Целое человечество, привыкшее утверждать, что человеку подвластно все, которое так самоуверенно, когда речь идет о прогрессе и о будущем, не могло бы вернуть ему барышню Коновалову и перемести его самого на ту скамейку, где лежит ее ученическая сумка.
По-прежнему понурившись, но уже поторапливая себя, он вышел из Гайд-парка и, перейдя улицу, направился к дому, минуя памятник полярному исследователю (имя которого Надя пишет а произносит Шеклтон), потом медленно прошел мимо нескольких — огромных — музеев и затем попробовал ускорить шаг. Выпрямился. Возле небольшого сквера перед станцией подземки свернул в тихую полуразрушенную улочку. Не нравится ему это человечество. Оно умеет возводить пирамиды для фараонов, покрывать трупами поля сражений для Наполеона, изображать на картинах еще неоткрытые небесные туманности, но не может, даже если б захотело, вернуть ему ту девочку с длинными косами, которая испуганно убежала из парка.
Он вспоминает, как во время последней встречи предлагал ей вместе покончить с собой.
Они стояли в полумраке, какой сейчас был в парке, в Лондоне, под фонарем. Она жила в той части Санкт- Петербурга, которая называется Новая Голландия. Им стоило сделать шаг-два и так, обнявшись, прыгнуть в воду, чтобы навсегда уйти в некую мрачную, подводную Голландию, откуда нет возврата. Но она, бедняжка, в последнюю минуту заколебалась. Вода холодная. Сказала ему по-французски, дрожащими губами — она уверена, что, оказавшись в воде, тотчас же закричала бы и всплыла.
Разве он мог стать убийцей?
Почувствовав, что нога деревень Репнин отогнал от себя все эти привидения, воспоминания и решил, что должен ступать тверже, увереннее и идти быстрее. Обернулся, чтобы проверить, не смотрит ли кто-нибудь ему вслед. И уж совсем некстати вдруг вспомнил, как некогда маршировал перед штабом Брусилова.
Это было и смешно и приятно. Присел на покосившийся забор какого-то разрушенного дома, на той же улице. До его дома оставалось минут десять ходу. Подумал, что там его ждет жена, теплая ванна, отдых и стопка иллюстрированных журналов, полученных от старой графини, в которых накануне он видел фотографии парада Красной Армии на Красной площади, в Москве. Перед Кремлем. В первый момент что-то недовольно проворчал. Потом представил себе четкую поступь бойцов и ему показалось, что она точно такая же, как и поступь царских солдат. Невольно и радостно улыбнулся.
Вдруг ощутил, как по всему телу — с головы, до ног пробежала приятная дрожь. Та же выправка!
На улице никого не было. Вдруг под фонарем ему почудилась чья-то тень. Совсем прямая, она скользнула по стене. И до него донесся знакомый голос покойного Бар- лова — кавалера ордена Святого Георгия,— будто бы шепнувшего ему сквозь смех: Так! Шагом марш. Марш. Домой! Домой! Мы возвращаемся. Мы все возвращаемся!
Репнин, зачарованный, остановился, провел рукой по лбу, словно отгоняя от глаз ночную бабочку. На тротуаре никого не было видно. Но тем не менее он слышал смех и поэтому зашагал все быстрее, увереннее, все упрямей. Подумал, Надя уже, конечно, вернулась. Надо ей что-то приготовить поесть. Она, бедняжка, занята этими эскимосами.
Как будто и правда кто-то идет впереди или рядом с ним, Репнин вопреки собственному желанию шагает все четче, ритмичнее и слышит, как позади него кричат, кричат какие-то голоса. И шагают, шагают мертвые.
Подчиняясь старой русской команде.
АДМИРАЛ И КОРОВЫ
Ноябрь в Лондоне обычно начинается туманами, но в тот год иногда выдавались дни, словно продолжавшие затянувшееся октябрьское бабье лето, известное здесь под названием «индийского». В это позднее лето бывало и солнце. По часу — по два оно светит, пробившись сквозь облака, необычно. Листья не желтеют. Трава — зеленая. В парке полно зимних цветов. Здания сверкают, будто зеркальные. Некоторые лондонские уголки в туманные дни напоминают Шотландию, ее замки, где, говорят, водятся привидения и до которых можно добраться лишь по крутым тропинкам, застланным желтой листвой.
Прихрамывая совсем чуть-чуть на левую ногу, Репнин каждое утро идет на работу, спешит к автобусной остановке. Рядом бредут пенсионеры, ветераны войн, дом которых находится рядом, в том же квартале, в районе под названием Челзи — так произносится, а пишется не на. Летние, красные шинели уже сменили на синие, зимние. Иногда, улыбаясь, кивают Репнину, молча. Помнят его. Тут, поблизости, он жил во время войны.
