Но зачем? Почему он тратит свои мерзкие деньги на такое великолепное искусство? Странный, непонятный человек».
Четыре панели на обратной стороне ширмы живописали другую Японию. Яркими красками была изображена битва при замке Осака, происшедшая в начале XVII века; после нее Иэясу Токугава сделался сегуном Японии. Ширму покрывали человеческие фигурки: сражающиеся самураи, придворные – мужчины и женщины, – наблюдавшие за ходом сражения; был изображен даже сам господин Токугава – будучи выше всех прочих, он с явным чувством удовлетворения радовался победе. Не без интереса Кэндзи отметил, что резной фигуре сегуна были приданы черты Накамуры.
Кэндзи уже собирался усесться на подушки, когда ширма раздвинулась и появился его соперник.
– Оматидо сама дэсита [извините, что заставил вас ждать (яп.) ], проговорил Накамура, слегка кланяясь в его сторону.
Кэндзи ответил неловким поклоном, потому что не хотел встречаться взглядом со своим соотечественником. Тосио Накамура был одет в форму самурая со всеми атрибутами, включая меч и кинжал! «Все это часть психологической обработки, – сказал себе Кэндзи. – Он хочет испугать меня или смутить».
– Ано, хадземемасека [не пора ли начать (яп.) ], – сказал Накамура, усаживаясь на подушку перед Кэндзи. – Котя га, оисии дэсу, нэ? [Правда, черный чай вкусный? (яп.) ]
– Тотэмо оисии дэсу [да, очень вкусный (яп.) ], – ответил Кэндзи, сделав новый глоток. Чай оказался действительно великолепным. «Но ты не сегун, думал Кэндзи, – и я должен изменить общий настрой, прежде чем начнется серьезный разговор».
– Накамура-сан, мы с вами занятые люди, – произнес по-английски губернатор Ватанабэ. – Давайте побыстрее покончим с формальностями и приступим прямо к делу. Сегодня утром ваш представитель сообщил мне по телефону, что вы «озабочены» событиями, происшедшими за последние двадцать четыре часа, и имеете конкретные «позитивные предложения» для уменьшения напряженности, существующей в Новом Эдеме. Поэтому я и пришел переговорить с вами.
На лице Накамуры ничего не отразилось. С легким шипением, выражающим недовольство прямотой Кэндзи, он заговорил:
– Ватанабэ-сан, вы забыли хорошие японские манеры. Невежливо приступать к деловому разговору, не сделав комплимент хозяину дома и не поинтересовавшись его здоровьем. Подобные неловкости всегда ведут к неприятным разногласиям, а их следует избегать...
– Прошу прощения, – перебил его Кэндзи с некоторым нетерпением в голосе. – По-моему, вы в последнюю очередь можете учить меня хорошим манерам. Кстати, мы не в Японии и даже не на Земле, так что старинные обычаи нашей страны здесь неуместны, как и эта одежда на вас...
Кэндзи не собирался оскорблять Накамуру, однако хотел, чтобы его противник обнаружил свои истинные намерения. Заправила-тайкун вскочил на ноги. На какой-то миг губернатору показалось, что Накамура собирается обнажить самурайский меч.
– Хорошо, – сказал Накамура, не скрывая враждебности во взгляде, пусть будет по-вашему... Ватанабэ, вы утратили власть над колонией, граждан больше не устраивает ваше руководство, и, по моим сведениям, в поселении многие поговаривают об импичменте, люди возмущены. Вы провалили исследования погоды и RV-41, а теперь ваша любимая темнокожая судья после бесчисленных проволочек заявила, что насильник-ниггер не будет предан суду. Кое-кто из думающих колонистов, зная, что мы соотечественники, попросил меня убедить вас отказаться от власти, чтобы избежать кровопролития и хаоса.
«Невероятно, – думал Кэндзи, слушая Накамуру. – Этот человек совершенно лишился рассудка». Губернатор решил ограничиться минимальными комментариями в разговоре.
– Итак, вы рекомендуете мне уйти в отставку? – помолчав, переспросил Кэндзи.
– Да, – ответил Накамура уже повелительным тоном. – Но не сию секунду, во всяком случае, не раньше завтрашнего дня. Сегодня вы должны воспользоваться своей исполнительной властью и забрать дело Мартинеса у Николь де Жарден-Уэйкфилд; она явно предвзято относится к этому черномазому. Передайте его судье Ианнелле или Родригесу... любому из них. Видите, – проговорил он с деланной улыбкой, – я даже не предлагаю вам судью Нисимуру.
– Что у вас еще? – спросил Кэндзи.
