они выполнили все рутинные исследования и собрали врачам материал для анализа. Одновременно, памятуя о великолепной информационной сети, объединявшей все больницы в метрополисе Далласа, неутомимый доктор Тернер совместно с несколькими Эйнштейнами приступил к созданию полностью компьютеризованной системы слежения за здоровьем колонистов.
Как всегда вечером, когда после прибытия «Санта-Марии» на Раму миновала третья неделя, Эпонина сидела дома одна (распорядок дня Кимберли Гендерсон успел установиться: дома она бывала лишь ночами, дни проводила или на работе, или с Тосио Накамурой и его дружками). Зазвонил видеотелефон. На экране появилось лицо Малкольма Пибоди.
– Эпонина, – застенчиво спросил он, – могу ли я тебя кое о чем попросить?
– О чем, Малкольм?
– Пять минут назад доктор Тернер позвонил мне из госпиталя. Он утверждает, что обследование, проведенное роботами на прошлой неделе, позволило ему обнаружить у меня кое-какие «аномалии». Он хочет провести более тщательное исследование.
Эпонина терпеливо ждала несколько секунд.
– Не понимаю, – сказала она наконец. – О чем же ты меня просишь?
Малкольм глубоко вздохнул.
– Наверное, дело серьезное, Эпонина. Он хочет видеть меня прямо сейчас... Ты съездишь со мной?
– Прямо сейчас ? – удивилась Эпонина, поглядев на часы. – Сейчас уже почти одиннадцать ночи. – Она вдруг припомнила, что Кимберли называла доктора Тернера «трудоголиком» («он же робот, как эти темнокожие роботы-сестрицы»). Эпонине также вспомнились его удивительные синие глаза.
– Хорошо, – ответила она Малкольму, – встречаемся через десять минут на станции.
По ночам Эпонина выходила нечасто. Будучи преподавательницей, она занималась в основном учебными планами. В субботу вечером она ходила с Кимберли, Тосио Накамурой и еще с несколькими людьми в недавно открывшийся японский ресторан. Но блюда были ей незнакомы, вокруг оказались одни азиаты, к тому же, перепив, они стали приставать к ней. Кимберли ругала ее за «привередливость и индивидуализм», однако дальнейшие предложения в области общения Эпонина отклонила.
До станции она добралась прежде Малкольма и, ожидая его, все удивлялась тому, насколько, должно быть, преобразило поселок появление в нем людей. «Посмотрим, – думала она. – „Пинта“ появилась здесь три месяца назад, „Нинья“ – через пять недель после этого. А уже повсюду магазины – и на станции, и в поселке. Все признаки человеческого существования. Если мы пробудем здесь год или два, колонию нельзя будет отличить от земного поселка».
Во время короткой поездки Малкольм нервничал и много разговаривал.
– Я знаю, дело в сердце, Эпонина, – сказал он. – После смерти Уолтера у меня там все время болит. А я сперва подумал, что дело в голове.
– Не волнуйся, – ответила ему Эпонина. – Уверена: ничего серьезного.
Эпонина с трудом удерживала глаза открытыми. Уже перевалило за три часа. Малкольм спал, сидя на скамейке возле нее. «Что там делает этот доктор? – гадала она. – Обещал ведь, что не задержит нас».
Едва только они прибыли, доктор Тернер обследовал Малкольма с помощью компьютеризованного стетоскопа и, заявив, что он нуждается в более серьезных исследованиях, отвел его внутрь госпиталя. В приемную Малкольм возвратился через час. Эпонина видела врача лишь мельком, когда тот приглашал Малкольма в своей кабинет.
– Вы подруга мистера Пибоди? – прозвучал голос. Эпонина, должно быть, задремала. Когда к ней вернулась способность видеть, она обнаружила прямо перед собой прекрасные васильковые глаза. Доктор казался расстроенным и усталым.
– Да, – ответила Эпонина негромко, чтобы не разбудить уснувшего на ее плече мужчину.
– Он скоро умрет, – сказал доктор Тернер. – Возможно, недели через две.
Эпонина ощутила всем телом, как откуда-то прихлынула кровь. «Я не ослышалась? – думала она. – Он сказал, что Малкольм скоро умрет?» Эпонина была ошеломлена.
– Ему потребуется поддержка, – говорил врач.
Он помедлил, поглядел на Эпонину. Может быть, пытаясь вспомнить, где видел ее.
– Вы сумеете помочь ему? – спросил доктор Тернер.
– Я... я надеюсь, – ответила Эпонина.
Малкольм зашевелился.
– Придется его разбудить, – сказал доктор.
В глазах доктора Тернера не было заметно эмоций. Он поставил диагноз, а дальше не его дело, ему все равно. «Ким права, – подумала Эпонина. – Это автомат вроде роботов Тиассо».
