Он с нежностью посмотрел на Анну: что было дорого Айвару, не могло быть безразличным и ему, Яну Лидуму.
– У меня просьба… – заговорила Анна и опустила глаза, полные слез. – Когда вы в следующий раз навестите Айвара, передайте ему от меня привет.
– Передам, милая… – прошептал в сильном волнении Лидум, – обязательно передам. Я думаю, это доставит ему радость и поможет скорее встать на ноги.
Глава тринадцатая
1
Окончив работу на фабрике, Ильза Лидум в тот вечер не пошла сразу в общежитие, где она вместе с тремя другими работницами занимала комнату во втором этаже. Подруга Ильзы по работе Полина Барабанова несколько дней тому назад наколола руку ржавым гвоздем; рана загноилась, рука вспухла до локтя, и пришлось обратиться к хирургу. Муж Барабановой был на фронте, а дома оставалось двое ребят – один двух лет, другой четырех. Зная, как трудно больной матери ухаживать за ними, Ильза утром и вечером заходила к ним, помогала по хозяйству.
Год тому назад Полина Барабанова обучила Ильзу и Анну Пацеплис работать на ткацких станках, и между ними установилась настоящая дружба. После отъезда Анны в Латышскую дивизию Ильза и Полина сблизились еще больше. Они читали друг другу письма от своих близких, находившихся на фронте, вместе следили за военными событиями и вместе горевали о каждом советском городе, который попадал на время в руки врага. Узнав, что у Ильзы в начале войны пропал без вести сын, Полина утешала свою подругу.
– Он ведь не знает, где ты, потому и не пишет. Сейчас сотни и тысячи семейств разбрелись по разным областям и не могут найти друг друга. Вот погоди, кончим войну, прогоним врага, и все люди, как птицы весной, воротятся к своим гнездам. Тогда мы опять найдем друг друга. А если кто погибнет, то и тогда хватит времени погоревать и поплакать о них, и ты не печалься заранее. Сегодня негоже горевать – сегодня надо думать о борьбе, о победе.
Последние три месяца Полина не получала весточки от мужа, но ее уверенность, что ничего худого не случилось, была так непоколебима, что Ильза невольно заразилась этой силой надежды. Действительно, происходило ведь то, что при теперешних обстоятельствах было неизбежным и естественным; даже самое тяжелое и мрачное, что приходилось переживать, – гибель близких, любимых людей – соответствовало правде этой грозной эпохи, и каждому надо было быть готовым и к этому.
Надо быть готовой… Эта мысль не выходила из головы Ильзы, когда она шла к квартире Барабановой. На улице было много народу, а где люди, там голоса, смех, улыбки, серьезные и задумчивые лица, мечтательные взоры – сама жизнь во всем своем многообразии, со всеми тонами и полутонами. В кустах щебетали птицы, где-то репродуктор передавал красивую песню, теплый летний ветерок ласкал лица людей, четко звучал согласованный шаг пехотной роты. Люди жили своей жизнью, поток бытия не остановился ни на мгновение, только во всем окружающем было что-то приподнятое, драматическое – слитное звучание общих чувств всего народа. Те, кто в этот вечер мечтали в тенистом парке о первой чистой любви, и те, кто стояли у своего рабочего места на заводе, ни на мгновение не забывали, что где-то на юге и западе дышал огнем огромный фронт и советские люди – их родные братья, отцы, сыны и дочери – геройски отстаивали настоящее и будущее своего народа. Великий долг объединял всех, во имя этого долга каждый готов и на подвиг и на жертву.
«И я готова…» – думала Ильза.
Полина Барабанова отворила дверь. Забинтованная рука висела на перевязи. Лицо молодой женщины было спокойно, взор ясен, и все же Ильзе показалось, что сегодня Полина не такая, как всегда.
– Тетя Ильза, тетя Ильза! – с веселым криком бросился навстречу Шурик, старший сынок Полины. В этот момент Ильза заметила, как дрогнули уголки рта Полины. Угостив Шурика и маленького Вову кусочками сахара, Ильза начала хозяйничать. Готовя ужин и убирая квартиру, она рассказала о новостях на фабрике, передала приветы от подруг. Полина долго молчала, будто наблюдая за своими малышами, которые, весело щебеча, возились около Ильзы.
– Что случилось, Полина? – спросила Ильза. – Почему ты молчишь? Не хуже руке?
– Рука… – из груди Полины вырвался тяжелый вздох. – Рука пройдет. Больше я не могу сидеть без дела и нянчить руку. Мне бы сегодня следовало стоять у станка и работать за двоих… нет, Ильза, за четверых. Как ужасно, что именно теперь я ничего не могу делать – теперь, когда мне надо занять место Сергея.