– Только один вопрос: скажите Уланову, чтобы он снял свою кандидатуру. У него нет никаких шансов одержать победу, а избирательная кампания помешает нам объединиться после победы Макмиллана. Мы нуждаемся в единстве. Я предвижу серьезные опасности: скоро колонии будут угрожать враги, обитающие в другом поселении... те самые ногастики, которых вы считаете «безвредными наблюдателями», тогда как они, без сомнения, являются разведчиками...
Кэндзи был удивлен тем, что он слышит. Почему Накамура так возбужден? Или он всегда такой?
– ... Я хочу подчеркнуть, что время сейчас имеет чрезвычайно важное значение, – продолжал Накамура, – особенно следует поторопиться с делом Мартинеса и с вашей отставкой. Я попросил Кобаяси-сан и прочих членов азиатского сообщества не действовать чересчур поспешно, но после событий прошедшей ночи я уже не уверен, что сумею сдержать их. Его дочь была такой красивой, такой одаренной молодой женщиной. Самоубийство показало всем, что она не хочет жить после позора и бесконечных отсрочек суда над насильником. Все возмущены...
Губернатор Ватанабэ на мгновение забыл о сдержанности.
– А вы разве не знаете, – проговорил он, также вставая, – что в теле Марико Кобаяси обнаружена сперма двух разных людей после той самой ночи, когда она предположительно была изнасилована? А ведь Марико и Педро Мартинес неоднократно утверждали, что провели весь вечер вдвоем... Даже когда на прошлой неделе Николь намекнула Марико на имеющиеся свидетельства, молодая женщина продолжала придерживаться своей версии.
Накамура на миг лишился самообладания. Он поглядел на Кэндзи Ватанабэ.
– Мы не сумели определить, кто был тот другой, – продолжил Кэндзи. Образцы спермы таинственным образом исчезли из лаборатории госпиталя до того, как был завершен полный анализ ДНК. Пока мы располагаем только результатами предварительного исследования.
– Они могут оказаться ошибочными, – заметил Накамура, вновь ощутивший уверенность в себе.
– Очень маловероятно. Во всяком случае, теперь вы можете понять причины нерешительности судьи Уэйкфилд. Все в колонии уже решили, что Педро виновен, а она опасается осудить невиновного.
Последовало продолжительное молчание. Губернатор встал, собираясь уйти.
– Удивляюсь я вам, Ватанабэ, – произнес наконец Накамура. – Вы совершенно не поняли, зачем я назначил вам встречу. Что нам до того, изнасиловал ли этот подонок Марико Кобаяси или нет. Дело не в этом... Я обещал ее отцу, что никарагуанского парня накажут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Четыре панели на обратной стороне ширмы живописали другую Японию. Яркими красками была изображена битва при замке Осака, происшедшая в начале XVII века; после нее Иэясу Токугава сделался сегуном Японии. Ширму покрывали человеческие фигурки: сражающиеся самураи, придворные – мужчины и женщины, – наблюдавшие за ходом сражения; был изображен даже сам господин Токугава – будучи выше всех прочих, он с явным чувством удовлетворения радовался победе. Не без интереса Кэндзи отметил, что резной фигуре сегуна были приданы черты Накамуры.
Кэндзи уже собирался усесться на подушки, когда ширма раздвинулась и появился его соперник.
– Оматидо сама дэсита [извините, что заставил вас ждать (яп.) ], проговорил Накамура, слегка кланяясь в его сторону.
Кэндзи ответил неловким поклоном, потому что не хотел встречаться взглядом со своим соотечественником. Тосио Накамура был одет в форму самурая со всеми атрибутами, включая меч и кинжал! «Все это часть психологической обработки, – сказал себе Кэндзи. – Он хочет испугать меня или смутить».
– Ано, хадземемасека [не пора ли начать (яп.) ], – сказал Накамура, усаживаясь на подушку перед Кэндзи. – Котя га, оисии дэсу, нэ? [Правда, черный чай вкусный? (яп.) ]
– Тотэмо оисии дэсу [да, очень вкусный (яп.) ], – ответил Кэндзи, сделав новый глоток. Чай оказался действительно великолепным. «Но ты не сегун, думал Кэндзи, – и я должен изменить общий настрой, прежде чем начнется серьезный разговор».
– Накамура-сан, мы с вами занятые люди, – произнес по-английски губернатор Ватанабэ. – Давайте побыстрее покончим с формальностями и приступим прямо к делу. Сегодня утром ваш представитель сообщил мне по телефону, что вы «озабочены» событиями, происшедшими за последние двадцать четыре часа, и имеете конкретные «позитивные предложения» для уменьшения напряженности, существующей в Новом Эдеме. Поэтому я и пришел переговорить с вами.
На лице Накамуры ничего не отразилось. С легким шипением, выражающим недовольство прямотой Кэндзи, он заговорил:
– Ватанабэ-сан, вы забыли хорошие японские манеры. Невежливо приступать к деловому разговору, не сделав комплимент хозяину дома и не поинтересовавшись его здоровьем. Подобные неловкости всегда ведут к неприятным разногласиям, а их следует избегать...
