Без помощи Кавабатов Эпонина не смогла бы поставить пьесы. Биоты спроектировали и соорудили декорации и костюмы, они контролировали освещение, даже проводили репетиции, когда она сама не могла присутствовать. Школа располагала четырьмя Кавабатами, и в течение шести недель, непосредственно предшествовавших постановке, трое из них находились в распоряжении Эпонины.
– Хорошая работа, – проговорила Эпонина, приближаясь по сцене к студентам. – Пожалуй, на сегодня хватит.
– Мисс Уэйкфилд, – произнес Кавабата номер 052, – в трех местах ваши слова не точно соответствовали тексту. Начиная со слов...
– Скажешь ей завтра, – перебила Эпонина, вежливо отсылая биота. – Тогда Элли лучше воспримет советы. – И она обратилась к своей небольшой труппе: – Вопросы есть?
– Я знаю, что это уже не впервые, мисс Эпонина, – раздался неуверенный голос Педро Мартинеса, – но мне бы хотелось вновь поговорить об этом... Вы сказали нам, что Годо – не личность, что он (или оно) на самом деле концепция или фантазия... что мы просто чего-то ждем... Я прошу прощения, но мне трудно понять, чего же...
– Вся пьеса целиком представляет собой комментарий на тему абсурдности жизни, – ответила Эпонина, помедлив несколько секунд. – Мы смеемся, узнавая себя в этих героях, мы слышим от них собственные слова и речи. Беккет сумел уловить тоску человеческого духа. Годо все исправит... кем бы он ни был. Он преобразует наши жизни и сделает нас счастливыми.
– Выходит, Годо – все-таки Бог? – спросил Педро.
– Возможно, – продолжила Эпонина. – Бог... или даже наши старшие братья по разуму, построившие Раму и Узел, где побывала Элли со своей семьей. Любая сила, власть или существо, способные избавить мир от всех бед, может стать Годо. Вот поэтому пьеса и является универсальной.
– Педро, – потребовал голос из глубины небольшого зала, – ты уже закончил?
– Еще минутку, Марико, – ответил молодой человек. – У нас интересный разговор. Ты не хочешь присоединиться к нам?
Девушка-японка осталась в дверях.
– Не собираюсь, – резко сказала она. – Пошли.
Эпонина отпустила свою труппу, и Педро соскочил со сцены. Элли подошла к учительнице, когда молодой человек поспешил к двери.
– Почему он позволяет ей такие поступки? – громко удивилась Элли.
– Не спрашивай меня, – проговорила Эпонина, пожав плечами. – В вопросах личных взаимоотношений я не эксперт.
«Беда с этой Кобаяси, – подумала Эпонина, вспоминая, как Марико смотрела на них с Элли... словно на насекомых. – Мужчины иногда настолько глупы».
– Эпонина, – спросила Элли, – ты не будешь возражать, если мои родители придут на генеральную репетицию? Мой отец всегда любил пьесы Беккета и...
– Я рада видеть твоих родителей в любое время, к тому же мне нужно поблагодарить их...
– Мисс Эпонина , – обратился к ней мужской голос из глубин комнаты. Это был Дерек Брюер, один из студентов Эпонины, в школьном возрасте влюбившийся в нее. Он сделал несколько шагов к ней и затем выкрикнул снова: – Вы слыхали новость?
Эпонина качнула головой. Дерек был явно взволнован.
– Судья Мышкин объявил ношение нарукавных повязок антиконституционным!
Эпонина несколько секунд впитывала информацию. К этому времени Дерек уже оказался рядом с ней, радуясь, что принес добрую весть.
– А ты... не напутал? – спросила она.
– Мы только что услышали об этом по радио.
Эпонина потянулась к ненавистной красной повязке. Глянув на Дерека и Элли, быстрым движением сорвала полоску с руки и отбросила в сторону. Эпонина проводила тряпку взглядом, и глаза ее наполнились слезами.
– Спасибо тебе, Дерек, – сказала она.
Четыре молодые руки обняли Эпонину.
– Поздравляю вас, – тихо проговорила Элли.
4
Гамбургерную в Сентрал-Сити обслуживали исключительно биоты. Два Линкольна вели дела процветающего ресторанчика, четыре Гарсиа обслуживали желающих перекусить. Пищу готовили двое Эйнштейнов, а безупречную чистоту наводила одна-единственная Тиассо. Гамбургерная приносила большой доход ее владельцу; затрат не потребовалось никаких, только на продукты и переоборудование помещения.
Элли всегда ужинала здесь по средам, когда добровольно работала в госпитале. В тот день, когда было обнародовано заявление Мышкина, к Элли в гамбургерной присоединилась ее учительница Эпонина, избавившаяся теперь от повязки.
– Интересно, как это я никогда не встречала тебя в госпитале, а? проговорила Эпонина, приступая к жаренной по-французски картошке. – Чем ты там занимаешься?
– В основном разговариваю с больными детьми, – ответила Элли. – У четверых или пятерых весьма серьезные заболевания, а у одного малыша даже RV-41, и все они любят, когда их посещают люди. Биоты-Тиассо отлично справляются с делами и процедурами, но не способны морально поддержать больных.
– Пожалуйста, скажи мне, зачем тебе это нужно? – проговорила Эпонина, прожевав кусок гамбургера. – Ты молода, красива, здорова и можешь заниматься тысячью других вещей.
– Это не совсем так, – ответила Элли. – Вы сами знаете, что моя мать очень хорошо умеет понимать людей, и я ощущаю, что мои разговоры с детьми приносят пользу. – Она помедлила недолго. – Конечно, в обществе я держусь неловко... физически мне девятнадцать или двадцать лет, что вполне подходит для колледжа, однако у меня почти нет социального опыта. – Элли покраснела. – Одна из моих школьных подружек сказала, что юноши считают меня инопланетянкой.
Эпонина улыбнулась своей любимице. «Эх, быть бы любой инопланетянкой, но избавиться от RV-41, – подумала она. – Поверь мне, молодые люди действительно много теряют, если не обращают на тебя внимания».
Женщины закончили обед и оставили небольшой ресторанчик. Она вышли на площадь Сентрал-Сити. Посреди площади высился цилиндрический монумент, изображающий Раму. Памятник открыли в первый День Поселения. Общая высота монумента составляла два с половиной метра. На уровне глаз в цилиндре размещалась прозрачная сфера диаметром 50 сантиметров. Маленький огонек в ее центре представлял Солнце. Сечение, в котором перемещались Земля и другие планеты Солнечной системы, было плоскостью эклиптики; огоньки, тут и там рассеянные по сфере, обозначали относительное положение всех звезд в радиусе двадцати световых лет от Солнца.
Световая линия связывала Солнце и Сириус, отмечая путь, который Уэйкфилды совершили, путешествуя к Узлу и обратно. Другая тоненькая световая линия тянулась от Солнечной системы, обозначая траекторию Рамы III после того, как космический корабль принял на борт людей-колонистов на орбите Марса; заканчивалась она большим мерцающим красным огоньком, находившимся сейчас примерно на одной трети пути между Солнцем и звездой Тау Кита.
– Насколько я понимаю, идея возведения этого монумента принадлежит твоему отцу, – проговорила Эпонина, когда обе женщины остановились около небесной сферы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129