Теперь супруги Таурини стали уделять больше внимания воспитанию Айвара. Эрна старалась привить мальчику хорошие манеры, которым сама научилась у образованных людей. Ни разу Айвар не поел без того, чтобы она не сделала ему несколько замечаний.
– Сиди прямо и не клади локти на стол… Вилку держи пальцами, а не зажимай в кулаке… Не облей штаны… Рукавом губ не вытирают – для этого есть носовой платок… Почему ты чавкаешь? Так делают только поросята…
Весной Тауринь, отправляясь в поле, иногда брал с собой Айвара. Везде он находил какие-нибудь непорядки или недоделки и своими ядовитыми замечаниями давал почувствовать хозяйскую власть. Если батрак пытался оправдываться или обижался на незаслуженные нарекания, Тауринь впивался в него, как клещ, и терзал до тех пор, пока не вгонял в седьмой пот и батрак уже не осмеливался перечить. Айвар слушал и с каждым днем все больше понимал, что приемный отец – самый сильный человек в Ургах. Он заметил, что ближайшие соседи относятся к Тауриню с большим подобострастием, почти унижаются, и решил, что его власть распространяется и на них. Встречаясь с кем-нибудь на дороге – кто бы это ни был, – Тауринь никогда не кланялся первым.
Другая мысль, которую Тауринь старался внушить приемному сыну, была немного сложнее, но по существу столь же примитивна: все люди, говорящие на чужом языке, поучал он, хуже и ниже латышей.
Неизвестно, какие плоды принесло бы это воспитание, если бы в Ургах не было маленького седого человека – старого Лангстыня. В его присутствии Айвар чувствовал, что попал в другой мир, где не было ни зазнайства, ни нетерпимого отношения к другим людям. Спокойно и ловко делал Лангстынь свое дело: копал землю, известковал яблони, прививал фруктовые деревья и ухаживал за ульями, а своими рассказами он прививал Айвару нечто такое, что совсем не входило в планы Тауриня и за что Лангстыню не платили ни одного сантима, – уважение ко всем людям, делающим полезную работу, любовь и сострадание к тем, кому тяжело живется на свете. Лангстынь интересовался чуть ли не каждым шагом Айвара и с большим удовольствием слушал, когда мальчик рассказывал о том, что видел дома, в поле или в школе. Однажды Айвар рассказал, как два хозяйских сынка, возвращаясь из школы, разорвали одному ученику штаны и запачкали грязью книги и тетради. Старый садовник, нахмурив лоб, спросил Айвара:
– Тебе это нравится?
– Он был такой смешной в разодранных штанах, – ответил Айвар, не сдерживая смеха. – Рубашка вылезла, а книги так запачкались в грязи, что их нельзя было взять под мышку.
– Смешной, говоришь? – проворчал Лангстынь. – Тебе смешно? Ну, а если у этого мальчика единственные штаны, а у отца нет денег на новые учебники – что ему тогда делать? Он не сможет больше ходить в школу. Если бы с тобой так поступили, ты бы тоже смеялся? Это скверно и подло. Ты должен был прийти ему на помощь и так проучить хулиганов, чтобы они долго помнили. Если слабого обижают, ему надо помочь. Так делают все честные и смелые люди, а ты вел себя, как трусливый заяц.
Айвар, покраснев, слушал упреки садовника.
– Совсем не так, дядя Лангстынь, – пытался оправдаться он. – Я совсем не боялся… только мне не пришло в голову, что надо сделать. В другой раз буду знать.
– Ну ладно, только не забудь, что я тебе сказал, – Лангстынь стал ласковее. – Таких псов надо учить. Они думают, если у отца есть дом и земля, то можно плевать на всех. Пусть поостерегутся, а то как бы когда-нибудь не наплевали и на них.
При разговоре о хозяевах и богачах у Лангстыня всегда выходило так, что эти уважаемые люди представали в смешном и невыгодном свете. Он смеялся над их толстыми животами, их чванством, рассказывал об их ограниченности, тупости и жестокости. Они становились неприятными, даже противными Айвару, и он не понимал, почему приемный отец водит знакомство с такими плохими людьми. Больше всего Лангстынь любил посмеяться над лицемерием и ханжеством – тут самой подходящей мишенью для его насмешек был приходский пастор Рейнхарт. Старик рассказывал о его страшном обжорства и стяжательстве, о том, что его преподобие на словах проповедует одно, а на деле творит другое – именно го, за что по воскресеньям бранит с церковной кафедры своих прихожан.
– Но ведь тогда он лгун! – удивлялся Айвар.
– Понятно, лгун… – подтверждал Лангстынь. – Нельзя верить ни одному слову этого ловкача.
– А почему же люди ходят в церковь и слушают его?
– Потому, что на свете еще много дураков, – пояснил Лангстынь. – Если бы люди поняли, что Рейнхарты думают только о своем брюхе и о том, как бы больше выудить денег, они бы его не слушали.
В другой раз Лангстынь начал с Айваром разговор о Змеином болоте.
– В старину болото было совсем маленьким. Беда началась с того времени, когда дед теперешнего хозяина усадьбы Урги построил в нижнем течении реки водяную мельницу. Плотина мельницы задержала воды Раудупе и подняла их уровень. Речка вышла из берегов, и болото стало с каждым годом расширяться. Но это еще не все. Если люди не возьмутся за ум, воды затопят половину волости.
– А почему люди ничего не делают, чтобы избавиться от излишней воды? – удивился Айвар.
Лангстынь хмуро усмехнулся.
– Если бы все люди были честными, это было бы простым делом. Но ведь мельница принадлежит твоему отцу. Ей весь год нужна вода. Без согласия хозяина усадьбы Урги ничего не выйдет. Однажды уже брались за это. Крестьяне собрали подписи и обратились с просьбой к правительству. Приехали начальники, все осмотрели, сказали, что и как надлежит делать, а Тауринь говорит: «Нет! Если хотите что-нибудь предпринять, углубите в нижнем течении речку Раудупе, чтобы плотину можно было опустить ниже, и платите мне по тысяче латов в месяц, пока мельница будет простаивать, – иначе я не согласен». Никто таких денег не мог уплатить, и все осталось по-старому. И с Тауринем ничего не поделаешь – он хозяин, а с такими людьми правительство не хочет спорить. Может быть, ты, когда вырастешь, будешь не таким, как твой отец, и подумаешь о нуждах других людей.
Так воспитывал Лангстынь приемного сына владельца усадьбы Урги. Сколько Тауриню удавалось посеять эгоистической жизненной мудрости, столько потихоньку выпалывал старый садовник сорняк за сорняком, росток за ростком. Только поэтому совесть Айвара не успела окаменеть в атмосфере самодовольства, царившей в семье Тауриня. Благодаря усилиям Лангстыня Айвар получил правильное представление о чести, научился уважать человека независимо от его имущественного и общественного положения, сочувствовать обездоленным и презирать подлецов.
Айвар находился между двух миров, как бы на распутье: обстоятельства и семья направляли его по одному пути, старый Лангстынь побуждал идти по другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179