По просьбе доктора Эпонина проводила Малкольма по коридору в комнату, полную медицинских приборов.
– Оборудование, привезенное нами с Земли, подбирали ученые люди, произнес доктор Тернер, обращаясь к Малкольму. – Хотя штат у нас невелик, но диагностическая аппаратура – первый класс.
Все трое отправились к прозрачному кубу размером около одного метра. Доктор Тернер пояснил:
– Это удивительное устройство называется органопроектором. Он может воссоздавать во всех подробностях почти все основные органы человеческого тела. То, что мы видим внутри него, мистер Пибоди, представляет собой полученное компьютером изображение вашего сердца, каким оно было девяносто минут назад, когда я ввел индикаторное вещество в ваши кровеносные сосуды.
Доктор Тернер показал на соседнюю комнату, где Малкольм, наверное, подвергался всевозможным экспериментам.
– Пока вы сидели на этом столе, – продолжил врач, – устройство с большой линзой сканировало ваш организм миллион раз в секунду. По расположению индикаторного вещества и миллиардам мгновенных снимков было построено весьма точное трехмерное изображение вашего сердца. Его вы и видите внутри куба.
Доктор Тернер помедлил, коротко глянул в сторону и вновь перевел глаза на Малкольма.
– Я не собираюсь вас пугать, мистер Пибоди, просто мне хотелось бы объяснить, как я узнал о причинах вашего заболевания. Чтобы вы поняли ошибиться я не мог.
Глаза Малкольма округлились от испуга. Доктор взял его за руку и подвел к кубу.
– Поглядите сюда, на тыльную сторону сердца... наверх. Видите странные полосы и сетки на волокнах? Это сердечные мышцы, они подверглись необратимой эрозии.
Малкольм, казалось, целую вечность разглядывал куб и опустил голову.
– Значит, я умру, доктор? – кротко спросил он.
Роберт Тернер взял пациента за руку.
– Да, Малкольм. На Земле мы могли бы, возможно, сделать вам пересадку сердца. Но здесь это исключается: у нас нет ни оборудования, ни донора... Если хотите, я могу вскрыть вашу грудную клетку и проверить диагноз. Но едва ли прогноз может измениться.
Малкольм покачал головой. По его щекам потекли слезы. Эпонина обняла за плечи невысокого мужчину и тоже заплакала.
– Извините, что так долго заставил вас ждать с диагнозом, – сказал доктор Тернер, – но в столь серьезном случае следовало удостовериться в правильности принятого решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Как всегда вечером, когда после прибытия «Санта-Марии» на Раму миновала третья неделя, Эпонина сидела дома одна (распорядок дня Кимберли Гендерсон успел установиться: дома она бывала лишь ночами, дни проводила или на работе, или с Тосио Накамурой и его дружками). Зазвонил видеотелефон. На экране появилось лицо Малкольма Пибоди.
– Эпонина, – застенчиво спросил он, – могу ли я тебя кое о чем попросить?
– О чем, Малкольм?
– Пять минут назад доктор Тернер позвонил мне из госпиталя. Он утверждает, что обследование, проведенное роботами на прошлой неделе, позволило ему обнаружить у меня кое-какие «аномалии». Он хочет провести более тщательное исследование.
Эпонина терпеливо ждала несколько секунд.
– Не понимаю, – сказала она наконец. – О чем же ты меня просишь?
Малкольм глубоко вздохнул.
– Наверное, дело серьезное, Эпонина. Он хочет видеть меня прямо сейчас... Ты съездишь со мной?
– Прямо сейчас ? – удивилась Эпонина, поглядев на часы. – Сейчас уже почти одиннадцать ночи. – Она вдруг припомнила, что Кимберли называла доктора Тернера «трудоголиком» («он же робот, как эти темнокожие роботы-сестрицы»). Эпонине также вспомнились его удивительные синие глаза.
– Хорошо, – ответила она Малкольму, – встречаемся через десять минут на станции.
По ночам Эпонина выходила нечасто. Будучи преподавательницей, она занималась в основном учебными планами. В субботу вечером она ходила с Кимберли, Тосио Накамурой и еще с несколькими людьми в недавно открывшийся японский ресторан. Но блюда были ей незнакомы, вокруг оказались одни азиаты, к тому же, перепив, они стали приставать к ней. Кимберли ругала ее за «привередливость и индивидуализм», однако дальнейшие предложения в области общения Эпонина отклонила.
До станции она добралась прежде Малкольма и, ожидая его, все удивлялась тому, насколько, должно быть, преобразило поселок появление в нем людей. «Посмотрим, – думала она. – „Пинта“ появилась здесь три месяца назад, „Нинья“ – через пять недель после этого. А уже повсюду магазины – и на станции, и в поселке. Все признаки человеческого существования. Если мы пробудем здесь год или два, колонию нельзя будет отличить от земного поселка».