Ильза поставила к стенке щетку и подсела к Полине.
– С Сергеем что-нибудь случилось?
Полина кивнула головой на этажерку. На верхней полке лежал серый конверт.
– Возьми, дорогая, прочти…
Ильза взяла письмо. Это было сообщение командира войсковой части, что старший сержант Сергей Барабанов пал смертью храбрых.
Ильза положила письмо обратно на этажерку, вернулась к Полине и села рядом с ней. Они помолчали. Обняв Полину за плечи, Ильза тихо заговорила:
– Да, нет больше Сергея… Большое горе у тебя, милая моя. Но не у тебя одной болит сегодня сердце. Если бы в комнате не было этих малышей, я бы плакала, как маленькая. Для всех твоих друзей, для всего народа – это большое горе, подружка. Сердце наше болит за каждого советского человека, который отдал жизнь на поле боя. Я знаю, здесь словами не поможешь, но все-таки хочу оказать: пойми, что ты со своим горем не одинока. У тебя большая семья – весь народ. Он позаботится, чтобы твои Шурик и Вова не утратили счастливое детство. А ты, милая, не мучай себя, не противься горю. Поди в другую комнату и поплачь – станет легче. Я тут поиграю с детьми.
– Не надо, Ильза… – прошептала Полина. – Я умею плакать без слез. За твое доброе сердце – спасибо, дорогая… Как жалко, что именно сейчас, когда у меня такой долг перед Родиной, я совсем ничего не могу делать.
Уложив детей спать, обе женщины еще долго сидели в кухне, разговаривая. Полина рассказывала о Сергее, о своей короткой счастливой жизни с ним. Солнечный отблеск этой жизни никогда не угаснет – ведь там, за стеной, находились два милых существа – живое продолжение и высшее воплощение этого счастья.
– Теперь я буду жить для них… только для них… – шептала Полина. – Это моя обязанность перед Сергеем. Я должна любить их сильнее прежнего. Что бы со мной стало, если бы их не было у меня?
Далеко за полночь вернулась домой Ильза. Она тихонько разделась и легла, стараясь не потревожить соседей по комнате, но это ей все же не удалось: Мильда Эрдман, долгие годы проработавшая на льнопрядильной фабрике Гофа в Елгаве, проснулась и поспешила передать, что вечером ее искал представитель ЦК Коммунистической партии Латвии.
– Он обещал зайти утром, – сказала Эрдман. – У него есть какое-то известие лично для тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
– У меня просьба… – заговорила Анна и опустила глаза, полные слез. – Когда вы в следующий раз навестите Айвара, передайте ему от меня привет.
– Передам, милая… – прошептал в сильном волнении Лидум, – обязательно передам. Я думаю, это доставит ему радость и поможет скорее встать на ноги.
Глава тринадцатая
1
Окончив работу на фабрике, Ильза Лидум в тот вечер не пошла сразу в общежитие, где она вместе с тремя другими работницами занимала комнату во втором этаже. Подруга Ильзы по работе Полина Барабанова несколько дней тому назад наколола руку ржавым гвоздем; рана загноилась, рука вспухла до локтя, и пришлось обратиться к хирургу. Муж Барабановой был на фронте, а дома оставалось двое ребят – один двух лет, другой четырех. Зная, как трудно больной матери ухаживать за ними, Ильза утром и вечером заходила к ним, помогала по хозяйству.
Год тому назад Полина Барабанова обучила Ильзу и Анну Пацеплис работать на ткацких станках, и между ними установилась настоящая дружба. После отъезда Анны в Латышскую дивизию Ильза и Полина сблизились еще больше. Они читали друг другу письма от своих близких, находившихся на фронте, вместе следили за военными событиями и вместе горевали о каждом советском городе, который попадал на время в руки врага. Узнав, что у Ильзы в начале войны пропал без вести сын, Полина утешала свою подругу.
– Он ведь не знает, где ты, потому и не пишет. Сейчас сотни и тысячи семейств разбрелись по разным областям и не могут найти друг друга. Вот погоди, кончим войну, прогоним врага, и все люди, как птицы весной, воротятся к своим гнездам. Тогда мы опять найдем друг друга. А если кто погибнет, то и тогда хватит времени погоревать и поплакать о них, и ты не печалься заранее. Сегодня негоже горевать – сегодня надо думать о борьбе, о победе.
Последние три месяца Полина не получала весточки от мужа, но ее уверенность, что ничего худого не случилось, была так непоколебима, что Ильза невольно заразилась этой силой надежды. Действительно, происходило ведь то, что при теперешних обстоятельствах было неизбежным и естественным; даже самое тяжелое и мрачное, что приходилось переживать, – гибель близких, любимых людей – соответствовало правде этой грозной эпохи, и каждому надо было быть готовым и к этому.