Репнину мерещится, когда он идет по боковым улочкам, будто над ним и перед ним растянуты какие-то сети, невидимые, хотя их все-таки видно. Он чувствует, угадываем что, пока жил на берегу океана, Лондон переменился к нему, а почему — он и сам не может сказать. Он был очень одинок в предместье Милл-Хилл. А сейчас, здесь ему не дают покоя мужчины и женщины, с которыми он познакомился в Корнуолле. Капитан Беляев, миссис Фои, миссис Крылова, доктор Крылов, миссис Петерс-Петряева, граф Андрей Покровский со своей тещей. Леди Парк и ее супруг, этот исполинский шотландец, владеющий плантациями на острове Цейлон, который здесь произносится Силон. Жена доктора даже повадилась по вечерам заезжать за Надей на машине, она поджидает ее возле школы моделирования, хотя Надя вовсе не хочет этого. (Тайком ускользает в другую дверь.) Парк уже второй раз приглашает их провести у него уик-энд. А старая графиня Панова постоянно твердит, что эмигрант в Лондоне должен заводить связи. Даже после ссоры в Польском клубе молодой Сорокин, не скрывая этого от жены, звонит по телефону Наде и любезничает с ней.
Репнин же, ежедневно в утреннем тумане отправляясь на работу, вспоминает Корнуолл и отель, где он жил и познакомился с этими людьми. И мысленно теперь часто переносится не только в Россию, но и в тот маленький городок, на берегу океана: Сантмаугн. Припоминает, как из окна автобуса рассматривал лица прохожих, которых никогда более не встретит, и снова видел перед собой океан и какую-то голубую гору вдали, и совсем ясно церковную колокольню. Все это напоминает ему Бретань семь лет назад.
Когда теперь, в Лондоне, он садится в автобус и вглядывается в незнакомые лица едущих вместе с ним попутчиков, он задает себе вопрос: почему отель в Корнуолле так изменил его жизнь? И уверен — перемены не кончились. А здание отеля совсем отчетливо видится ему и в окне автобуса, лондонского. Зачем он там был? Зачем его туда отправили? Чтобы превратить в призрак?
Впрочем, когда он вышел на своей остановке напротив отеля «НМт,», ему показалось, что по Лондону вслед за ним идут тоже призраки. Ежедневно он проходит возле дворца, где когда-то жил победитель Наполеона, приказавший в этой части Лондона в нескольких местах поставить каменные столбики, с которых ему было бы
легче садиться верхом на коня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
По-прежнему понурившись, но уже поторапливая себя, он вышел из Гайд-парка и, перейдя улицу, направился к дому, минуя памятник полярному исследователю (имя которого Надя пишет а произносит Шеклтон), потом медленно прошел мимо нескольких — огромных — музеев и затем попробовал ускорить шаг. Выпрямился. Возле небольшого сквера перед станцией подземки свернул в тихую полуразрушенную улочку. Не нравится ему это человечество. Оно умеет возводить пирамиды для фараонов, покрывать трупами поля сражений для Наполеона, изображать на картинах еще неоткрытые небесные туманности, но не может, даже если б захотело, вернуть ему ту девочку с длинными косами, которая испуганно убежала из парка.
Он вспоминает, как во время последней встречи предлагал ей вместе покончить с собой.
Они стояли в полумраке, какой сейчас был в парке, в Лондоне, под фонарем. Она жила в той части Санкт- Петербурга, которая называется Новая Голландия. Им стоило сделать шаг-два и так, обнявшись, прыгнуть в воду, чтобы навсегда уйти в некую мрачную, подводную Голландию, откуда нет возврата. Но она, бедняжка, в последнюю минуту заколебалась. Вода холодная. Сказала ему по-французски, дрожащими губами — она уверена, что, оказавшись в воде, тотчас же закричала бы и всплыла.
Разве он мог стать убийцей?
Почувствовав, что нога деревень Репнин отогнал от себя все эти привидения, воспоминания и решил, что должен ступать тверже, увереннее и идти быстрее. Обернулся, чтобы проверить, не смотрит ли кто-нибудь ему вслед. И уж совсем некстати вдруг вспомнил, как некогда маршировал перед штабом Брусилова.
Это было и смешно и приятно. Присел на покосившийся забор какого-то разрушенного дома, на той же улице. До его дома оставалось минут десять ходу. Подумал, что там его ждет жена, теплая ванна, отдых и стопка иллюстрированных журналов, полученных от старой графини, в которых накануне он видел фотографии парада Красной Армии на Красной площади, в Москве. Перед Кремлем. В первый момент что-то недовольно проворчал. Потом представил себе четкую поступь бойцов и ему показалось, что она точно такая же, как и поступь царских солдат. Невольно и радостно улыбнулся.
