На большом белом облаке расположились искусные восковые фигуры с музыкальными инструментами в руках, так что казалось, будто это они играют, а не музыканты, скрытые на галерее.
В смежном продолговатом голубом зале был устроен зимний сад с картинами прелестнейших цветов, фруктовыми деревьями и множеством певчих птиц за едва заметными решетками.
У стен, увитых плющом и ползучими растениями, были обустроены хорошенькие маленькие беседки, манившие пары масок поболтать, а зеркало на всю торцевую стену до бесконечности увеличивало этот фантастический сад.
В зале поменьше стояли столы с закусками, винами и прохладительными напитками, налево, в пунцовом зале, который можно было совершенно изолировать от остальных комнат, были устроены всевозможные развлечения. За мраморными столиками можно было сыграть в шахматы, в центре располагался небольшой бильярд.
Это был первый бильярд, нарочно к этому дню за огромные деньги выписанный Марией Медичи из Италии. Ей хотелось ввести бильярдную игру у себя при дворе.
В пунцовом зале, из которого был выход на боковую лестницу Луврского дворца, за час до бала прохаживался маршал Кончини, разговаривая вполголоса с человеком, стоявшим у дверей во внутренние коридоры. Этот человек был одет, как обыкновенно одеваются управляющие в знатных домах: темный кафтан, такие же панталоны, черный бархатный полуплащ, плотно обтягивающие чулки и башмаки с пряжками. По краям плаща были вышиты гербы маршала Кончини.
У него было худое гладко выбритое лицо, короткие черные волосы, большой рот и острый нос. Лукавое выражение и язвительный взгляд косоватых глаз показывали, что этот человек — раб своих страстей и склонностей.
Маркиз д'Анкр был его господином, но и на него хитро косился управляющий, когда тот поворачивался к нему спиной. Видно было, что этот человек только до тех пор повинуется и верно служит, пока это ему выгодно, но продаст своего господина, как и всякого другого, как только тот потеряет свое могущество и не в состоянии будет платить ему.
Когда Кончини поворачивался к нему лицом, он сейчас же делал преданную мину.
— Нам непременно надо разыскать патера, — сказал вполголоса маршал, — он должен быть у нас в руках, от этого все зависит, Антонио! Я удивляюсь, как это тебе, при твоей ловкости, не удалось до сих пор найти его.
— У нас слишком сильные враги и их слишком много, господин маршал, — тихо ответил Антонио. — Ни одного принца Конде надо бояться и устранить…
— Знаю, что ты хочешь сказать, этот беарнский виконт отправится в Бастилию вместе с принцем.
— И этого мало. С арестом виконта могут возникнуть новые опасности, пока его друзья на свободе.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь… но кто же эти друзья?
— Мушкетер Милон Арасский, замечательный своим ростом и силой, маркиз и Каноник… и барону Витри, который иногда дежурит в Лувре, я не доверяю.
— Как, и он с ними приятель?
— Нет, но он предан графу де Люинь, а граф в последнее время часто бывает с принцем Конде, — ответил Антонио.
— Ты хочешь сообщить мне результаты твоих наблюдений? Говори. Я знаю, ты не сидел сложа руки.
— Нет сомнения, что принц Генрих Конде прячет патера где-то на улице Сен-Дени. На этой же самой улице живет и маркиз, и я поручил двум нищим следить за ним.
— Что же они тебе сказали?
— Что патера еще ни разу, не видели на улице, но что виконт д'Альби несколько раз приходил туда по вечерам, — тихо ответил Антонио.
— Он ходил к маркизу, — сказал Кончини, успокоенный тем, что патер еще не был у короля.
— Виконта, наверное, посылал туда принц.
— За ним не следили?
— Пока еще темные вечера не позволили нищим разглядеть хорошенько.
— Отчего же ты не велел обыскать все дома на улице Сен-Дени, чтобы найти патера?
Антонио на минуту изменился в лице, на губах его незаметно скользнула надменная улыбка.
— Я сделал это, господин маркиз, но безуспешно. Остается еще одно, последнее средство найти старого мошенника.
— Ну, говори, какое? — сказал Кончини, останавливаясь перед своим доверенным.
— Надо силой в Бастилии заставить принца открыть тайну.
— Как… ты думаешь…
— Пытать! — едва слышно прошептал Антонио. Кончини помолчал с минуту, не двигаясь с места.
— Ее величество не откажет в подписи, — прибавил зорко следивший за ним негодяй.
Кончини опять заходил по залу.
— Во всяком случае, лучше пытать виконта, — заметил он, — ему известно, где спрятан патер.
— Он и на пытке ничего не выдаст, господин маркиз. Я знаю этих мушкетеров. Он умрет, а ничего не скажет, и тогда…
— Ну… что тогда? — скороговоркой спросил Кончини.