Во время короткой поездки Малкольм нервничал и много разговаривал.
– Я знаю, дело в сердце, Эпонина, – сказал он. – После смерти Уолтера у меня там все время болит. А я сперва подумал, что дело в голове.
– Не волнуйся, – ответила ему Эпонина. – Уверена: ничего серьезного.
Эпонина с трудом удерживала глаза открытыми. Уже перевалило за три часа. Малкольм спал, сидя на скамейке возле нее. «Что там делает этот доктор? – гадала она. – Обещал ведь, что не задержит нас».
Едва только они прибыли, доктор Тернер обследовал Малкольма с помощью компьютеризованного стетоскопа и, заявив, что он нуждается в более серьезных исследованиях, отвел его внутрь госпиталя. В приемную Малкольм возвратился через час. Эпонина видела врача лишь мельком, когда тот приглашал Малкольма в своей кабинет.
– Вы подруга мистера Пибоди? – прозвучал голос. Эпонина, должно быть, задремала. Когда к ней вернулась способность видеть, она обнаружила прямо перед собой прекрасные васильковые глаза. Доктор казался расстроенным и усталым.
– Да, – ответила Эпонина негромко, чтобы не разбудить уснувшего на ее плече мужчину.
– Он скоро умрет, – сказал доктор Тернер. – Возможно, недели через две.
Эпонина ощутила всем телом, как откуда-то прихлынула кровь. «Я не ослышалась? – думала она. – Он сказал, что Малкольм скоро умрет?» Эпонина была ошеломлена.
– Ему потребуется поддержка, – говорил врач.
Он помедлил, поглядел на Эпонину. Может быть, пытаясь вспомнить, где видел ее.
– Вы сумеете помочь ему? – спросил доктор Тернер.
– Я... я надеюсь, – ответила Эпонина.
Малкольм зашевелился.
– Придется его разбудить, – сказал доктор.
В глазах доктора Тернера не было заметно эмоций. Он поставил диагноз, а дальше не его дело, ему все равно. «Ким права, – подумала Эпонина. – Это автомат вроде роботов Тиассо».
По просьбе доктора Эпонина проводила Малкольма по коридору в комнату, полную медицинских приборов.
– Оборудование, привезенное нами с Земли, подбирали ученые люди, произнес доктор Тернер, обращаясь к Малкольму. – Хотя штат у нас невелик, но диагностическая аппаратура – первый класс.
Все трое отправились к прозрачному кубу размером около одного метра. Доктор Тернер пояснил:
– Это удивительное устройство называется органопроектором. Он может воссоздавать во всех подробностях почти все основные органы человеческого тела. То, что мы видим внутри него, мистер Пибоди, представляет собой полученное компьютером изображение вашего сердца, каким оно было девяносто минут назад, когда я ввел индикаторное вещество в ваши кровеносные сосуды.
Доктор Тернер показал на соседнюю комнату, где Малкольм, наверное, подвергался всевозможным экспериментам.
– Пока вы сидели на этом столе, – продолжил врач, – устройство с большой линзой сканировало ваш организм миллион раз в секунду. По расположению индикаторного вещества и миллиардам мгновенных снимков было построено весьма точное трехмерное изображение вашего сердца. Его вы и видите внутри куба.
Доктор Тернер помедлил, коротко глянул в сторону и вновь перевел глаза на Малкольма.
– Я не собираюсь вас пугать, мистер Пибоди, просто мне хотелось бы объяснить, как я узнал о причинах вашего заболевания. Чтобы вы поняли ошибиться я не мог.
Глаза Малкольма округлились от испуга. Доктор взял его за руку и подвел к кубу.
– Поглядите сюда, на тыльную сторону сердца... наверх. Видите странные полосы и сетки на волокнах? Это сердечные мышцы, они подверглись необратимой эрозии.
Малкольм, казалось, целую вечность разглядывал куб и опустил голову.
– Значит, я умру, доктор? – кротко спросил он.
Роберт Тернер взял пациента за руку.
– Да, Малкольм. На Земле мы могли бы, возможно, сделать вам пересадку сердца. Но здесь это исключается: у нас нет ни оборудования, ни донора... Если хотите, я могу вскрыть вашу грудную клетку и проверить диагноз. Но едва ли прогноз может измениться.
Малкольм покачал головой. По его щекам потекли слезы. Эпонина обняла за плечи невысокого мужчину и тоже заплакала.
– Извините, что так долго заставил вас ждать с диагнозом, – сказал доктор Тернер, – но в столь серьезном случае следовало удостовериться в правильности принятого решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129