– Прошу прощения, – перебил его Кэндзи с некоторым нетерпением в голосе. – По-моему, вы в последнюю очередь можете учить меня хорошим манерам. Кстати, мы не в Японии и даже не на Земле, так что старинные обычаи нашей страны здесь неуместны, как и эта одежда на вас...
Кэндзи не собирался оскорблять Накамуру, однако хотел, чтобы его противник обнаружил свои истинные намерения. Заправила-тайкун вскочил на ноги. На какой-то миг губернатору показалось, что Накамура собирается обнажить самурайский меч.
– Хорошо, – сказал Накамура, не скрывая враждебности во взгляде, пусть будет по-вашему... Ватанабэ, вы утратили власть над колонией, граждан больше не устраивает ваше руководство, и, по моим сведениям, в поселении многие поговаривают об импичменте, люди возмущены. Вы провалили исследования погоды и RV-41, а теперь ваша любимая темнокожая судья после бесчисленных проволочек заявила, что насильник-ниггер не будет предан суду. Кое-кто из думающих колонистов, зная, что мы соотечественники, попросил меня убедить вас отказаться от власти, чтобы избежать кровопролития и хаоса.
«Невероятно, – думал Кэндзи, слушая Накамуру. – Этот человек совершенно лишился рассудка». Губернатор решил ограничиться минимальными комментариями в разговоре.
– Итак, вы рекомендуете мне уйти в отставку? – помолчав, переспросил Кэндзи.
– Да, – ответил Накамура уже повелительным тоном. – Но не сию секунду, во всяком случае, не раньше завтрашнего дня. Сегодня вы должны воспользоваться своей исполнительной властью и забрать дело Мартинеса у Николь де Жарден-Уэйкфилд; она явно предвзято относится к этому черномазому. Передайте его судье Ианнелле или Родригесу... любому из них. Видите, – проговорил он с деланной улыбкой, – я даже не предлагаю вам судью Нисимуру.
– Что у вас еще? – спросил Кэндзи.
– Только один вопрос: скажите Уланову, чтобы он снял свою кандидатуру. У него нет никаких шансов одержать победу, а избирательная кампания помешает нам объединиться после победы Макмиллана. Мы нуждаемся в единстве. Я предвижу серьезные опасности: скоро колонии будут угрожать враги, обитающие в другом поселении... те самые ногастики, которых вы считаете «безвредными наблюдателями», тогда как они, без сомнения, являются разведчиками...
Кэндзи был удивлен тем, что он слышит. Почему Накамура так возбужден? Или он всегда такой?
– ... Я хочу подчеркнуть, что время сейчас имеет чрезвычайно важное значение, – продолжал Накамура, – особенно следует поторопиться с делом Мартинеса и с вашей отставкой. Я попросил Кобаяси-сан и прочих членов азиатского сообщества не действовать чересчур поспешно, но после событий прошедшей ночи я уже не уверен, что сумею сдержать их. Его дочь была такой красивой, такой одаренной молодой женщиной. Самоубийство показало всем, что она не хочет жить после позора и бесконечных отсрочек суда над насильником. Все возмущены...
Губернатор Ватанабэ на мгновение забыл о сдержанности.
– А вы разве не знаете, – проговорил он, также вставая, – что в теле Марико Кобаяси обнаружена сперма двух разных людей после той самой ночи, когда она предположительно была изнасилована? А ведь Марико и Педро Мартинес неоднократно утверждали, что провели весь вечер вдвоем... Даже когда на прошлой неделе Николь намекнула Марико на имеющиеся свидетельства, молодая женщина продолжала придерживаться своей версии.
Накамура на миг лишился самообладания. Он поглядел на Кэндзи Ватанабэ.
– Мы не сумели определить, кто был тот другой, – продолжил Кэндзи. Образцы спермы таинственным образом исчезли из лаборатории госпиталя до того, как был завершен полный анализ ДНК. Пока мы располагаем только результатами предварительного исследования.
– Они могут оказаться ошибочными, – заметил Накамура, вновь ощутивший уверенность в себе.
– Очень маловероятно. Во всяком случае, теперь вы можете понять причины нерешительности судьи Уэйкфилд. Все в колонии уже решили, что Педро виновен, а она опасается осудить невиновного.
Последовало продолжительное молчание. Губернатор встал, собираясь уйти.
– Удивляюсь я вам, Ватанабэ, – произнес наконец Накамура. – Вы совершенно не поняли, зачем я назначил вам встречу. Что нам до того, изнасиловал ли этот подонок Марико Кобаяси или нет. Дело не в этом... Я обещал ее отцу, что никарагуанского парня накажут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129