— Нам придется сражаться с остальными мушкетерами!
— Ты, кажется, боишься их? Первый раз слышу это от тебя, Антонио.
— Осторожность и обдуманность действий всегда полезны, и делают сильного сильнее, господин маркиз! Я не боюсь мушкетеров, но знаю их решительность. Они ничего не испугаются, и до тех пор не успокоятся, пока не отомстят за товарища.
— Так надо и его друзей лишить возможности вредить!
— Это бросится в глаза всему полку и может вызвать ропот в войсках.
— Да, ты, пожалуй, прав, Антонио. Но на швейцарцев, во всяком случае, я могу положиться.
Предусмотрительный Антонио слегка пожал плечами.
— Швейцарцы… — с сомнением пробормотал он.
— Как ты странно это говоришь. Ты, кажется, всегда был высокого мнения о швейцарских гвардейцах? Разве случай с мушкетерами переменил твое мнение, Антонио?
— Мне кажется, господин маршал, что наемники не особенно храбрые солдаты, и лучше было бы держаться мушкетеров, которые сами себя содержат и стремятся только к почестям и славе.
— Ты передавал капитану де Бонплану, что я хочу говорить с ним? — поспешно спросил Кончини.
— Как вы приказывали, господин маркиз!
— Так проси капитана сюда, в красный зал, а сам покарауль в коридоре, чтобы никто не помешал нам. Когда капитан выйдет и ты уходи. Распорядись, чтобы около двенадцати ночи у бокового подъезда стояла карета для государственных преступников. Смотри хорошенько за всем сам. — Антонио поклонился и вышел.
«Странно, — пробормотал Кончини, оставшись один, — мне кажется, как будто этот Антонио уже Не тот, что прежде. Говорят, некоторые птицы чуют, когда беда грозит дому, у которого они вьют гнезда, и тотчас же улетают прочь. Неужели и у Антонио есть такое предчувствие…»
В эту минуту дверь отворилась и вошел капитан Бонплан, уже немолодой мушкетер с воинственной осанкой. Он поклонился маршалу.
— А, любезный Бонплан, — приветливо встретил его маршал. — Я хочу дать вам одно поручение, секретное поручение от имени правительства…
— Приказывайте, маршал, — ответил капитан.
— Скажите, любезный Бонплан, у вас в полку есть мушкетеры, о которых я очень много слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
В смежном продолговатом голубом зале был устроен зимний сад с картинами прелестнейших цветов, фруктовыми деревьями и множеством певчих птиц за едва заметными решетками.
У стен, увитых плющом и ползучими растениями, были обустроены хорошенькие маленькие беседки, манившие пары масок поболтать, а зеркало на всю торцевую стену до бесконечности увеличивало этот фантастический сад.
В зале поменьше стояли столы с закусками, винами и прохладительными напитками, налево, в пунцовом зале, который можно было совершенно изолировать от остальных комнат, были устроены всевозможные развлечения. За мраморными столиками можно было сыграть в шахматы, в центре располагался небольшой бильярд.
Это был первый бильярд, нарочно к этому дню за огромные деньги выписанный Марией Медичи из Италии. Ей хотелось ввести бильярдную игру у себя при дворе.
В пунцовом зале, из которого был выход на боковую лестницу Луврского дворца, за час до бала прохаживался маршал Кончини, разговаривая вполголоса с человеком, стоявшим у дверей во внутренние коридоры. Этот человек был одет, как обыкновенно одеваются управляющие в знатных домах: темный кафтан, такие же панталоны, черный бархатный полуплащ, плотно обтягивающие чулки и башмаки с пряжками. По краям плаща были вышиты гербы маршала Кончини.
У него было худое гладко выбритое лицо, короткие черные волосы, большой рот и острый нос. Лукавое выражение и язвительный взгляд косоватых глаз показывали, что этот человек — раб своих страстей и склонностей.
Маркиз д'Анкр был его господином, но и на него хитро косился управляющий, когда тот поворачивался к нему спиной. Видно было, что этот человек только до тех пор повинуется и верно служит, пока это ему выгодно, но продаст своего господина, как и всякого другого, как только тот потеряет свое могущество и не в состоянии будет платить ему.
Когда Кончини поворачивался к нему лицом, он сейчас же делал преданную мину.
— Нам непременно надо разыскать патера, — сказал вполголоса маршал, — он должен быть у нас в руках, от этого все зависит, Антонио! Я удивляюсь, как это тебе, при твоей ловкости, не удалось до сих пор найти его.