Надо быть готовой… Эта мысль не выходила из головы Ильзы, когда она шла к квартире Барабановой. На улице было много народу, а где люди, там голоса, смех, улыбки, серьезные и задумчивые лица, мечтательные взоры – сама жизнь во всем своем многообразии, со всеми тонами и полутонами. В кустах щебетали птицы, где-то репродуктор передавал красивую песню, теплый летний ветерок ласкал лица людей, четко звучал согласованный шаг пехотной роты. Люди жили своей жизнью, поток бытия не остановился ни на мгновение, только во всем окружающем было что-то приподнятое, драматическое – слитное звучание общих чувств всего народа. Те, кто в этот вечер мечтали в тенистом парке о первой чистой любви, и те, кто стояли у своего рабочего места на заводе, ни на мгновение не забывали, что где-то на юге и западе дышал огнем огромный фронт и советские люди – их родные братья, отцы, сыны и дочери – геройски отстаивали настоящее и будущее своего народа. Великий долг объединял всех, во имя этого долга каждый готов и на подвиг и на жертву.
«И я готова…» – думала Ильза.
Полина Барабанова отворила дверь. Забинтованная рука висела на перевязи. Лицо молодой женщины было спокойно, взор ясен, и все же Ильзе показалось, что сегодня Полина не такая, как всегда.
– Тетя Ильза, тетя Ильза! – с веселым криком бросился навстречу Шурик, старший сынок Полины. В этот момент Ильза заметила, как дрогнули уголки рта Полины. Угостив Шурика и маленького Вову кусочками сахара, Ильза начала хозяйничать. Готовя ужин и убирая квартиру, она рассказала о новостях на фабрике, передала приветы от подруг. Полина долго молчала, будто наблюдая за своими малышами, которые, весело щебеча, возились около Ильзы.
– Что случилось, Полина? – спросила Ильза. – Почему ты молчишь? Не хуже руке?
– Рука… – из груди Полины вырвался тяжелый вздох. – Рука пройдет. Больше я не могу сидеть без дела и нянчить руку. Мне бы сегодня следовало стоять у станка и работать за двоих… нет, Ильза, за четверых. Как ужасно, что именно теперь я ничего не могу делать – теперь, когда мне надо занять место Сергея.
Ильза поставила к стенке щетку и подсела к Полине.
– С Сергеем что-нибудь случилось?
Полина кивнула головой на этажерку. На верхней полке лежал серый конверт.
– Возьми, дорогая, прочти…
Ильза взяла письмо. Это было сообщение командира войсковой части, что старший сержант Сергей Барабанов пал смертью храбрых.
Ильза положила письмо обратно на этажерку, вернулась к Полине и села рядом с ней. Они помолчали. Обняв Полину за плечи, Ильза тихо заговорила:
– Да, нет больше Сергея… Большое горе у тебя, милая моя. Но не у тебя одной болит сегодня сердце. Если бы в комнате не было этих малышей, я бы плакала, как маленькая. Для всех твоих друзей, для всего народа – это большое горе, подружка. Сердце наше болит за каждого советского человека, который отдал жизнь на поле боя. Я знаю, здесь словами не поможешь, но все-таки хочу оказать: пойми, что ты со своим горем не одинока. У тебя большая семья – весь народ. Он позаботится, чтобы твои Шурик и Вова не утратили счастливое детство. А ты, милая, не мучай себя, не противься горю. Поди в другую комнату и поплачь – станет легче. Я тут поиграю с детьми.
– Не надо, Ильза… – прошептала Полина. – Я умею плакать без слез. За твое доброе сердце – спасибо, дорогая… Как жалко, что именно сейчас, когда у меня такой долг перед Родиной, я совсем ничего не могу делать.
Уложив детей спать, обе женщины еще долго сидели в кухне, разговаривая. Полина рассказывала о Сергее, о своей короткой счастливой жизни с ним. Солнечный отблеск этой жизни никогда не угаснет – ведь там, за стеной, находились два милых существа – живое продолжение и высшее воплощение этого счастья.
– Теперь я буду жить для них… только для них… – шептала Полина. – Это моя обязанность перед Сергеем. Я должна любить их сильнее прежнего. Что бы со мной стало, если бы их не было у меня?
Далеко за полночь вернулась домой Ильза. Она тихонько разделась и легла, стараясь не потревожить соседей по комнате, но это ей все же не удалось: Мильда Эрдман, долгие годы проработавшая на льнопрядильной фабрике Гофа в Елгаве, проснулась и поспешила передать, что вечером ее искал представитель ЦК Коммунистической партии Латвии.
– Он обещал зайти утром, – сказала Эрдман. – У него есть какое-то известие лично для тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179