Вдруг ощутил, как по всему телу — с головы, до ног пробежала приятная дрожь. Та же выправка!
На улице никого не было. Вдруг под фонарем ему почудилась чья-то тень. Совсем прямая, она скользнула по стене. И до него донесся знакомый голос покойного Бар- лова — кавалера ордена Святого Георгия,— будто бы шепнувшего ему сквозь смех: Так! Шагом марш. Марш. Домой! Домой! Мы возвращаемся. Мы все возвращаемся!
Репнин, зачарованный, остановился, провел рукой по лбу, словно отгоняя от глаз ночную бабочку. На тротуаре никого не было видно. Но тем не менее он слышал смех и поэтому зашагал все быстрее, увереннее, все упрямей. Подумал, Надя уже, конечно, вернулась. Надо ей что-то приготовить поесть. Она, бедняжка, занята этими эскимосами.
Как будто и правда кто-то идет впереди или рядом с ним, Репнин вопреки собственному желанию шагает все четче, ритмичнее и слышит, как позади него кричат, кричат какие-то голоса. И шагают, шагают мертвые.
Подчиняясь старой русской команде.
АДМИРАЛ И КОРОВЫ
Ноябрь в Лондоне обычно начинается туманами, но в тот год иногда выдавались дни, словно продолжавшие затянувшееся октябрьское бабье лето, известное здесь под названием «индийского». В это позднее лето бывало и солнце. По часу — по два оно светит, пробившись сквозь облака, необычно. Листья не желтеют. Трава — зеленая. В парке полно зимних цветов. Здания сверкают, будто зеркальные. Некоторые лондонские уголки в туманные дни напоминают Шотландию, ее замки, где, говорят, водятся привидения и до которых можно добраться лишь по крутым тропинкам, застланным желтой листвой.
Прихрамывая совсем чуть-чуть на левую ногу, Репнин каждое утро идет на работу, спешит к автобусной остановке. Рядом бредут пенсионеры, ветераны войн, дом которых находится рядом, в том же квартале, в районе под названием Челзи — так произносится, а пишется не на. Летние, красные шинели уже сменили на синие, зимние. Иногда, улыбаясь, кивают Репнину, молча. Помнят его. Тут, поблизости, он жил во время войны.
Репнину мерещится, когда он идет по боковым улочкам, будто над ним и перед ним растянуты какие-то сети, невидимые, хотя их все-таки видно. Он чувствует, угадываем что, пока жил на берегу океана, Лондон переменился к нему, а почему — он и сам не может сказать. Он был очень одинок в предместье Милл-Хилл. А сейчас, здесь ему не дают покоя мужчины и женщины, с которыми он познакомился в Корнуолле. Капитан Беляев, миссис Фои, миссис Крылова, доктор Крылов, миссис Петерс-Петряева, граф Андрей Покровский со своей тещей. Леди Парк и ее супруг, этот исполинский шотландец, владеющий плантациями на острове Цейлон, который здесь произносится Силон. Жена доктора даже повадилась по вечерам заезжать за Надей на машине, она поджидает ее возле школы моделирования, хотя Надя вовсе не хочет этого. (Тайком ускользает в другую дверь.) Парк уже второй раз приглашает их провести у него уик-энд. А старая графиня Панова постоянно твердит, что эмигрант в Лондоне должен заводить связи. Даже после ссоры в Польском клубе молодой Сорокин, не скрывая этого от жены, звонит по телефону Наде и любезничает с ней.
Репнин же, ежедневно в утреннем тумане отправляясь на работу, вспоминает Корнуолл и отель, где он жил и познакомился с этими людьми. И мысленно теперь часто переносится не только в Россию, но и в тот маленький городок, на берегу океана: Сантмаугн. Припоминает, как из окна автобуса рассматривал лица прохожих, которых никогда более не встретит, и снова видел перед собой океан и какую-то голубую гору вдали, и совсем ясно церковную колокольню. Все это напоминает ему Бретань семь лет назад.
Когда теперь, в Лондоне, он садится в автобус и вглядывается в незнакомые лица едущих вместе с ним попутчиков, он задает себе вопрос: почему отель в Корнуолле так изменил его жизнь? И уверен — перемены не кончились. А здание отеля совсем отчетливо видится ему и в окне автобуса, лондонского. Зачем он там был? Зачем его туда отправили? Чтобы превратить в призрак?
Впрочем, когда он вышел на своей остановке напротив отеля «НМт,», ему показалось, что по Лондону вслед за ним идут тоже призраки. Ежедневно он проходит возле дворца, где когда-то жил победитель Наполеона, приказавший в этой части Лондона в нескольких местах поставить каменные столбики, с которых ему было бы
легче садиться верхом на коня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201