— У нас слишком сильные враги и их слишком много, господин маршал, — тихо ответил Антонио. — Ни одного принца Конде надо бояться и устранить…
— Знаю, что ты хочешь сказать, этот беарнский виконт отправится в Бастилию вместе с принцем.
— И этого мало. С арестом виконта могут возникнуть новые опасности, пока его друзья на свободе.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь… но кто же эти друзья?
— Мушкетер Милон Арасский, замечательный своим ростом и силой, маркиз и Каноник… и барону Витри, который иногда дежурит в Лувре, я не доверяю.
— Как, и он с ними приятель?
— Нет, но он предан графу де Люинь, а граф в последнее время часто бывает с принцем Конде, — ответил Антонио.
— Ты хочешь сообщить мне результаты твоих наблюдений? Говори. Я знаю, ты не сидел сложа руки.
— Нет сомнения, что принц Генрих Конде прячет патера где-то на улице Сен-Дени. На этой же самой улице живет и маркиз, и я поручил двум нищим следить за ним.
— Что же они тебе сказали?
— Что патера еще ни разу, не видели на улице, но что виконт д'Альби несколько раз приходил туда по вечерам, — тихо ответил Антонио.
— Он ходил к маркизу, — сказал Кончини, успокоенный тем, что патер еще не был у короля.
— Виконта, наверное, посылал туда принц.
— За ним не следили?
— Пока еще темные вечера не позволили нищим разглядеть хорошенько.
— Отчего же ты не велел обыскать все дома на улице Сен-Дени, чтобы найти патера?
Антонио на минуту изменился в лице, на губах его незаметно скользнула надменная улыбка.
— Я сделал это, господин маркиз, но безуспешно. Остается еще одно, последнее средство найти старого мошенника.
— Ну, говори, какое? — сказал Кончини, останавливаясь перед своим доверенным.
— Надо силой в Бастилии заставить принца открыть тайну.
— Как… ты думаешь…
— Пытать! — едва слышно прошептал Антонио. Кончини помолчал с минуту, не двигаясь с места.
— Ее величество не откажет в подписи, — прибавил зорко следивший за ним негодяй.
Кончини опять заходил по залу.
— Во всяком случае, лучше пытать виконта, — заметил он, — ему известно, где спрятан патер.
— Он и на пытке ничего не выдаст, господин маркиз. Я знаю этих мушкетеров. Он умрет, а ничего не скажет, и тогда…
— Ну… что тогда? — скороговоркой спросил Кончини.
— Нам придется сражаться с остальными мушкетерами!
— Ты, кажется, боишься их? Первый раз слышу это от тебя, Антонио.
— Осторожность и обдуманность действий всегда полезны, и делают сильного сильнее, господин маркиз! Я не боюсь мушкетеров, но знаю их решительность. Они ничего не испугаются, и до тех пор не успокоятся, пока не отомстят за товарища.
— Так надо и его друзей лишить возможности вредить!
— Это бросится в глаза всему полку и может вызвать ропот в войсках.
— Да, ты, пожалуй, прав, Антонио. Но на швейцарцев, во всяком случае, я могу положиться.
Предусмотрительный Антонио слегка пожал плечами.
— Швейцарцы… — с сомнением пробормотал он.
— Как ты странно это говоришь. Ты, кажется, всегда был высокого мнения о швейцарских гвардейцах? Разве случай с мушкетерами переменил твое мнение, Антонио?
— Мне кажется, господин маршал, что наемники не особенно храбрые солдаты, и лучше было бы держаться мушкетеров, которые сами себя содержат и стремятся только к почестям и славе.
— Ты передавал капитану де Бонплану, что я хочу говорить с ним? — поспешно спросил Кончини.
— Как вы приказывали, господин маркиз!
— Так проси капитана сюда, в красный зал, а сам покарауль в коридоре, чтобы никто не помешал нам. Когда капитан выйдет и ты уходи. Распорядись, чтобы около двенадцати ночи у бокового подъезда стояла карета для государственных преступников. Смотри хорошенько за всем сам. — Антонио поклонился и вышел.
«Странно, — пробормотал Кончини, оставшись один, — мне кажется, как будто этот Антонио уже Не тот, что прежде. Говорят, некоторые птицы чуют, когда беда грозит дому, у которого они вьют гнезда, и тотчас же улетают прочь. Неужели и у Антонио есть такое предчувствие…»
В эту минуту дверь отворилась и вошел капитан Бонплан, уже немолодой мушкетер с воинственной осанкой. Он поклонился маршалу.
— А, любезный Бонплан, — приветливо встретил его маршал. — Я хочу дать вам одно поручение, секретное поручение от имени правительства…
— Приказывайте, маршал, — ответил капитан.
— Скажите, любезный Бонплан, у вас в полку есть мушкетеры, о которых я очень много слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150