года. В уединенном замке она была еще заметнее, чем где бы то ни было. Королеве-матери казались нестерпимы эти облетевшие деревья, эти густые туманы, застилавшие всю окрестность и временами переходившие в снег, эти короткие дни и бесконечно длинные бессонные ночи. По вечерам она вместе с герцогиней сидела перед камином, целыми часами не говоря ни слова, задумчиво смотрела на пламя и лишь поздно ночью ложилась в свою огромную кровать под балдахином.
Апартаменты королевы-матери находились в нижнем этаже здания. Высокие готические окна всего лишь на пять футов возвышались над землей.
Двадцать второго февраля день стоял пасмурный и тоскливый. По дороге от города к замку шел человек в шляпе с черным пером, тепло укутанный в темный плащ. Уже смеркалось, когда он, пройдя через парк, остановился у ворот замка и объявил страже, что желает переговорить с шевалье д'Альбертом, которого тотчас вызвали. Незнакомец почтительно снял перед ним шляпу. Нижнюю часть лица его закрывала большая черная итальянская борода.
— Вы меня спрашивали, милостивый государь? Я к вашим услугам! — сказал д'Альберт любезно.
— Я живописец Амати, — сказал поздний посетитель, — и хочу переговорить с королевой-матерью о фресках, для работы над которыми я приглашен. Мне необходимо переговорить о сюжетах.
Синьор Амати был не первый художник, явившийся в Блоа, а так как личность его не возбуждала никаких подозрений, шевалье согласился тотчас доложить о нем. Когда д'Альберт сказал о приходе Амати герцогине Бретейльской, а та, сходив в комнату королевы, возвратилась к нему, он не мог не заметить в ней какого-то смущения.
— Королева поручила сначала мне переговорить с ним, — сказала она. — Ее величество что-то не помнит его имени среди своих художников.
После этих слов шевалье пошел за герцогиней прямо по пятам. Остановившись перед живописцем, она невольно вздрогнула, но быстро овладела собой и проявила весьма! естественное удивление.
Между тем, живописец, почтительно склонившись перед герцогиней, успел шепнуть ей несколько слов.
— Извините синьор! Просто не понимаю, как я могла забыть вас, знаменитейшего художника! О! Но в памяти моей всегда остаются ваши великолепные картины! Не угодно ли вам пойти со мною в апартаменты ее величества.
— Мне необходимо получить приказания королевы относительно фресок, — сказал художник, проходя с герцогиней мимо шевалье д'Альберта, который не заметил ничего подозрительного в их встрече и успокоился. Да и какая опасность могла быть в посещений этого незнакомца? Шевалье был уверен, что женщина, которую он стерег, вполне покорилась своей участи.
Фрейлина ввела художника в огромную приемную королевы-матери, напоминавшую средневековый рыцарский зал. Мария Медичи сидела у камина и припоминала, что не делала никаких заказов живописцу с такой фамилией.
Синьор Амати подождал, пока затворилась за ним дверь, потом подошел к королеве и опустился перед нею на колени.
— Простите меня за обман, ваше величество! — проговорил он.
— Как! Чей это голос! — вскрикнула королева, встав от удивления.
— Я попрошу вас, королева, быть как можно осторожнее. Никто не должен даже подозревать, что я был у вас.
— Да неужели это действительно вы, герцог? Эта борода…
— Фальшивая, имя вымышленное, одежда сшита именно для этого визита.
— О, да будет благословен приход ваш! Но пойдемте в другую комнату. У шевалье д'Альберта очень тонкий слух. Наша добрейшая Бретейль останется здесь и позаботится, чтобы нам не помешали.
Герцогиня поклонилась в знак готовности повиноваться. Королева-мать и герцог д'Эпернон перешли в комнату, окна которой выходили в окружавший замок парк. Д'Эпернон запер за собою дверь, а Мария Медичи дала ему поцеловать свою руку.
— Итак, вы затеяли этот маскарад для того, чтобы пробраться в Блоа к несчастной узнице. Это радует меня, — сказала королева-мать. — И, разумеется, вы сообщите мне много новостей, любезный герцог. Когда человек вынужден жить так уединенно, как я, то, естественно, бывает особенно рад встретить посланца из внешнего мира.
— Рассказать вам много новостей, ваше величество, я вряд ли смогу, — отвечал герцог, — но, то, что я намерен передать вам, крайне важно! Вас ждут в Ангулеме для того, чтобы начать открытую войну; там собралось более тысячи человек нашей знати, недовольство которой достигло крайних пределов с тех пор, как Люинь начал вести себя с такой оскорбительной гордостью и занял при короле такое высокое место. Вокруг Ангулема рассеяно до шести тысяч приверженцев недовольных дворян, всадников и оруженосцев. Они ждут только знака, чтобы восстать. Число их удвоится, если вы явитесь на юг.
При этой вести темные глаза королевы-матери загорелись огнем надежды, торжествующая улыбка появилась на ее губах. В эту минуту она почувствовала, что власть ее еще не потеряна, несмотря на то, что она в заточении.
— Значит, они готовятся к серьезной борьбе? — спросила она.
— Приготовления уже окончены, ваше величество, а борьба начнется, как только вы подадите к этому знак.
— То есть, как я должна понимать вас, герцог?
— Ваше появление в Ангулеме будет равносильно поднятию знамени борьбы, ваше присутствие гарантирует делу недовольных значение и победу…
— Вы говорите о кровопролитной борьбе, которую мать должна вести против сына…
— Не с сыном, ваше величество, а только с его любимцами и советниками, и лишь ровно настолько, насколько ваш сын воевал против приверженцев матери, приказав казнить многих из них.
— Для того, чтобы решиться на это, герцог, мне нужно преодолеть в себе многое! Кроме того, ведь я теперь не более, чем узница.
— В эту ночь, ваше величество, люди преданные вам решились пожертвовать жизнью ради тою, чтобы освободить вас и доставить в Ангулем.
— Что за отчаянно смелый план! — вскричала Мария Медичи.
— Да, и он удастся! Он должен удаться! Я пришел, чтобы переговорить о деталях сегодняшней ночи и оставаться в вашем распоряжении.
— Как! Вы предлагаете мне бежать, и даже в эту же ночь! Но ведь она скоро пройдет уже!
— Все приготовлено к вашему отъезду, ваше величество!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150